Сергей Шкенев - Красный властелин
Матвей Барабаш помешивал в котелке мерзко воняющее варево и обернулся на звук шагов.
— Ну что, Миха, как он там?
— Плохо, — Михась присел у костра на корточки и протянул руки к огню. — Бредит. Всё ругается с кем-то.
— Ничего, и не таких на ноги ставили, — старший десятник зачерпнул полную ложку своей стряпни, понюхал и поморщился. — Вот вернейшее средство — если сразу не помрёт, то к завтрашнему дню очухается.
Кочик с сомнением пожал плечами. Что-то ему не приходилось слышать о случаях заживления ожогов на большей части тела обыкновенной похлёбкой из драконьего хвоста. Может, из чего другого и помогло бы, не зря же ходят слухи о живой воде и молодильных яблоках… В сказках, да…
— А если не очухается?
— Тогда помрёт. Чего морду кривишь? Это мы с тобой сдохнем, а такие люди, как Еремей, непременно помирают. Оно благороднее.
— А в живых ему остаться никак?
— Да я не в том смысле. Ну, ты понял.
— Понял, — вздохнул лётчик.
Ему очень не хотелось, чтобы умер лежавший в землянке профессор Баргузин. Совсем не хотелось, хотя в былые времена на студенческих попойках, в коих принимал живейшее участие, неоднократно произносил тосты за скорую и ужасную погибель строгого преподавателя хрен пойми какой словесности и древнебиармийского шаманизма. Жизнь повернулась так, что вчерашний злой гений Роденийского университета превратился в могучего… в могучего… Нет, даже слово такое ещё не придумано, чтобы точно назвать. Воин? Да, в какой-то степени воин в превосходной степени.
Да ещё эта магия, которая, по уверениям самого Еремея, магией вовсе не является. Тогда чем?
— Вроде готово, — Барабаш снял котелок с огня. — Не хочешь попробовать?
— Уж как-нибудь обойдусь.
— Зря.
— И всё равно воздержусь.
— Тогда и я не буду, — решил старший десятник. — Пойдём кормить нашего болящего героя?
Не услышав ответа, Матвей повернул голову к Михасю и крайне удивился выражению его лица. Тот с корточек шлёпнулся на задницу и так сидел с открытым ртом и широко распахнутыми глазами. И ещё пытался показать на что-то пальцем. Хриплые звуки, напоминающие свист и шипение одновременно, переводу на человеческий язык не поддавались и требовали немедленного уточнения.
— Михась, ты подавился, что ли?
— Нет! — Кочик обрёл дар речи, но бледность не оставила его лица. — Там!
— Где? — старший десятник поставил котелок на плоский камень. — И кто?
Знакомый голос за спиной произнёс:
— Конь в пальто, — и уточнил: — В драповом.
Барабаш подскочил, развернувшись прямо в воздухе, и чуть было не угодил ногой в горячее варево. Плевать, опрокинувшуюся похлёбку не жалко, и он согласен готовить её сутками напролёт, лишь бы открывшаяся картина не оказалась обманом зрения.
— Ну, ты нас и напугал, Ерёма, — Матвей уважительно наблюдал, как профессор с большим аппетитом доедает остатки целебного супа, по чести сказать, никогда и не бывшего шедевром кулинарного искусства. — Думали, всё уж, не выживешь. А тут вон оно как получилось. Но целую неделю без сознания…
— Угу, — согласился занятый едой Баргузин, и непонятно было, к чему его согласие относится. — Немного умеем.
Еремей имел вид совершенно здорового человека, и если бы не обгорелые лохмотья, сбросить которые профессор так и не удосужился… И, что самое удивительное, бородатый. Как получилось за столь короткое время отрастить полностью сгоревшие волосы? С ожогами как раз понятно — на то она и существует, эта самая магия, но даже сильнейшие пиктийские колдуны не в состоянии бороться с собственными лысинами. Или у имперцев магия нечестивая, а у Баргузина как раз наоборот?
— Мяса ещё? — старший десятник протянул прутик с запечённой на углях вороной. — Дичь!
— Откуда?
— Михась давеча из пращи подшиб. Представляешь, не могу больше на драконятину смотреть, в глотку не лезет, проклятая.
— А, ну да… — Еремей оторвал чуть подгоревшее крылышко и задумчиво пожевал. — Тоже дрянь ещё та, как бы не хуже.
— Зато разнообразие. Да и много ли нам сейчас надо? Пара штук, и все.
Баргузин помрачнел и перестал работать челюстями. Нет, не такими он представлял результаты засады на остатки пиктийского драконьего полка. Совсем не такими… До того боя казалось, что всё произойдёт как обычно — трах-бабах, негодяи повержены, зло наказано, добро торжествует. Уверовал в собственное всемогущество, и вот получи… Как забравшегося на стол охамевшего донельзя кота шлёпнули веником и больно натыкали мордой в украденный кусок колбасы.
