Дизель и танк (СИ) - Тыналин Алим

Она молча кивнула, не отрываясь от приборов. В зеркале заднего вида я видел, как итальянский «Фиат» заметно отстал — похоже, у них тоже начались проблемы с перегревом.

За Рогожской заставой Владимирское шоссе раскинулось широкой лентой. Весенний ветер гнал поземку по укатанному снегу. Здесь предстояло провести скоростные испытания.

— На этом участке проверяем максимальную скорость и расход топлива, — объявил Бурмистров. — Дистанция десять километров.

Бережной привычно поправил фуражку и в последний раз обошел машину. Варвара и Звонарев проверяли приборы. Велегжанинов, напевая что-то из «Аиды», колдовал над топливной системой. Руднев нахально расположился на заднем сиденье и делал вид, что дремлет, сдвинув кепку на глаза.

Немцы из MAN, устранив проблемы с перегревом, готовились к старту. Я заметил, как они что-то делали с топливной системой, прикрывшись от посторонних глаз брезентом.

— Варвара Никитична, — тихо позвал я. — Посмотрите, что они там химичат.

Она ловко прошла вдоль колонны, делая вид, что проверяет приборы. Вернулась через минуту:

— У них дополнительный бак под днищем. Похоже, с каким-то специальным топливом.

— Так я и думал. Сообщите комиссии?

— Подождем. Пусть сначала покажут результат.

Первым стартовал MAN. Его двигатель неожиданно мощно взревел, машина рванула вперед.

— Что-то не так, — нахмурилась Варвара, глядя на секундомер. — Такой мощности у них быть не может.

Через пять минут подошла наша очередь. Бережной перекрестился, пробормотал заговор и плавно тронул машину с места.

— Скорость шестьдесят километров, — докладывала Варвара. — Температура масла девяносто градусов, давление четыре атмосферы.

«Полет-Д» уверенно шел по шоссе. Травников не успевал записывать показания приборов. В зеркале заднего вида я видел, как снова безнадежно отстал итальянский «Фиат».

— Семьдесят километров, — Варвара не отрывалась от приборов. — Расход топлива двести десять грамм на лошадиную силу.

На контрольном пункте нас встретил взволнованный Бурмистров:

— Невероятно! Немцы показали среднюю скорость восемьдесят пять километров. Это намного выше заявленных характеристик.

— Позвольте проверить их топливную систему, — предложил я.

Когда подняли MAN на смотровую яму, все стало ясно. Под днищем прятался искусно замаскированный дополнительный бак.

— Что это? — строго спросил Пятаков.

Немецкий инженер побледнел:

— Это… это экспериментальная система…

— С добавкой нитрометана в топливо, — Варвара понюхала жидкость из бака. — Запрещенный прием на испытаниях.

Разразился скандал. Пятаков что-то грозно выговаривал представителю MAN. Бурмистров строчил акт о нарушении.

— А теперь сравним честные результаты, — предложил я. — Давайте замерим расход стандартного топлива.

Когда немцы залили обычное горючее, их хваленый двигатель еле выжал пятьдесят километров в час, а расход подскочил почти в полтора раза.

— Ловко они пытались всех обмануть, — покачал головой Бурмистров. — Но правда всегда всплывает.

К нам подошел усталый представитель Форда:

— Поздравляю. Ваша машина показала лучшие результаты честным путем.

Бережной, довольно поглаживая руль, что-то шептал грузовику. Велегжанинов, не прерывая пения, методично протирал приборы. Звонарев осматривал приборы. Руднев ухмылялся и делал конкурентам рожки пальцами. А Варвара украдкой показала мне победный жест.

Впереди оставалось последнее, самое сложное испытание. Подъем на Воробьевы горы с полной нагрузкой.

Глава 10

Допуск

Солнце клонилось к закату, когда наша колонна подошла к подножию Воробьевых гор. Последнее испытание должно стать самым сложным — крутой подъем с полной нагрузкой.

— В кузов каждой машины грузим по три тонны мешков с песком, — объявил Бурмистров. — Подъем без остановок. Любая заминка — провал испытания.

Рабочие споро грузили мешки. Я видел, как проседают рессоры у всех машин. Итальянский «Фиат» сразу отказался от участия, их двигатель окончательно перегрелся.

