Меткий стрелок (СИ) - Вязовский Алексей

Закончив дела в банке, я уже решил поймать извозчика и ехать в гостиницу как белый человек, как увидел отделение почты. Контора еще работала и я решил схулиганить. Снял звезду шерифа, убрал в карман. Зашел внутрь. Там было пусто, только в углу стрекотал телеграфный аппарат.

— Что изволите, сэр? — седой почтальон в нарукавниках привстал со своего стула — Мы уже закрываемся

— У меня срочная телеграмма. В Россию.

— В Россию⁇ — служащий почесал в затылке, открыл толстую книгу, поводил по странице пальцем.

— Что же… Российская империя входит в международный телеграфный союз. Можно отправить сообщение, только я никогда подобного не делал. Сейчас посмотрю инструкцию.

Почтальон полистал справочник, опять почесал затылок.

— Тут не сложно. Надо знать адрес и получателя. Пятнадцать центов слово. Вот бланк.

Я взял лист, написал в нужном поле — To the head of the Moscow security department — сообщим ка московской охранке о давке на Ходынке.

«По сведениям надежных источников в день народных торжеств на Ходынском поле, среди ожидаемого многотысячного скопления, готовятся намеренные провокации — с целью вызвать панику, давку и дискредитацию властей в глазах публики и зарубежной прессы. Провокации готовят ненавистники престола». Подписал «Шериф».

Разумеется, глаза у почтового служащего полезли на лоб.

— Но сэр! Я не могу подобного отправить!

— А если за меня попросит судья Джордж Маршалл?

Я выложил на стол двадцати долларовую купюру. Президент Эндрю Джексона на деньгах еще не напечатали, но скоро это случится.

— Это конечно, меняет все дело… Но у вас не указан адрес!

— Уверен, что у московского охранного отделения есть собственный телеграфный аппарат.

— Это не поможет. Телеграммы шифруются специальным кодом Бодо.

— На московском почтамте разберутся — уверенным голосом произнес я — Отправляйте!

Честно сказать, я не был уверен в том, что мою телеграмму в охранке примут всерьез. С другой стороны, отработать сигнал они должны. Глядишь, организация мероприятий будет получше и Николай не получит сразу после коронации «черную метку» у народа.

Обратная дорога из Шайена оказалось грустной. Поиски Энни и ее отца оказались абсолютно бесплодными. Никто их не видел, никто о них не слышал. Словно и не было их никогда. Я обошел все гостиницы, расспрашивал в салунах, бестолку. Еще раз дал объявление в газету, но тоже впустую.

Кузнец с сыном прогуляли все деньги «мэра», закупились железом, инструментами и начали намекать мне, что пора бы и обратно. Пришлось выезжать.

Теперь я ехал налегке, если не считать тяжести собственных мыслей, которые оказались куда более обременительным грузом, чем двое убийц в кандалах.

Шайен оставил двойственное чувство. С одной стороны, я выполнил задачу — передал преступников в руки системы, пусть и чуждой мне, но формально отвечающей за правосудие на этой территории. С другой — осадок остался неприятный. Эмми и ее отца не нашел. Плюс у меня возникло ощущение, что Теннеры при должной работе адвокатов, сумеют отмазаться. Жена так точно. Правосудие к дамам относится более щадяще. Здесь не фронтир — на виселицу сразу не тянут.

Про московскую телеграмму я и вовсе старался не думать. Каждый день в Шайене заходил на почту, интересовался — не ответил ли кто? Так сказать «до востребования Шерифу». Но нет. Телеграмма канула как в темный омут.

Все эти мысли роились в голове, пока Звездочка мерно отсчитывал мили по пыльной дороге, ведущей обратно в Джексон Хоул. Солнце, несмотря на сентябрь, палило нещадно, воздух дрожал над раскаленной землей. Бескрайние просторы Вайоминга давили своим однообразием. Горы Тетон, маячившие на горизонте, казались недостижимыми. Порой я ловил себя на мысли, что эта дорога никогда не кончится, что я так и буду вечно скакать по этой выжженной прерии, затерянный во времени и пространстве, преследуемый обрывками воспоминаний и тревогами о будущем, которого у меня, возможно, и нет.

На одном из привалов меня ночью разбудил Джозайя.

— Мистер Уайт, просыпайтесь!

