Сергей Шкенев - Красный властелин
— Красивое название есть даже у беспорядочного бегства. Нас попросту пинком отшвырнули от роденийской столицы, и Владыка наверняка радостно потирает руки, подсчитывая понесённые нашей армией потери. Тебе докладывали о состоянии дел в драконирских полках?
— Всё так плохо?
— И даже хуже. Там в каждом меньше половины от положенного состава. И ещё вот это, — Эрдалер кивнул в сторону окна. — Видишь людей на Эмде?
— Чернь.
— Да, чернь. Но она тоже хочет есть, великодушная мониа. Уже сегодня стоимость одной эдинбургской меры зерна превышает золотой аурелий, а если так дальше пойдёт, то стоимость обыкновенной крысы будет исчисляться её весом в золоте.
— Крысы? — императрицу передёрнуло от отвращения.
— Да, дорогая. После налёта роденийских машин на наши склады, в городе нет ни хлеба, ни мяса… И у кого эта чернь их потребует? Ну ладно, не потребует, а попросит… Результат одинаковый — голодный бунт.
Лорд-протектор сознательно сгущал краски, подталкивая Элизию к правильному решению. Он не боялся восстания каких-то там вилланов… это как раз решаемо. Двух-трёх десятков боевых магов достаточно, чтобы бунтовщики рассеялись по столице тонким слоем пепла, причём в буквальном смысле. Да и вряд ли кто решится — послушание вбивалось в пиктийцев поколениями, и угроза голодной смерти ещё не повод к ропоту и возмущениям. Нет, беспокоило другое.
Беспокоило бессмысленное сжигание армии в предпринятых Военным Советом империи попытках отвоевать потерянные при отступлении территории. И он, фактический главнокомандующий, ничего не мог с этим поделать. Казнить увлёкшегося командира полка? Но если тот действовал по просьбе высокопоставленного родственника? И таких командиров — каждый первый, если жив остался, конечно. Кивает, подлец, стоит по стойке «смирно» перед лордом-протектором, но… Проклятая семейственность! Калёным железом её, а потом к Эрлиху!
— Что ты предлагаешь, Филиорн? — императрица оставила попытки справиться с непослушными пуговицами и взяла со стола бокал с вином. — У тебя есть ответ?
— Мы должны отвести дракониров в Пиктию.
— Как, уйти совсем? — тонкое стекло выскользнуло из внезапно задрожавших пальцев. Кинувшийся собирать осколки паж был отброшен сильным ударом изящной туфельки. — Пошёл вон, щенок!
Мальчик с недоумением смотрел на ковёр, где капли крови из разбитого носа мешались с красным вином…
— Вон! Чтобы на глаза мне не показывался, грязный выродок!
Эрл Эрдалер подождал, пока императрица справится с приступом гнева, и, тщательно подбирая слова, пояснил:
— Не совсем, дорогая. Оставим там глорхийцев — пусть дрянное, но всё же войско. И поверь, Родения до весны никак не сможет с ними справиться. Понесёт потери… А наши драконы тем временем сделают новые кладки — питомник в Ситэ сгорел вместе с молодняком, а в Эдинбурге не хватает опытных наставников… Трёх-четырёх месяцев будет достаточно, чтобы собраться с силами и вновь ударить по тёмным. И на этот раз окончательно решить вопрос! Закрыть его!
— В твоих предложениях есть определённый смысл, Филиорн, — императрица успокоилась, и на её раскрасневшееся было лицо вернулась привычная благородная бледность. — Собираем Военный Совет?
Более проницательный человек смог бы заметить скрытое торжество в глазах эрла, но таковых здесь не наблюдалось. Вот он, момент истины! Старые пердуны непременно будут протестовать против отвода драконьих полков с роденийской территории, мотивируя тем, что до Цитадели рукой подать… да, будут! И тогда он предложит им самим возглавить очередное решительное наступление — остальное прекрасно сделают воины Владыки, провалиться тому сквозь землю! Элизия хоть и императрица, но всего лишь женщина и должна слушать мужа, а не каких-то там замшелых старцев. У Империи есть только один повелитель! Да, и повелительница, конечно же…
Осталось найти нужные слова. Найти? Они уже есть!
Кровь всё не хотела останавливаться и капала сквозь пальцы. Лишённая способности к магии кровь грязного выродка… Но она тоже красная, как у всех, и даже разбавленная слезами не меняет цвет. Великодушная мониа несправедлива… За что?
Худенькие плечи вздрогнули, и мальчик прикусил губу, стараясь сдержать рыдания. Хотя здесь всё равно их никто не услышит — маленькая комната под самой крышей замка, в громадном и пустом чердаке… В старом дворце, разрушенном роденийцами, было хуже — до сих пор пробирает озноб от воспоминаний о холоде, а здесь каминная труба даёт немного тепла. В покоях императрицы не экономят на дровах, и… И всё, больше нет ничего хорошего в жизни. Нужна ли вообще такая жизнь, кто даст ответ?
