Андрей Муравьев - Меч на ладонях
Балтика в одиннадцатом веке слабо отличалось от века двадцатого. Все те же серые тяжелые облака, свинцово-черные воды и пронизывающий весенний ветер. Тут здорово пригодились накидки из кожи тюленя, купленные перед походом. Толстой, но достаточно мягкой коже, выделанной руками хобургских женщин, даже местные штормы были не страшны.
С выходом в чистые воды работы на веслах стало меньше, но появились другие проблемы. Более трети экипажа тяжело переносили качку. Дружинники привыкли к плаваниям, но их опыт преимущественно был накоплен в походах по рекам и озерам. В этот же раз князь послал только выходцев из Центральной Руси и Новгорода, пренебрегши большим количеством служивших у него варягов-наемников. Сомохов и Малышев обсуждали это, но прийти к определенному объяснению факта так и не смогли. По какой-то причине молодой князь Святополк Изяславович решил, что ему лучше послужат дружинники, не имеющие корней в землях, мимо которых поплывет судно. Однако на корабле были и варяги: из шестерых воинов ярла Хобурга четверо были родом из фьордов Норвегии и Швеции.
На ночь во время плавания по Балтийскому морю среди местных мореходов было принято приставать к берегу. Некоторые скандинавские дружины плыли и ночью по звездам, но это было возможно только в чистом море вдали от прибрежных отмелей и подводных скал. Балтику часто штормило, и близость берега давала возможность в случае плохой погоды спрятать товар и судно в каком-нибудь заливчике. Однако это делало торговые суда очень уязвимыми для морских пиратов.
Бьерн Гусак правил судно в чистое море. Он был опытным мореходом и верил в свои силы, но никогда весной не стал бы так рисковать по своей воле. Напряжение было видно и по нахмуренному лицу старого вояки, и по тому, как он покрикивал на скамеечников-гребцов.
Удача сопутствовала «Одноглазому Волку» в его походе. С самого выхода в море дул попутный ветер, море было спокойное, а небо – чистое.
За пять дней, половину из которых Малышев и Горовой провели по преимуществу свесившись за борт, драккар прошел мимо острова Даго[46], после чего взял влево, стремясь проскользнуть между равно известными плодородными землями и пиратами островом Готландом и берегами Курляндии.
Еще через два дня, когда на горизонте показались берега будущей Калининградской области и Малышеву стало казаться, что он вот-вот увидит Куршскую косу или Клайпеду, драккар опять поменял курс и, приняв вправо, ушел, не сближаясь с берегом, в сторону Борхольма.
4Любек[47]. Священная Римская (Германская) империя. Харчевня «Весло и Селедка». Два часа до полуночи
Любек еще только приобретал ту славу и ту силу, которые через пару сотен лет сделают его одним из виднейших городов Европы и мира, выдвинув в один ряд с такими гигантами, как Венеция и Константинополь. Почти шестьдесят лет городком, основанным, по преданиям, легендарным князем Любомиром, владели немцы[48]. Они и выстроили из маленькой славянской деревушки известный порт и торговый центр на Варяжском море.
Пять лет назад бодричский племенной князь Генрих отвоевал побережье Вагрии. Он не стал менять установленные порядки в городе, без сопротивления открывшем ему ворота. Только в гарнизоне вместо германцев теперь сидели хмурые даны (мать Генриха была датчанка и в его войске хватало скандинавов) и косматые бодричи[49], да окрестные крестьяне-вагры[50] стали смелее чувствовать себя на местном торгу, уже не пряча свои языческие обереги и при случае открыто переругиваясь с проповедниками местного архиепископа. Несмотря на то что ключевые посты в селении, как и большую часть населения, по-прежнему составляли немцы, князь Генрих даже сделал Любек на некоторое время своей столицей.
Харчевня «Весло и Селедка» не была самым популярным местом в городе. Снаружи двухэтажное деревянное здание с оштукатуренными стенами и каменным подмуром было куда красивей, чем изнутри. Проблема заведения была в том, что оно находилось слишком близко к порту, – каждый день здесь вспыхивали драки между посетителями. Дрались и резались до крови пираты и скупщики краденого, портовые воришки и нищие, сутенеры и наемные громилы. Харчевня была одной из самых дешевых и непритязательных. Добрые купцы сюда не ходили, да их здесь и не ждали. Не появлялась тут ни городская стража, ни портовая – дом стоял на незримой черте, разделившей зоны их «ответственности», что и оставляло возможность и начальнику городского караула, и капитану портовой стражи заявлять, что они не считают эту территорию своей.
