Андрей Валентинов - Око Силы. Третья трилогия. 1991–1992 годы
Вывесив свежие фотографии на бельевую веревку и закрепив их прищепками, Келюс удовлетворенно вздохнул и направился в спальню, где в ящике шифоньера над стопкой свежего белья хранилась записная книжка в черной обложке. После этого он присоединился к барону, и они принялись за работу.
Корф предложил начать со схемы. Помудрив над нею, он предположил, что здесь изображено не одно помещение, а два. Первым был собственно «Карман» – нечто четырехугольное, имеющее пять выходов или пять дверей. На одну из них и указывала стрелка. Дверь вела в какую-то длинную извилистую галерею, имевшую также несколько выходов, один из которых был обозначен звездочкой, но не простой, а перевернутой.
Немного дали и страницы, исписанные тарабарщиной. Тут уже отличился Келюс, предположив, что некоторые из них содержат адреса и телефоны – об этом говорило расположение букв. Еще на одной страничке имелось нечто, напоминающее список фамилий, возле каждой из которых стояли какие-то пометки.
Полковник в свою очередь предположил, что это мог быть перечень подчиненных Волкова – его «черных курток». В списке их оказалось одиннадцать. Проглядывая предполагаемые адреса, Корф приметил нечто, упущенное ранее. Рядом с одной из записей стояли значки, не похожие на кириллицу.
– Неужели ноты? – удивился он, разглядывая запись. – А он еще и меломан! Ля… до… Зачем ему это, хотел бы я знать?
– Чтобы не спутать, – предположил Лунин. – Имени здесь, наверное, нет. Есть только адрес, а ноты, чтобы понять, о ком речь. Эх, знать бы эти до-ре-ми! Учил же в детстве!..
– Ну, это несложно, – уверил барон. – Рояль бы…
Рояля в квартире Луниных не оказалось. Можно было потревожить соседей, но Келюс решил не вмешивать посторонних в эти странные дела, попросив барона напеть записанную мелодию. Корф смутился, но все же старательно воспроизвел музыкальную фразу неплохо поставленным баритоном. Николай, уловив что-то знакомое, попросил полковника исполнить на «бис».
– Не Вивальди, – сообщил Келюс. – Всего-навсего «Дорогой, ты улыбнулся».
– Позвольте? – поперхнулся Корф. – Кто у… улыбнулся?
– Песня такая. Два года назад ее на всех дискотеках крутили. Ее Алия пела.
– Нас диско… Где? – еще более удивился барон. – Впрочем, неважно. Кто такая Алия?
Николай несколько затруднился с ответом, плохо зная современную эстраду. Алия, насколько он помнил, была певицей с небольшим талантом, наглыми манерами и весьма скандальной славой. Мелькнув ненадолго и произведя некоторый фурор, она куда-то исчезла. Прошел слух, что певица уехала за рубеж.
– А что если это ее адрес? – заинтересовался барон.
Лунин подсчитал количество букв в шифрованной записи. Их оказалось восемь.
– Улица? Или просто фамилия и телефон? – не сдавался полковник. – Ведь для чего-то он записал мелодию!
– А может, это композитор, – вздохнул Николай. – Или автор слов. Или даже певичка, которая пела про «милого» в каком-нибудь кабаке. А может, вообще, бином, ассоциация…
Большего из записной книжки выудить не удалось. Убедившись, что толку от него мало, Корф решил отправиться на поиски правнука. По этому поводу барону подыскали старомодный, но приличный костюм, рубашку и галстук. Полковник долго принаряжался, критически поглядывая в зеркало.
– Хорош, елы! – оценил Фрол, явившийся поприсутствовать при этом зрелище. – Еще бы шашку и коня – и прямо на парад.
– Какой там конь! – с сожалением вздохнул Корф. – Кактусами его здесь кормить, что ли? Эх, мундир бы надеть! Все-таки правнук…
– И так неплохо, – рассудил Лунин. – Костюм, между прочим, французский, так что можете говорить, что вы – кузен из Парижа.
– А что, господа, – согласился полковник, отряхивая невидимые пылинки с лацканов. – Это, право, мысль! Но Париж все-таки слишком близко. Николай, где еще живут русские эмигранты?
– В Новой Зеландии, – напомнил Лунин, – в Занзибаре.
– Но там арапы! – возмутился барон. – Ладно, сам соображу. А что, если… А что если мой правнук – большевик? И даже член этой… РКП(б)?
– Тогда он будет в восторге, – обнадежил Келюс. – Все истинные большевики обожают родственников в Париже.
– Да? Может, и вправду времена изменились? Ну, ладно, пойду…
– Ни пуха! – пожелал дхар. Корф отправил его к черту и с самым решительным видом шагнул за порог.
