Дизель и танк (СИ) - Тыналин Алим

Наскоро умывшись ледяной водой, я спустился во двор. Предрассветные сумерки только начали рассеиваться.

Бережной колдовал над двигателем. Велегжанинов раскладывал инструменты.

— Все системы проверены, — доложил Звонарев, протягивая мне журнал. — Давление масла в норме, топливная система работает идеально.

К шести часам площадь перед институтом начала заполняться людьми. Подъехали первые автомобили других участников — два зеленых «Форда», ярко-красный «Фиат», серый ярославский грузовик и темно-синий «АМО». Около каждой суетились механики, проводя последние проверки.

— А народу-то сколько собралось, — присвистнул Руднев, подходя с канистрами солидола. — Прямо как на премьере в Большом.

Действительно, к семи часам площадь заполнили зрители. Студенты института, рабочие с окрестных заводов, просто любопытные москвичи — все хотели увидеть старт необычного пробега. У парадного входа выстроился духовой оркестр.

Официальные речи еще не начались, и все не успели еще разойтись по машинам, как я заметил знакомую фигуру в стороне от толпы. Бауман стоял в тени здания, куря папиросу. Он едва заметно кивнул мне.

— На минуту, Леонид Иванович, — негромко произнес он, когда я подошел.

Мы отошли за угол, подальше от любопытных глаз. В утреннем воздухе плыл сизый дым его «Герцеговины Флор».

— Хочу предупредить, — Бауман говорил тихо, поправляя пенсне. — За вами будут следить. И не только официальные наблюдатели.

— Рыков? — уточнил я.

— Если бы только он, — Бауман поморщился. — В Политбюро сейчас сложная ситуация. Правые набрали силу. А ваш успех многим не по нраву.

Он помолчал, стряхивая пепел.

— Особенно будьте осторожны в Вологде и Архангельске. Там у определенных товарищей свои интересы. И свои люди.

— Спасибо за предупреждение, — кивнул я. — Но мы же просто участвуем в техническом пробеге.

— Бросьте, Краснов, — Бауман жестко усмехнулся. — Вы же понимаете — сейчас любой успех или провал имеет политическое значение. Особенно в промышленности.

Он достал новую папиросу.

— Я ценю вашу работу. И то, что вы делаете для индустриализации. Поэтому и предупреждаю — будьте предельно осторожны. У вас много врагов, причем в самых разных кругах.

— Учту, — я пожал его сухую, жилистую руку.

— И вот еще что, — добавил он, уже поворачиваясь уходить. — В случае серьезных проблем свяжитесь с товарищем Лазаревым в Архангельске. Он… предупрежден.

Когда я вернулся к машине, Варвара вопросительно взглянула на меня. Я покачал головой — потом объясню. Оркестр играл марш.

В начале восьмого появились официальные лица — Пятаков, Бурмистров, представители ВСНХ и наркомата. Начался торжественный митинг.

— Товарищи! — голос Пятакова разносился над площадью. — Сегодня мы становимся свидетелями исторического события. Шесть машин отправляются в беспримерный пробег через всю страну…

Я слушал вполуха, проверяя последние детали. Варвара колдовала над приборами, Звонарев еще раз осматривал крепления дополнительных канистр.

— А теперь слово представителям команд, — объявил Бурмистров.

Первым выступал американец Джонсон от «Форда» — высокий, подтянутый, в идеально отглаженном комбинезоне. За ним — немногословный ярославец Прохоров, потом темпераментный итальянец Марелли. Дошла очередь и до меня.

— Мы готовы доказать, — сказал я, поднявшись на импровизированную трибуну, — что советские машины не уступают лучшим мировым образцам. Каждый километр пути станет подтверждением наших возможностей.

В девять часов прозвучала команда занять места в машинах. Бережной привычно поправил фуражку и забрался в кабину. Варвара устроилась рядом с приборами. В кузове разместились Велегжанинов и Звонарев с инструментами, а также представитель комиссии Травников.

Взмыл вверх красный флаг. Оркестр грянул марш. Первым тронулся головной «Форд», за ним остальные машины. Наш «Полет-Д» занял место в середине колонны.