Рука сама тянется в поясной кошель, где хранится главное богатство. Почему так случилось, что именно этот обломок катаррского мрамора запал в душу? Нет, он не запал, он душу лечит, успокаивает, прибавляет сил и даёт неясную тень надежды. Надежды на что? Неизвестно… Но если приложить его ко лбу, ну, или к переносице, как сейчас, то станет легче. Волшебный камень?
«Совсем плохо?»
Голос, прозвучавший в голове, не испугал и не удивил, скорее обрадовал. Многие говорят, что перед смертью человек слышит голоса.
«Ты кто, сам Эрлих?»
«Эрлих? Пожалуй, что ещё не совсем он».
«Разве так бывает?»
«В мире есть место чудесам».
«Ты пришёл за моей душой?»
Невидимый собеседник рассмеялся, и от неожиданной доброты этого смеха вдруг комок подступил к горлу.
«Мне и своей души хватает, малыш. И так уже полторы, зачем ещё одна?»
«Шутишь?»
«Немного. А хочешь, расскажу тебе сказку?»
«Я взрослый для сказок».
«Так и мне много лет. И тем не менее… Послушаешь?»
«Она страшная?»
«Кому как…»
«Рассказывай!»
— Замордовали ребёнка, ублюдки, — пробормотал Еремей. — Ну не умею я с детьми, пусть бы Владыка сам…
И осёкся, заметив удивлённые взгляды Матвея и Михася. Сделал вид, будто ничего не произошло, и кашлянул сердито:
— И чего уставились?
— Да так, — Барабаш пожал плечами. — Ты вдруг застыл неподвижно, глаза выпучил, шепчешь что-то. Мы подумали, случилось чего. А оно вот как…
— Вы оба ничего не слышали. Так?
Старшему десятнику вопрос не понравился. Этот чокнутый профессор будет сомневаться в способности Матвея хранить тайны? Да в гробу он видел такие тайны!
А Михась оживился. Очень ему хотелось прикоснуться к неведомому, пусть опасному и страшному, но восхитительно-заманчивому. В университете такого днём с огнём не сыщешь, а военная служба даёт шанс. И не просто шанс — прикосновение к тайне, кроме опасности, подразумевает карьеру! И плох тот рядовой, что не примеряет мысленно накидку главного воеводы. Хотя бы старшего воеводы. Или младшего… десятника.
— На чём я остановился? — Еремей не стал развивать тему, а предпочёл вернуться к предыдущей. Ещё бы вспомнить её…
— Про пещеру, — Барабаш откинулся на спинку кресла и показал пальцем на потолок. — Вот про эту.
— А что про неё рассказывать? — хмыкнул Баргузин. — Вот вернёмся в Цитадель, оформим подписки о неразглашении…
— Не доверяешь?
— При чём здесь доверие? Конечно, доверяю. Но без подписки…
— Сволочь ты, — обиделся Матвей.
Еремей не ответил. Он встал из-за стола, сервированного к скупому на блюда обеду, и молча пошёл к выходу.
— Ты куда?
— Домой.
— Там же глорхийцы везде.
— Ну и что теперь? Не сидеть же здесь до скончания веков… Миха, и ту стреляющую штуку не забудь.
Барабаш с сожалением посмотрел на недопитое вино. Собственно, оно одно вот уже двое суток составляло партизанское меню, заменяя собой завтрак, обед и ужин. А вылезать из уютной пещеры надо, да… Очень кушать хочется! Но не глорхийцев — порядочные люди глорхов не едят.
Внезапно Еремей остановился и хлопнул себя по лбу:
— Оружие!
— Где? — старший десятник тут же позабыл про вино и подскочил с места. — Оно здесь есть?
— Немного, — виновато улыбнулся профессор. — Устаревшие образцы. Я же не знал… то есть он не знал, что так получится. Сейчас покажу, только поосторожнее.
— Учить меня будешь, — возмутился Барабаш. И замолчал, с изумлением разглядывая открывшуюся в стене нишу. — Это то самое?
Было чему удивляться, ой как было! Когда древние легенды вдруг становятся явью…
— Мне называть тебя Эрлихом? — спросил Матвей хриплым голосом.
Михась же промолчал. Зачем говорить, если словами тут не обойтись, а за выражения можно получить по шее от старших товарищей? И вообще лучше хранить благоговейную тишину — явление чуда не терпит суеты.
— Это то самое? — старший десятник повторил вопрос и, не дождавшись ответа, протянул руку.
Огромный, чуть не в человеческий рост, лук будто сам просил, чтоб на него натянули тетиву… Длинные стрелы россыпью и в колчане… Рядом меч в ножнах. Клинка не видно, но Барабаш был готов голову дать на отсечение, если это не «Синее пламя». Не врут, значит, сказки… Топор с рубином в навершии… Кажется, летописец Сансаний Шантарский называл его Дорантегом. Смешное имя для грозного оружия. И молот. С виду самый обычный молот, и если не знать, что он взят лично Эрлихом Белоглазым с ещё тёплого трупа древнего пиктийского божка Ричарда Орлиный Хвост…
