Тверской баскак. Том Четвертый (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus"

Торгуясь сейчас с Берке, я испытываю двоякое чувство. С одной стороны, удовлетворение тем, как идут дела. Товар почти весь распродан, прибыль перекрыла все мыслимые ожидания, и дыру в бюджете за этот год я точно закрою. А с другой, вопрос с кем мне иметь дело в осуществлении другого своего плана остается нерешенным. Ханский братец мне тоже не нравится, и дело тут не в его паталогической жадности, это-то как раз и неплохо. Есть у человека слабость, значит, на нее всегда можно надавить. Тут дело в другом, просто есть ощущение, что не тот это человек, не на него надо делать ставку.

«Батый не тот, Сартак не тот, Берке тоже не тот! — Мысленно рычу на самого себя. — Что ты ведешь себя как жених на смотринах⁈ Вот чем тебе Берке не угодил⁈ Жаден, невоздержан, самовлюблен, ну просто идеальный кандидат!»

Подняв пиалу, Берке предлагает мне последовать его примеру. Это завершающая стадия разговора, и я понимаю, что если уж начинать, то сейчас. Другого случая поговорить напрямую с будущим ханом у меня может и не быть.

«Других ханов у меня для вас нет!» — Иронично перефразирую вождя народов и уже начинаю прикидывать, с чего бы получше начать, как вдруг меня пронзает мысль.

«Как это других ханов нет⁈ А Улагчи! — Вспомнив про малолетнего внука Батыя, что ненадолго унаследует власть после внезапной смерти отца, я тут же отрабатываю назад. — Нет! Тут еще следует все хорошенечко обдумать!»

Убранство большой юрты не блещет красотой и богатством. С первого взгляда не скажешь, что здесь проводит свои дни полководец, чья слава уступит разве что легендарному Субудаю. Простое войлочное ложе в углу, у входа лежат конские седла и сбруя, а тьму разгоняют два масляных коптящих светильника. Единственное отличие от жилища простого пастуха — это устилающий пол дорогущий персидский ковер.

«Может быть, в этом и есть настоящий шик, — иронизирую про себя, проходя под низкий полог юрты, — вот так вот запросто и не задумываясь о расходах, бросить бесценную вещь прямо на землю!»

Впереди меня, аккуратно перешагивая волосяную веревку у порога, заходит Турслан Хаши, и я слышу его приветствие.

— Удачи и благополучия тебе, Бурундай!

— И тебе, Турслан!

Кланяюсь вслед за Турсланом, хотя меня хозяин явно проигнорировал.

«Ничего, — успокаиваю себя, — никто теплого приема и не ждал!»

Дело в том, что после аудиенции у Берке и посетившей меня идеи, я долго думал о том, что я могу сделать сейчас для ее реализации. Улагчи, сыну Сартака и будущему малолетнему хану ныне всего два года, он сам, как действующее лицо, меня не интересует.

«Мне нужны те, кто будет стоять за этим царственным ребенком». — Так размышлял я, вспоминая все что я знаю об этом Ордынском периоде.

Получалось, что после смерти Батыя, а вслед за ней и скоропостижной кончины Сартака, Великий хан Мунке утвердил правителем Улуса Джучи сына Сартака, Улагчи, а по его малолетству поставил при нем регентом бывшую старшую жену, а к тому времени вдову Батыя, Боракчин-хатун. Ребенок процарствовал недолго, и его тоже убрали. Кто⁈ Претендентов тут всего двое, или Берке, или сама Боракчин в надежде посадить на трон своего сына Туда-Мунке. Впрочем, это неважно! Главное, что в краткой последующей борьбе победил Берке, а Боракчин-хатун была казнена, как изменница. Почему Берке удалось одолеть вдову, хотя за ней стоял Каракорум⁈ Да потому что Золотоордынская знать в этом противостоянии полностью поддержала ханского брата, а не его вдову.

Вспомнив все это, я тогда взглянул на ситуацию по-другому. Если главным рычагом, вытолкнувшим Берке на вершину власти, стала монгольская знать, то кто эти люди. Знать — это не отвлеченное понятие, знать — это группа людей, а значит, всегда есть один или несколько человек, которые формируют мнение этой группы.

«Кто они, или он⁈ — Спросил я себя и почти без раздумий ответил. — Бурундай, это уж точно! Он был верной рукой Батыя, вторым после Субудая полководцем в Монгольской империи. Покорял Булгарию, Русь, Польшу и Венгрию. Ему сейчас где-то пятьдесят три-пятьдесят пять, и авторитетнее его в Золотой Орде человека нет».