Фрол отправился на кухню, где чувствовал себя уютнее всего, а Лунин, сходив за газетами, углубился в чтение последних новостей. Через несколько минут он внезапно вскочил и, схватив одну из газет, вбежал в кухню. Дхар удивленно поднял брови, но Лунин, не говоря ни слова, ткнул пальцем в заметку под рубрикой «Криминальная хроника». Бойкий репортер сообщал, что вчера неподалеку от Теплого Стана был найден изуродованный труп сотрудника одного из научно-исследовательских институтов Семена Семеновича Прыжова…
– …Зря барона отпустили, – покачал головой Фрол после долгого молчания. – Или опять скажешь – гипноз?
– А иди ты! – огрызнулся Лунин. – А Михаила, конечно, зря отпустили… Черт, может пойти на Лубянку?
– Лучше прямо к твоему Китайцу. Чтобы меньше мучиться.
Келюс принялся машинально скользить глазами по газетной полосе и вдруг резко поднял голову:
– Вот тебе и гипноз, чукча! Алия приехала. Первые гастроли за два года!
Николай пересказал приятелю все, что удалось узнать из черной записной книжки. Фрол почесал затылок.
– Рвануть бы отсюда, Француз? Не знаю, как ты, а из меня герой, елы, никогда не получится. Если бы не барон и не эта девочка, которая рисовать не умеет…
– И еще Кора, – напомнил Келюс. – Вот что, воин Фроат, надо завтра же вечером ударить по Головинскому!
– Лучше сразу кирпичом по голове, елы! – отозвался дхар. – Больше шансов.
Спорить Лунин не стал и даже пообещал Фролу не делать и шагу без общего обсуждения. Несколько ободренный дхар заявил, что собирается навестить Лиду, предложив Келюсу составить компанию. Тот, однако, отказался, посоветовав Фролу не возвращаться заполночь. У Николая были на этот вечер свои планы.
Келюс вернулся домой поздно и сразу же обнаружил, что в квартире никого нет. Ругнув неосторожных приятелей, он сел за письменный стол в кабинете деда и принялся рассматривать принесенные с собой бумаги.
Звонок раздался в пол-одиннадцатого. Оторвавшись от документов, Лунин чертыхнулся и пошел открывать, соображая, кто бы это мог быть – и у барона, и у дхара имелись ключи.
Только он подошел к двери, как в замке заскрежетал ключ. Дверь приоткрылась, и в образовавшийся проем ввалилось нечто – или некто. Лунин оторопел, особенно когда разглядел в полутьме прихожей, что его поздний гость – не барон и тем более не Фрол.
– Поручик! – с лестничной площадки донесся знакомый голос. – Возьмите его за плечи. Я сзади подтолкну.
Общими усилиями слабо дышащее тело в тертом «Ливайсе» было внесено в прихожую.
– У него тут… очки, – бормотал барон, оглядывая лестничную площадку. – Ага… вот. Ну, полный ажур!
От незнакомца несло таким букетом, что у Келюса на мгновение перехватило дыхание. Полковник был тоже весьма в духе, но заметить это становилось возможным только после внимательного осмотра.
– Я приношу свои… То есть, виноват… В общем, поручик… То есть, господин комиссар Лунин…
– Понятно, – уразумел Келюс. – Не пощадили правнука, барон? Куда его? На диван, что ли?
Пока тело водружалось на диван, Корф пытался объяснить, что не виноват, а если и виноват, то не только он.
– Ну кто же его знал, поручик? Говорит: сделай ему «Русский флаг»! Я и сделал… Правда, спирту слегка перелил, но ведь это же «Русский флаг»! Да, Николай, моего пр… правнука, то есть д-двоюродного… Отставить… Троюродного брата зовут Мик. То есть, он, конечно, Михаил, но у них теперь такие имена. А я его д-двоюродный брат из э-э-э… провинции Квебек.
– Троюродный, – поправил Лунин. – А почему из Квебека?
– А бес его знает, – с достоинством ответствовал барон и направился в ванную, напевая: «А я, друзья, Канады не боюся! Канада – тоже русская земля…»
Келюс вздохнул и прикрыл слабо стонущего Мика пледом.
Корф долго плескался, а затем, промаршировав по коридору строевым шагом, свернул в спальню и рухнул на кровать. Лунин вновь вздохнул и принес второй плед.
Фрол пришел около полуночи. Николай, под впечатлением только что увиденного, с подозрением поглядел на дхара, но тот был трезв и задумчив. Впрочем, от чая он, как всегда, не отказался.
За чаем Лунин рассказал о подвигах барона, но дхар остался безучастен.
– Чего такой мрачный? – не выдержал Келюс. – Тоже нашкодил?
– Не-а, – помотал головой Фрол. – Чего там шкодить? Репин, Суриков, маньеристы, в карету их…
Келюс выразительно поглядел на часы.
– А-а! – понял дхар. – Не, мы с ней часов в шесть разбежались. В общем, не помнит она ничего. Родители врача привезли, тот говорит – лунатизм, елы. Химию какую-то прописал. Я, конечно, посоветовал: перемена обстановки, речка, лягушки, елы. А она – выставка, выставка… Я уж думал все рассказать, а потом побоялся – еще за психа посчитает.
