Картограф (СИ) - Москаленко Юрий "Мюн"

Мне показалось, что за этой заботой о нас скрывается что-то ещё. Так и вышло: немного помявшись, он спросил у Старостина, не стоит ли в скорости опасаться набега лихих людишек?

Подошедший Алешка, также отметив, что вопрос отнюдь непраздный, уставился на командира в ожидании ответа. Поручик оказался в явном затруднении и поступил так, как поступают в его положении все благоразумные люди – обратился за советом к бывалому, то есть ко мне.

Глава 10

Как правильно организовать оборону посёлка в полсотни дворов силами четырнадцати бойцов? Ну, хорошо, хорошо, пятнадцати: я теперь вроде тоже в обойме. Четырнадцать, пятнадцать, разница не такая уж и большая. Особенно, если учесть, что мы сейчас не в ущелье, как приснопамятный царь Леонид и со своей службой личной безопасности. У нас тут, знаете ли, со всех сторон поля. Так что речь пойдёт, ни много ни мало, о круговой обороне.

Поскольку Старинов решил пока что полагаться на меня, то я и открыл заседание Верховного главнокомандования, правда, мы не сидели, а стояли, но не суть…

– Роман Елизарыч, у меня для тебя две новости: хреновая и получше. Начну с первой. Паскудство нашего положения состоит в том, что обороняться широким фронтом у нас нет никакой возможности. Мы, конечно, можем пойти на самообман и посчитать меня за двоих, а то и за троих бойцов, но это не изменит ситуацию вообще никак. То есть совсем. Поэтому предлагаю по максимуму использовать особенности рельефа и разные прочие складки местности. А поскольку вы с Алексеем нашим Николаевичем по военно-учётной специальности геодезисты, то вам, значит, и карта в руки.

Подпоручик в недоумении посмотрел на командира и спросил:

– Это он о чём?

Старинов пожал плечами:

– Сам не всё понимаю. Говорит, зря мы его за двух бойцов считаем, и оборона особенностей рельефа – это максимальный самообман. Или что-то такое. А вот мы с тобой, говорит, учётные геодезисты.

– Учётные? – переспросил Алёшенька. – Это вроде того, что записные?

– Да. Очень военная, говорит, специальность.

Да он прикалывается, сволочь такая! Ладно, сейчас посмеёмся:

– Что ж, господин поручик, раз Вы так стойко перенесли плохие новости, то новость получше должна Вас просто развеселить. На пути неприятеля встретится серьёзная естественная преграда. Не вижу радости на Вашем лице.

Это верно, на лице Старинова не то что никакая радость не проявилась, наоборот, поручик нахмурился:

– Какая такая естественная преграда? Чему я тут радоваться должен? Не вижу ни одного повода.

Не видит он. Хорошо, сейчас-сейчас… Я набрал в грудь побольше воздуха и начал. Начал из далека:

– Роман Елизарыч, а не покажете ли мне неразумному, в какой стороне произошло то самое разбойное нападение, о котором Вам нынче поведал Данилыч? Ну, так… примерно. Плюс-минус там-то. Точнее не надо. Просто рукой направление покажите, вполне достаточно будет.

Поручик несколько затруднился с ответом, но староста его выручил:

– Дык, эта… Милютовка, она ж вона в той стороне-то будет, – и он указал рукой примерно в том направлении, в котором я и предполагал.

– Вот! – притворно обрадовавшись воскликнул я, и, обращаясь к главе местного самоуправления поинтересовался: – Скажи, отец, а речка у вас тут есть?

– А как жишь?! Иметца. Мы в ей скотину поим, да рыбку промышляем. Вона тама она в акурат и протекат. Версты полторы. Никак не боле, – староста показал в какой стороне протекает река.

Направления на реку и на Милютовку волшебным образом совпали. Я снова посмотрел на поручика. На его лице не дрогнул ни один мускул. Ладно, продолжим ему пищу для размышления подкидывать:

– Скажи, отец, а речка у вас тут широкая? Или её с разбега перепрыгнуть можно?

Староста вскинулся:

– Да где ж её перепрыгнешь-то? Она, почитай, сажён сорок в ширину будет. Да кабы не все полста! Куды ж её перепрыгивать?! Разве что переплыть.