Глаза слипались, как будто веки кто-то смолой залил. В ушах гудело от усталости, а тело ныло после двух дней в седле. Костер уже прогорел до углей, и сквозь дымку еле виднелось лицо Брайена — осунувшееся, с щетиной в полпальца. Он что-то хрипел, тыча пальцем в темноту за моей спиной.

— Чего б#(ть? — выругался я по-русски, хватаясь за Кольт.

Холодный пот сразу проступил под рубахой. Лошади метались на привязи, били копытами, и сквозь их фырканье пробивался низкий, грудной рык. Волчий.

Брайен не стал ничего объяснять — просто швырнул мне ружье. Его сын, Билл, уже стоял на коленях у седла, дрожащими руками заряжая Винчестер. Тоже бледный, как смерть.

Джозайя пытался успокоить лошадей, но выходило плохо.

— Сзади! — рявкнул кузнец.

Я развернулся, и сердце провалилось куда-то в сапоги. В десяти шагах, сливаясь с тенями, маячили силуэты. Глаза — зеленые точки, светящиеся в отсветах углей. Шесть, нет, семь пар. Больше.

— Не стреляй пока… — начал я, но грохот выстрела оглушил.

Билл палил куда попало, слепо, от страха. Одна из теней дернулась, завыла, и стая рванула вперед.

Первым бросился вожак — черный, с седыми проплешинами на боках. Моя лошадь рванула в сторону, едва не сдернув кол с земли. Я вскинул ружье, поймал зверя на мушку, выстрелил. Промах. Заряд дроби срезал сухую траву слева от него, и волк прыгнул в сторону.

— В круг! — орал Брайен, хватая Билла за плечо и дергая на себя негра.

Мы встали спинами к костру, волки — полукругом. Один, поменьше, отделился от стаи, крадучись заходил слева. Я выстрелил из ружья. Глухой удар, вспышка — зверь дернулся, упал, затрепыхался. Остальные прыгнули в темноту. Но не ушли. Сделать факелы? Как же не хватает банального фонарика!

— Билл, заряжай! — Брайен толкнул парня к седлам.

Но парень застыл, уставившись на подранка. Тот захрипел, пытаясь подняться на передние лапы, и парень вдруг вырвался вперед, направив ствол прямо в голову волка.

— Назад, кретин! — взревел я, хватая его за шиворот.

Но поздно. Из темноты вынырнула вторая волчица — серая, худая. Она вцепилась Биллу в руку, сбив с ног. Винчестер грохнул в воздух, и все смешалось: вой, крики, лошадиный визг.

Я выстрелил волчице в бок почти в упор. Она отпустила, заскулила, поползла прочь. Билл лежал на спине, зажимая окровавленную руку.

— Жив? — Брайен прикрывал его своим телом, паля наугад.

— Па… палец, — застонал парень.

Стая, почуяв слабину, снова пошла в атаку. Черный вожак прыгнул на Звездочку. Та встала на дыбы, ударила копытами. А я добавил из ружья.

Потеряв вожака, стая окончательно разбежалась. Мы же пошли успокаивать лошадей. И как только не сорвались с привязи?

После того, как я утихомирил Звездочку, ход дошел до Билла. Мизинец висел у него на лоскуте кожи.

— Оторвать, — сказал Брайен хрипло. — Или сгниет.

Он достал нож, сунул клинок в тлеющие угли. Билл зажмурился.

Я отвел глаза. Где-то в прерии выла стая.

— Еще повоют, ублюдки, — пробормотал Брайен, отрезая палец и прижимая раскаленное лезвие к ране сына.

Крик боли Билла перекрыл волчий вой.

Но вот, наконец, показались знакомые предгорья, воздух стал свежее, потянуло запахом сосен. Долина Джексон Хоул встретила меня вечерней прохладой и… странной, гнетущей тишиной. Я сразу почувствовал — что-то не так. Городок, обычно оживленный по вечерам, когда охотники и ковбои выползали в салуны после трудового дня, выглядел вымершим. Окна домов темные, на улицах ни души. Только ветер гонял пыль да скрипела вывеска над лавкой старого Мак-Грегора.

И вдруг я увидел их. Солдаты. В синей форме армии США. Двое стояли у салуна, лениво переговариваясь. Еще один патруль из трех человек медленно шел по противоположной стороне улицы, их винтовки поблескивали в лучах заходящего солнца. Что, черт возьми, здесь делает армия? Когда я уезжал, никаких военных здесь и в помине не было. Все ловили банноков.