Осознав наконец эту простую, казалось бы, вещь, я сразу сложил концы с концами и понял, с кем мне надо разговаривать не только о своем будущем в Золотой Орде, но и проекте великого похода на запад.

«Конечно, ведь очень скоро он поведет монгольскую армию на набирающую силу Литву! — В тот момент в моей голове выстроилось окончательно-четкое понимание ситуации. — Бурундай поддержит Берке в борьбе за трон, а тот „в награду“ отправит почти шестидесятилетнего ветерана на западную границу усмирять взбунтовавшуюся Галицко-Волынскую Русь и Литву. Это больше похоже на почетную ссылку, чем на награду! Скорее всего, Берке не захочет терпеть рядом с собой человека, которому обязан троном и который в любой момент может вновь затеять очередную рокировку. Он с почетом проводит его в новый поход в надежде, что тот уже не вернется обратно. Как в прочем в действительности и случится. Бурундай умрет в тысяча двести шестьдесят втором году далеко от Золотого Сарая, где-то на степных просторах между Бугом и Днепром».

Уяснив ключевую роль Бурундая, я решил, что просто обязан с ним встретиться. Сделать это было непросто. Во-первых, Бурундай кочевал где-то в степях, во-вторых, к такому человеку так просто не заявишься, могут запросто и живьем в землю закопать.

Пораскинув мозгами, я решил действовать через Турслана Хаши. Для начала я подарил ему свое личное зеркало. Не то чтобы Турслану не терпелось посмотреть на свою старую физиономию, нет, просто он, как и я, прекрасно знал о его стоимости. Пять сотен арабских золотых динаров, сумма настолько гигантская, что объяснять ничего не пришлось. Приняв зеркало и посмотрев на свое морщинистое лицо, опытный монгол сразу же спросил.

— Чего ты хочешь⁈

Ответ мой был прост.

— Всего лишь две встречи. Одну с Бурундаем, а другую с Боракчин-хатун.

Удивила моя просьба Турслана или нет, я тогда так и не понял. Он ничего не ответил и лишь через неделю прислал гонца со словами — собирайся, завтра с утра поедем на охоту.

И вот три дня езды по бескрайней степи, и мы добрались до кочевья Бурундая.

Сажусь вслед за Турсланом на ковер, и молодая круглолицая девушка подает нам в пиалах кумыс. Пьем молча. Хозяин юрты сосредоточенно смотрит куда-то вдаль, наслаждаясь маленькими глотками кислого молока. Я не большой любитель кумыса, но здесь в Орде уже привык пить его, не морщась.

Сидим так минут пять, а может и больше. Потом Бурундай все же решает начать беседу.

— Как добрался, Турслан? Все ли хорошо с тобой было в дороге?

Турслан также неспешно рассказывает о дороге, описывая в подробностях всякие мелочи. Говорит настолько долго, что я уже начинаю подумывать, а не замыслил ли, старый хрыч, меня попросту кинуть⁈

К счастью, его рассказ вдруг заканчивается словами.

— Вот привел к тебе фрязина, помнишь его⁈ Он был у меня переводчиком во время зимнего похода на Русь. Очень любопытный человек, советую тебе его выслушать.

Бурундай никак не отреагировал на эти слова, продолжая сидеть с видом человека, полностью погруженного в себя. Меня уже вновь начали посещать сомнения, а не зря ли я тащился к черту на рога и мучился со строптивой кобылой, как вдруг Бурундай вскинул на меня свои узкие как прорези бойниц глаза.

— Ну, говори, коли пришел!

От неожиданности аж теряюсь. Несколько секунд под прицелом его глаз борюсь с собственными нервами, но все же справляюсь и начинаю говорить с тем же киятским акцентом, что и хозяин юрты.

— Ты великий полководец, Бурундай, — начинаю с доброй порции качественной лести, — я знаю это не с чужих слов, я видел твои подвиги своими глазами. Ты мог бы встать в один ряд даже с Великим Субудаем! Да что там рядом, ты мог бы превзойти его! Ведь он не исполнил волю Чингисхана, не дошел до последнего моря, а ты еще можешь!

В холодных нацеленных на меня глазах вспыхнула искра интереса, и прервавшись, я заставляю хозяина озвучить его.