– Ага! – произнёс я. – А если в брод перейти? Где у вас тут брод через вашу реку? Далеко идти?

Староста озадаченно почесал затылок. Давно замечено, что подобное действие стимулирует мыслительную деятельность и активизирует память.

– Не-е-е, – замотал головой он после минутного размышления. – Нету у нас тута броду в реке. Токмо ежели по мосту. А броду нету.

– А мост где? – на самом деле я уже знал ответ, но – конспирация.

– Дык, знамо где! В Красном Яру мост.

– Прекрасно! – заявил я. – Что и требовалось доказать. Форсирование реки с целью пограбить не шибко богатое селение абсолютно не целесообразно, поэтому если уж и следует ждать нападения, то со стороны Красного Яра. Но тогда у бандюков возникает соблазн прошерстить сам Красный Яр, а эта операция запросто может уполовинить отряд.

Оба офицера со мной нехотя согласились. Староста всё же сомневался в правильности моего вывода. Главный использованный им аргумент звучал примерно так: «А вдруг?»

Вероятность этого самого «А вдруг», на мой взгляд, стремилась не просто к нулю, а могла принять даже отрицательные значения. Но стоит ли переубеждать старосту? Может, лучше сыграть с ним в старинную русскую забаву – ополчение?

Мелюзгу потолковее выслали в «дальний» дозор: примерно на версту от деревни, с наказом поднимать шухер, если к деревне будут двигаться больше трёх человек одновременно. С меньшим количеством незваных гостей разобраться не сложно даже нашими скудными силами.

Сформированную из мужиков дружину отдали под начало Данилычу. Алёшенька, как первый заместитель командира сначала затребовал их себе, но напоминание о том, что толковый ефрейтор в бою трёх губернаторов стоит, несколько охладило его пыл.

Опять же, мужики – это народ, а сержант, он, как не крути, ближе к народу, чем даже самый младший офицер. Даже если он самый зауряднейший. К слову сказать, самым младшим офицером в нашем отряде считался я, потому что в Красной Армии времён Петра Первого прапорщик – это не прапорщик, а младший лейтенант. Прапорщику же в нашем понимании здесь, скорее всего, соответствует ПОДпрапорщик, а старших прапорщиков у них тут вообще нет. Упущение.

Чтобы хоть чем-то занять погрустневшего подпоручика, его отправили с тремя бойцами оборудовать огневую точку на околице со стороны бандоопасного направления. Собственно всё. Оставалось ждать прибытия правительственных войск, ну, или, что уж совсем, на мой взгляд, невероятно, появления тех самых лихих людишек. Ожидать глобальные изменения ситуации мы отправились в штаб территориальной самообороны, который, как легко догадаться, располагался теперь в всё в том же доме старосты.

Когда мы с поручиком остались вдвоём, я посчитал необходимым выяснить для себя один важный вопрос, который с утра не давал мне покоя:

– Роман Елизарыч, я смотрю, вся эта кутерьма с гражданской обороной для тебя… скажем так – непривычна? Неужели у вас никаких учений не было?

Его ответ меня озадачил. С другой стороны, всё очень даже по-русски, а уж в армии такое сплошь и рядом – куда назначили, там и служишь.

– Понимаешь, тут ведь вот какая история приключилась, – начал он, замедляя шаг. – Там, где я образовывался, ничему подобному не обучали.

Ух ты! Гражданский ВУЗ?

А что? Бывает. Доводилось мне встречать и таких офицеров. Их ещё «пиджаками» называют. Окончит какой-нибудь невезучий паренёк институт с военной кафедрой, ему летёху дадут, а потом на два года в действующую армию. Вот и служит такое недоразумение и себе не в радость, и другим на горе. Если можно не давать им в подчинение личный состав, то так и делают. Задвигают пиджачилу на какую-нибудь трете-, четвёрто- или пятостепенную должность, чтобы он на ней поменьше урона Красной армии нанести сумел. А к чему-то стреляющему вообще стараются близко не подпускать. Перекантуется это чудо свои два года и на дембель, к всеобщей радости.

– Так ты не военный что ли, получается? – спросил я то, что первое пришло в голову.

Старинов остановился и уставился на меня как на какое-то чудо природы.