Андрей Посняков - Зов крови
– Давайте, докладывайте! – всплеснул руками князь. – А насчет проверки – есть кому за вас думать. Что там вам показалось-то?
– Не нам – Горшене, вот – ему, – один из близнецов показал на другого. – Гунны ему у реки показались.
Услыхав про гуннов, Радомир сразу же насторожился – не хватало еще здесь этих разносчиков заразы! Грязных, немытых… Впрочем, большинство тех, кто именовал себя «гуннами», вовсе таковыми не были, являясь в большинстве своем германцами, словенами и даже греками. Просто, раз служили Аттиле-рэксу, так и звались – «гунны». Истинных-то, этнических, гуннов не так уж и много было. А вот они-то после смерти вождя и возвращались в свои степи! И несли с собой черную смерть. Из Европы – в Азию. Впрочем, первая волна уже должна бы пройти, укатиться далеко на восток, к Уралу. А вот вторая – от грызунов и прочих – снова должна вот-вот накатить… Ее бы пережить.
– Гунны, говорите?
– Горшеня так говорит, княже. Я-то сам сомневаюсь…
– Так, где ты, Горшеня, их видел? Отрок шмыгнул носом:
– Не их самих, господине – следы конские. Линь пока со сторожею говорил, язм по бережку прошелся – вроде б как рыбки запромыслить малость. А сам-то глазами – зырк, зырк! Как ты наказывал, княже.
– Молодец, – похвалил Рад. – Ну, давай, давай, рассказывай дальше.
– Так вот, – ободренный похвалою, продолжил Горшеня. – У берега, за излучиной – следы копыт у водопоя.
– И только-то? С чего ты взял, что это именно гунны?
– Коней больно уж много, князь. У одних копыта в песок больше вдавлены, у других – меньше. Одни, значит, под всадниками кони, другие – пусты, заводные. У кого еще столько лошадей есть? Знамо – у гуннов.
Молодой человек уважительно взглянул на подростка – вот ведь, следопыт, все заприметил:
– И давно там эти гунны были?
– День, два назад, – уверенно отозвался Горшеня.
– А сторожа болотная о них докладывала?
Близнецы разом пожали плечами и так же разом – хором – ответили:
– Нет, господине.
Нет… Вот как, значит… значит… и что это значит-то? А то, что рыжебородый Гоемысл что-то себе на уме держит, с пришлыми гуннами какие-то шашни ведет… хорошо бы узнать – какие? И гуннов получше высмотреть – сколько их, куда податься решили? И – самое главное – нет ли средь них больных?
Радомир снова ощутил на своих плечах тяжкий груз ответственности за свой народ, свой род, свое племя.
Именно так – за своих! Все эти люди – братец Истр, близнецы, все-все – были для него родными в самом первичном значении этого слова – родичами. И он, князь, должен был сделать для них все, именно к этому призывало некое внутреннее естество – то ли воля давно погибшего древнего богатыря, чье имя носил князь, то ли просто – зов крови. Все жители поселка – это был его народ, и молодой человек понимал, что другого – не будет. И от осознания этого как-то все меньше тянуло назад – туда, в начало двадцать первого века… Нет, все равно, тянуло, конечно… но уже куда меньше, нежели прежде. Может быть, потому что зов этот уравновесился зовом другим – все тем же зовом крови.
К концу сентября все полевые работы в поселке были наконец-то закончены. Хлеба сжаты и сметены в снопы, частью уже и высушены, обмолочены, морковь, репа, капуста, ожидая своего часа, наливались силой, нагуливал жирок на вольных выпасах скот, а в солодовнях поспевал ячменный солод. Все ждали праздника, ну а какой же праздник без пива?
Выстроили и частокол, сколотили ворота, осталось лишь углубить ров – ну да за этим дело не стало, работой сей можно было и в дождик, в ненастье, заняться, ништо. Вот покрыть крыши изб-полуземлянок торопились – успели, слава богам, повезло с погодой, сентябрь отстоял ведреный, теплый, а вот теперь, краснея кленовыми листьями, серебрясь поволокой летящих на ветру паутинок, приходил октябрь – месяц сытый, довольный, праздничный.
В начале октября и праздник – матери сырой земле поклониться, поблагодарить за урожай да засеять озимыми новое, только что распаханное поле. Пусть небольшое, да зато – первое. Еще по весне лес подсекли, без соков оставили, теперь вот – сожгли, пни выкорчевали, распахали, проборонили бороной-суковаткой. Великое дело – одной семье такое век не под силу, только общине – верви. Колхозу – как выражался про себя Радомир.
Всем «колхозом» и управились, распахали – теперь посеять только. Не просто так бросить семена в землю – был во всем этом таинственный сакральный смысл. Молодые пары и люди уже женатые, да и просто – юноши и девушки – совокуплялись на пару, перед посевом, чтобы дали боги матери-земле плодородную силу. Чтоб родило новое поле, чтоб дало урожай, чтоб ушел за горы, за моря голод.