Старший десятник, заметив изменившееся настроение Еремея, успокаивающе положил ему руку на плечо:
— Мы их всех сделали, Ерёма! Ни одна сволочь не ушла!
— Толку-то…
— Он есть, не сомневайся. А потери… потери ещё будут. И поверь — жизнь не такая уж большая цена за спасение Родины. Ничего, что я так высокопарно?
— Нормально, — ответил профессор, оценивший попытку Барабаша разрядить обстановку. — Вы-то как уцелели?
Матвей пожал плечами:
— Случайно. Когда ты поднял в воздух камни…
— Я?
— А кто же ещё? Ну вот… мы с Михасем только что выбрались из обвалившейся землянки, на неё как раз дохлый дракон рухнул, и попытались откопать Никиту с Ефимом. Не успели, полыхнуло, и… и полный пердец, чо…
— Остальные?
— Они ещё раньше. Свистопляс — последним.
— Плохо. Что дальше будем делать, командир?
— Да как обычно, воевать.
Молчавший до того Михась предложил:
— За линию фронта нужно пробиваться, к своим.
— Зачем? — удивился Еремей.
— Мы должны, — летчик запнулся, подбирая нужное слово, — защитить и тому подобное! Грудью встать, да!
— А сейчас тебе что мешает? Отсутствие грудей? — прищурился профессор.
— Вы не понимаете!
Баргузин с Барабашем переглянулись, и последний усмехнулся:
— Боевой задор молодости. Не переживай, Миха, долгую жизнь я тебе пообещать не могу, но то, что её остаток проведёшь весело, гарантирую. Прямо-таки обхохочешься.
— Не о том говорим, — Еремей остановил рвавшегося ответить командиру Кочика. — У нас из оружия что есть?
— Ты! — старший десятник с некоторым удивлением посмотрел на профессора и уточнил: — Или уже всё?
— Нет, кое-что могу.
— Ну вот видишь!
— И даже немного больше, чем раньше.
— Тем более! Мы им ещё покажем!
— Кому?
— Кому захочешь, тому и покажем, нам с Михой без разницы! — с энтузиазмом провозгласил Матвей. — Только чтоб это были пиктийцы.
— А глорхи не подойдут?
— Глорхи? — старший десятник задумался. — Откуда им здесь взяться?
— На лошадях прискачут, — Баргузин показал пальцем вдаль. — Вон там внизу не они?
Барабаш глянул в указанном направлении и округлил глаза при виде переправляющихся через горную речку всадников:
— А ведь точно! Сколько их там, сотни две, не больше? Ну, твари, держитесь! Ерёма, начинай колдовать!
— В рот те ноги, а не колдовство, — Еремей вскочил и требовательно посмотрел на товарищей. — И чего сидим? Бежим скорее отсюда!
Михась в очередной раз споткнулся о камень, чувствительно приложившись и без того многострадальной ногой, и выругался вслух. Опомнился, покрутил головой по сторонам, но командир и профессор вряд ли услышали посылаемые им проклятия. Когда дыхания не хватает, а сердце вот-вот остановится от сумасшедшей гонки, когда глаза залиты потом, селезёнка верещит, требуя остановиться, тут не до прислушиваний к чужому бормотанию. Может, они сами матерятся! Что, не люди, что ли?
Разве только профессор не человек, а кагул винторогий. Неужели не мог сразу сказать? Сволочь он… Для подготовки колдовства, которое на самом деле не колдовство, требуется время… Заранее нужно предупреждать! Да целую гору камней ему бы натаскали… Некуда, видите ли, энергию приложить!
Это у Владыки энергия! А у Еремея — колдунство! Значит, должен махать руками, выпускать огненные шары со скоростью ДШК или вовсе испепелить глорхийцев на месте. Волшебство, оно такое. Бабах, и всё!
— Шевели крыльями, летун! — хриплым голосом подбодрил Михася Матвей Барабаш. — Это тебе не по небу рассекать…
Интересно, откуда у старшего десятника столько сил? Ладно, профессор, его наверняка магия вперёд тащит, но этот-то? Совсем старый, лет тридцать пять, если не все сорок, а не угнаться. Впору вспомнить добрым словом младшего воеводу Логгина Ватутинку, заставлявшего наматывать долгие вёрсты вокруг учебного лагеря. Воистину неизвестно, где найдёшь, а где потеряешь! Нет, бочонка ракии для преподавателя не жалко. Даже двух.
Мысли о будущем подстегнули Михася, и ему даже хватило сил на вопрос. Очень короткий вопрос:
— Скоро придём?
Барабаш фыркнул, как лошадь, и молча показал, что бежать ещё до… да, примерно столько или даже чуть больше. А что ответить, если сам не знал, куда ведёт этот чокнутый профессор? Сначала вроде бы туманно намекнул, будто есть в горах одно местечко. А сейчас прёт впереди, не отвлекаясь на разговоры. Не врет, поди?