— Ну, с Богом, — пробормотал Бережной, привычно крестясь.

Колонна медленно двинулась по улицам Москвы. Впереди нас ждали тысячи километров трудного пути.

Глава 11

Москва-Ярославль

По сигналу флажка наша колонна медленно тронулась с места. Я сидел в кабине «Полета-Д», наблюдая, как впереди плавно набирает ход головной «Форд». Утренняя Москва встречала нас серым небом и талым снегом на булыжных мостовых.

Бережной, непривычно собранный и молчаливый, вел машину с неожиданной элегантностью. Вместо обычной помятой фуражки на нем красовалась новая кожаная кепка, когда только успел нацепить, а на груди поблескивал старинный серебряный компас на цепочке — подарок деда-штурмана.

— Держим дистанцию пятьдесят метров, — негромко произнес он, ловко маневрируя между трамвайными путями на Арбате.

Варвара, закутанная в теплый шарф, внимательно следила за приборами:

— Давление масла четыре и две, температура восемьдесят три… все в норме.

В кузове Велегжанинов, сменивший вечный черный халат на добротный брезентовый комбинезон, методично проверял крепления канистр и ящиков с инструментами. Его длинные пальцы двигались с механической точностью, а вместо обычных арий он тихо насвистывал какой-то бравурный марш.

Мы миновали Смоленскую площадь. Звонарев, устроившийся рядом с Велегжаниновым, делал пометки в путевом журнале. Травников, наш наблюдатель, с интересом разглядывал московские улицы.

Сквозь небольшое заднее окошко кабины до меня долетали обрывки разговора в кузове. Руднев, как всегда, начал издалека:

— А вы, Сергей Николаевич, давно в комиссии работаете?

— Третий год, — отозвался Травников, устраиваясь поудобнее на ящике с инструментами. — После окончания института направили в технический отдел.

— И как вам испытательная работа? — продолжал прощупывать почву Руднев.

— Интересно, конечно. Хотя бывает всякое… — Травников помедлил. — Помню, в прошлом году проверяли новый трактор. Так главный конструктор прямо на испытаниях в обморок упал, когда мотор заклинило.

— А у нас не упадет, — хмыкнул Руднев. — Наш главный и не такое видал. Кстати, вы обратили внимание на систему охлаждения? Совершенно новый принцип…

Машину тряхнуло на ухабе, и часть разговора потонула в грохоте и скрипе рессор. Когда шум стих, я снова услышал голос Травникова:

— … А самое сложное — это объективность сохранять. Некоторые ведь как думают: раз свое, отечественное — значит, надо победу присуждать. А я считаю, техника она либо работает, либо нет.

— Верно мыслите, — одобрительно отозвался Руднев. — За тем и существуют испытания. Только вот у нас, заметьте, машина действительно лучшая. Без всяких скидок на происхождение.

Судя по тону, наш язвительный инженер проникся симпатией к молодому наблюдателю. Что ж, это может пригодиться в долгом пути.

— Смотрите-ка, итальянцы отстают, — заметила Варвара, глянув в боковое зеркало.

Действительно, красный «Фиат» заметно приотстал. Их двигатель явно не был рассчитан на холодный запуск.

На Садовом кольце нас обогнал черный «Паккард» с членами комиссии. Пятаков приветственно махнул рукой.

Улицы постепенно заполнялись народом. Прохожие останавливались, провожая взглядами необычную процессию. Мальчишки бежали за машинами, выкрикивая приветствия.

— Первый поворот на Мытищи через три версты, — доложил Звонарев, сверяясь с картой.

За окном замелькали окраинные дома, булыжную мостовую сменила разбитая грунтовка. Впереди начинался самый сложный участок — дорога на Сергиев Посад.

— Температура пошла вверх, — предупредила Варвара. — Девяносто градусов.

Бережной чуть сбросил газ, выбирая путь между глубокими колеями. Его жесткие, натруженные руки уверенно держали руль.

Колонна растянулась по раскисшей дороге. Где-то позади натужно ревел мотор ярославского грузовика. А впереди «Форд» начал вилять, его заносило на скользкой глине.

Начиналось настоящее испытание.