— Давление масла три и восемь атмосфер, — докладывала Варвара, пока шла погрузка. — Температура в норме.

Звонарев проверил приборы. Руднев подошел и стукнул по твердым шинам.

Бережной в который раз обошел машину против часовой стрелки, бормоча какие-то особо сильные заговоры. Велегжанинов в который раз проверял все соединения.

Первым должен был стартовать «Форд». Его двигатель натужно взревел на подъеме, машина медленно поползла вверх. На середине склона скорость упала почти до нуля, но американцы все-таки дотянули до вершины.

MAN даже не стал пытаться — после скандала с топливом немцы предпочли сойти с дистанции.

— Наша очередь, — я кивнул Бережному.

Он степенно поправил фуражку, перекрестился и взялся за руль. «Полет-Д» плавно тронулся с места.

— Обороты тысяча двести, — начала отсчет Варвара. — Температура масла девяносто градусов… Давление четыре атмосферы…

Склон становился все круче. Двигатель ровно гудел, уверенно толкая груженую машину вверх. Травников строчил в блокноте, иногда восхищенно качая головой.

На середине подъема я почувствовал, как машина слегка замедлилась.

— Температура сто десять, — в голосе Варвары появилось напряжение. — Давление падает…

— Держись, голубушка, — прошептал Бережной, поглаживая руль. — Еще немножко…

Двигатель вдруг закашлялся черным дымом. Варвара метнулась к приборам:

— Топливо не поступает! Давление в магистрали…

Я увидел, как побледнел Травников. Казалось, мы вот-вот остановимся. Но Бережной, не прерывая бормотания, как-то по-особому надавил на педаль газа, и двигатель снова заработал ровно.

— Невероятно, — прошептал наблюдатель. — Такой вес, такой подъем…

Последние метры дались особенно тяжело. Но вот наконец «Полет-Д» выбрался на вершину и плавно остановился. Бережной шумно выдохнул и вытер пот со лба.

— Время подъема четыре минуты сорок секунд, — объявил Бурмистров. — Лучший результат! И без всяких химических добавок.

К нам подошел Пятаков:

— Поздравляю, товарищ Краснов. Ваша машина доказала полное превосходство. Думаю, вопрос об участии в автопробеге можно считать решенным.

Варвара не выдержала и радостно захлопала в ладоши. Велегжанинов довольно кивал, протирая и без того чистые приборы. А Бережной все гладил руль и что-то шептал, благодаря машину за отличную работу.

С вершины Воробьевых гор открывался потрясающий вид на вечернюю Москву. Золотились купола церквей, дымили заводские трубы, по улицам бежали цепочки зажженных фонарей.

После триумфального подъема мы вернулись в институт. До итогового заседания оставалось около двух часов. Я отправил команду отдыхать и готовить документы, а сам поднялся в свой временный кабинет.

Мышкин уже ждал меня там, сутулясь в полумраке у окна.

— Леонид Иванович, — он достал потрепанный блокнот. — Насчет немцев… У меня готова вторая часть операции. Письмо о переговорах с американцами…

— Отменяем все, — я покачал головой. — Мы победили честно. Не нужно грязных игр.

— Но компромат уже собран…

— Уберите. Пока что подальше. И людей отзовите. Пусть немцы уезжают с достоинством. Но на всякий случай держите в запасе.

Мышкин понимающе кивнул и исчез так же незаметно, как появился.

В дверь постучали — это пришла Варвара с папкой документов.

— Все графики готовы, — она положила бумаги на стол. — И результаты замеров тоже. Знаете, что самое удивительное? Даже без всяких интриг мы их обошли по всем параметрам.

— В этом и суть, — я улыбнулся. — Настоящее превосходство не нуждается в подтасовках.

Я подошел к окну. В сгущающихся сумерках виднелись очертания нашего грузовика. Он себя неплохо показал в эти дни. Посмотрим, что скажет комиссия.

Большой конференц-зал института был заполнен до отказа. За длинным столом президиума расположились Пятаков, Бурмистров, Зубцов и другие члены комиссии. На стене висели графики испытаний, а на специальном стенде были разложены образцы деталей всех двигателей.