По весне то же самое делали – на яровые – в честь Ярилы-бога тогда был праздник – ярилки, ну, а этот вот, осенний, по-разному назывался. Кто-то Семаргловым днем – древнее божество плодородия Семаргл считался охранителем побегов и злаков, кто-то называл Мокошицами – от страшненькой Мокоши-богини, так же как и Семаргл, дающей земле плодородие. Однако ж не только урожаю покровительствовала Мокошь, но и смерти. Богиня сыра земля – всяк в нее уходил, всякий мертвый. Уходил, чтобы возродиться вновь, как древний герой Радомир возродился много лет спустя в теле нынешнего молодого князя.
Для праздника принарядились всяк как мог. Чистые рубахи надели, в баньке вымылись, девушки в волосы разноцветные ленты вплели. Так и вышли на поле… Первым – князь со своей супругою, остальные почтительно остановились на краю, на меже, у самого леса.
Рад тоже остановился – как-то непривычно все было: расстеленное прямо на пашне полотно, разбросанное тут и там – чуть ли не копнами – мягкое сено. И сотни глаз – совсем рядом. Нет, в открытую-то, конечно, никто не смотрел, но по кустам жались, выглядывали – интересно было, а как там, у князя с княгинею? Хорошо ли стараются те во благо рода? Будет ли плодородной земля? Честно говоря, Рад чувствовал себя не в своей тарелке: как-то не мог вот так, на глазах…
А Хильда – ничего, видать, и у готов похожие обычаи имелись. Сбросив на копну белый плащ, расстегнула пояс, лукаво посматривая на мужа:
– Ну, что, помочь тебе раздеться, милый? Рад с неожиданным смущением хмыкнул:
– Да уж как-нибудь сам…
– Тогда мне помоги, – улыбаясь, юная красавица задрала подол…
Князь наклонился, ухватил двумя пальцами тунику, осторожно стянул… Разделся и сам… так они и встали друг против друга – нагими. Правда, под тусклым осенним солнышком молодые люди стояли недолго – живо кинулись друг другу в объятия, упали на сено, на брошенный плащ…
Так вот, на поле, у всех на виду, целовали, любили друг друга до жара, до звона в ушах, до сладостных громких стонов, уносящихся ввысь, к журавлиным стаям. Любили без стеснения – некого было стесняться, да и незачем – все понимали – князь и супруга его делают очень важное для будущего урожая дело.
Наконец, утомленные, отпустили друг друга, немного полежали, глядя на медленно плывущие в голубых небесах облака. Встали… оделись…
И тут же на поле бросились остальные – юноши и девушки сбрасывали на ходу одежду, хохотали, предаваясь важному обряду любви.
Улыбаясь, Хильда подошла к лошади:
– Поеду в селение, прослежу, как готовится пир. Князь махнул рукой:
– Да ну, милая – и без тебя приготовят.
– Сам знаешь – без хозяйского глазу – никак!
– Упрямица ты моя голубоглазая… Не обижайся. Уж, что есть – то есть. Я с тобой поеду! – Нет! – жестко отозвалась юная княгиня. – Ты – князь! Ты должен быть сейчас среди людей. Обязан!
Рад пожал плечами – обязан, так обязан – женушке лучше знать, она ведь из этой эпохи, а он… он, уже и не поймешь, из какой, и там и сям – приблуда.
Помахав на прощанье супруге, князь, обходя тут и там занимавшихся любовью молодых людей, направился на опушку… тоже уже занятую. Да где хоть от стонов сладострастных спастись-то?
Усмехнувшись, князь спокойно перешагнул сплетенных парня и девушку. Самозабвенно занятые своим делом, те не обратили на идущего никакого внимания, а вот сам Радомир все же узнал в парне того самого болотника с локонами – Борича. Все правильно – сплочать надо народ, вот и позвали людей с острова. Тем более, эпидемиологическая обстановка там оказалась в полнейшей норме – Рад никогда не забывал ее мониторить через близнецов. Что ж, пусть молодежь радуется, пусть любит, тем более – дело-то важное: плодородия землицы-матери ради, ради жизни всей. Интересно, много ль с болота пришло? И как бы их невзначай расспросить насчет гуннов? Снова близнецов подключить… а они не здесь, случаем? Не должны бы – рано. Хотя – почему же рано? По здешним понятиям – в самый раз.
Нет, если уж кого и подключать – так лучше девушек, зря князь об этом не подумал раньше, из женщин-то самые лучшие агенты и получаются, если шпионским романам верить. Мата Хари и прочие. Впрочем, Мата Хари, кажется, кончила плохо – расстреляли.