Вот уже неделю весь второй этаж «Весла и Селедки», за исключением комнаты хозяина, снимали странные посетители. Три каморки, в которые портовые шлюхи обычно водили моряков, занимали иноземный купец и его сопровождающие. Хозяин дома, старый, вышедший в отставку одноногий пират Борг Колдурн, не хотел сдавать помещения гостям на длительный срок. Почасовая оплата приносила солидные барыши, и Борг не желал терять своих клиентов, вернее сказать, клиенток. Но купец сумел предоставить весомые доводы с характерным серебряным звоном. Так что вот уже неделю доступные портовые красотки зазывали изголодавшихся по противоположному полу в здание напротив.
Приехавший купец не был знаком Боргу, да и не интересовал он его. Но даже если б старый пират захотел разузнать что-нибудь о своем постояльце, его ждал бы провал. За неделю иноземец так и не показался из номера. Только пара его подручных спускалась изредка на первый этаж, вынося ночной горшок да прихватывая из кухни съестное и вино.
Купец назвался Аиэром.
К вечеру седьмого дня явился тот, кого бывший жрец культа Архви, а ныне почтенный герр Аиэр ожидал в таком непрезентабельном месте.
Когда вечерний разгул в кабаке достиг своего апогея, в приоткрытые двери проскользнул закутанный с ног до головы в серый плащ среднего телосложения мужчина. За ним тенью прошествовали двое телохранителей: широкие клинки скандинавских секир и кольчуги не могли скрыть даже широкие накидки из крашеного богемского полотна. Портовые забияки и прочая шушера тут же притихли и сгрудились в дальнем углу – от суровых бородатых крепышей-нурманов, изредка поступавших на службу в богатые торговые дома или к купцам, люди в здравом уме старалась держаться подальше.
Вошедший в сопровождении двух мрачных головорезов, не спрашивая хозяина заведения, проскользнул мимо стойки с бочонками пива на лестницу, ведущую на второй этаж.
Через минуту, пройдя осмотр, стражи Аиэра, он уже сидел за столом напротив жреца.
– Ну, рад тебя видеть в добром здравии, досточтимый жнец, – просипел невзрачный мужичонка, откидывая полы плаща и открывая взорам собравшихся в комнате дорогой жилет.
– Ты стал щеголем, добрый Пионий? – Аиэр казался удивленным внешним видом вошедшего.
Тот как будто смутился, потом красноречиво постучал по груди, укрытой дорогим алым бархатом. Раздалось характерное металлическое бренчание.
– Это всего лишь бриганта[51], досточтимый жнец. – Пионий развел руками. – Ты сам назначил встречу в таком месте, где я должен думать о сохранности своего живота.
– О целости твоего живота должен думать я, колос, – сказал Аиэр.
Пионий сглотнул слюну.
– Я не хотел обидеть тебя, мудрый. – Он потер начавшие покрываться потом ладони. – Я преклоняюсь перед твоей предусмотрительностью и знанием. Мы – пыль под стопой Лучезарного, я – лишь никчемный раб в его когорте. Ты – жнец. Я – колос на поле его. Ты говоришь – я внемлю…
В словах Пиония было столько страха, что сидевшие у входа стражники поморщились.
Пионий не отрывал глаз от крышки стола, пока сменивший гнев на милость Аиэр не начал говорить:
– Как дела с Оттоном?
Пионий, получив возможность загладить первое неприятное впечатление, радостно засуетился:
– Я сделал все, как велели. Меня представили ко двору. Оттон стар, а желания его не отличаются от желаний молодого бычка. Он женился, жена моложе его раза в два. Оттон просит вернуть молодость и для этого готов на все.
Аиэр осмысливал услышанное, поигрывая замысловатыми четками. И у стен могут быть уши – эту простую истину открыли давно, и она была актуальна в любое время и в любых широтах. Оба разговаривающих не называли настоящих имен. Масляная лампа на столе чадила и распространяла вонь плохо очищенного масла: жрец Архви недолюбливал восковые свечи.
– А готов ли он предоставить нам свободу на своей земле и возможность ставить наши храмы?
Пионий отрицательно помотал головой:
– Еще нет, о великий жнец. К нему вернулось желание, он снова может многое, но теперь требует вернуть ему еще и молодое тело.
Жрец Архви отмахнулся:
– Ты же знаешь, червь, что это невозможно. Его же подданные не приемлют этого. Чернь восстанет, а знать поддержит. У Оттона и так полно проблем со своими провинциями.
