Гридень. Начало (СИ) - Старый Денис

Лишь к концу второго дня такой организации переходов, я стал догадываться, к чему ведут наши действия. То и дело, но уходили в степь отряды из десяти-двенадцати человек. После они возвращались, но сразу же сменялись другими. Не трудно было догадаться, что князь выставляет дозоры и контролирует кого-то из вне. Кого? Ну явно не приятелей.

На третий день начались другие мероприятия. Уже по два, а то и три десятка воинов, причем с телегами, уходили в ту самую сторону где дружина была еще пять-шесть часов назад. Дразнят, кого-то. Князь побуждает на активные действия отряд, который нас преследует. И то, что будущим врагам демонстрируются телеги, якобы обоз, где много вкусного, указывает на то, что невидимый противник обязательно клюнет. Ну кто же в степи пропустит обоз, неважно чей, если только не свой!

На третий день, с самого утра, началась суета пуще прежнего. Мне, конечно, никто ничего не объяснял. Вообще, складывалось впечатление, что будущие события, их вероятность, скрываются от дружины. Но это не иначе, как «по секрету всему свету». Не было ни одного дружинника, даже новика, кто бы не готовился к бою. Готовился и я, в том числе ориентируясь на ту информацию, что предоставил Спирка.

Мечи, топоры, ножи, иное оружие, точили все, делали это при первой же возможности, порой вместо того, чтобы потратить время на еду. Кроме того, если раньше все больше ходили в одном рубящем, нынче же многие облачаются сразу в кольчуги.

Еда. Вот где проблема. Есть хотелось почти постоянно. Сухарями я не наедался, а то вяленое мясо, что еще оставалось у Спиридона, пока решено было не использовать. Вдруг поражение и придется уходить нам вдвоем с дьячком? Нет, не бежать в панике и страхе, когда твои товарищи сражаются, а уходить, если товарищи уже все полегли. И, да, именно что товарищи. Привык я к тому, что тот, кто рядом со мной в бою, или друг, или товарищ. Тут сомнения нужно отринуть.

— Да оставь ты этот арбалет! — с раздражением в голосе сказал я.

Спирка все никак не успокоится, тренируется натягивать тетиву самострела. Ну и пусть у него через раз получается, настырный, все пробует и пробует. Оно то и правильно, доводить начатое. Но тут прежде силу тренировать нужно, наращивать, а уже с сильными руками, да ногами, и арбалет поддастся.

А так, когда в бою нет возможности кряхтеть минут десять, чтобы один раз зарядить оружие… Пустое это, не нужное. Так что только один выстрел и будет доступен Спиридону. И вообще нужно что-то придумать, чтобы он не участвовал в бою, будь все же тот случится. Или же где спрятался, пока большие дядьки мутузят друг друга. Ну ни разу Спирка не боевой монах.

— От чего ты самострел называешь арбалетом? — продолжая свои потуги натянуть тетиву, спросил Спирка.

— Так у мадьяр зовется, — отмахнулся я от вопроса.

У меня случались моменты, когда я что-то говорил лишнее. Прикрывался тем, что у мадьяр набрался тарабарщины, или слышал, что так у ляхов говорят. Дело в том, что сдерживаться и тщательно подбирать слова — это откровенно тупить при разговоре. Ну а так, легкий флер чудачества и таинственные ляхи с мадьярами — это многое объясняло.

Это в будущем, когда за одно лето планируешь поездку на Кубу и в Италию, а зимой в Египет, начинаешь понимать и других людей, другой культуры, не зацикливаешься на том, что видишь постоянно вокруг в родной стране. Одно дело прочитать про культуру жителей Мали, другое дело прожить недельку в их деревне.

Тут же, в этом времени, любой инородец таинственный и от него ожидаешь непонятного, то есть действий, слов, которые выбиваются за рамки привычных. Я же выбивался за эти рамки изрядно, потому и закрывался знанием о других народах. Это еще хорошо, что львиная доля моего общения приходится именно на разговоры со Спиркой. У других было бы куда больше вопросов к таким вот ляпам.

— Спиридон, а ты слушать умеешь? А замечать, да примечать? — спросил я.

В голову пришла мысль, как можно было бы использовать Спиридона для своих нужд. Он и так уже приносит нужную информацию и мой вопрос, на самом деле, был лишь подводкой к тому, чтобы я сделал предложение дьячку.

— А ты пошто спрашиваешь? — с настороженностью спросил Спирка.

Чувствует, значит, что хочу его использовать для себя. Ну тогда пойдем иным путем, хитростью.

— Ты в дружине остаться хочешь? — спросил я, будучи уверенным, что сейчас получу строго положительный ответ.

Но Спиридон думал. Только вчера перед сном, казалось, что убедил Спирку не рассчитывать на то, что ему дадут приход в Киеве, или даже разрешат быть при каком храме дьяком. И он принял все мои доводы. Но выспался и вновь оказался во власти своих мечтаний. Мечтать — хорошо, нельзя жить лишь одной мечтой, забывая, что мир многогранен.

— Не ведаю я, уже и заплутал в помыслах своих, — отвечал Спиридон.

— Не важно. Ты пользу принеси и мне и князю. Так, чтобы не погнали тебя из дружины, а князь попросил бы митрополита рукоположить тебя, — говорил я.

— И в чем нужда у тебя? Не верю, что без твоей выгоды и разговора не было бы, — с долей сарказма спросил Спиридон.

— Спирка, нос откушу! Не груби большим людям! — наигранно грозно сказал я.

Что мне нужно было от Спиридона? Так информация. Она самый ценный ресурс во все времена. Почему Спирка? Так у него свободный ход, чуть ли не до княжеского шатра. Меня, как новика, одергивают, не пускают, мол, не положено. А во время переходов, так и вовсе из середины построения выходить нельзя. А Спиридону все можно.

Кроме того, дружина, а сейчас это что-то около ста тридцати человек, как оказалось, не только боевой механизм. Тут ведется и торговля, мена одного на другое. И… я, мать их так, вновь не удел. С новиком без клятвы в дружине торг не ведут. Вот с кем иным, как я понял, пожалуйста, может даже со Спиридоном, но я еще что-то вроде нахожусь в междумирье. Уже не обыватель, но еще не принят воином.

А мне нужна хоть какая-то защита, доспех. Ну куда в бой с одним топориком? Нет, есть еще и копье, но им я управляюсь не очень качественно, лишь кое-как направить в сторону и могу. Шлем дал Мирон. Как шлем, «шапочку». Кругленькая хрень, классифицировать которую никак не получалось. В основном же воины были в шлемах-иерихонках, есть и округлые, но явно получше моего. А начальство носило доспехи еще и со всякой эстетичной напыщенностью. У князя, даже маска железная. Какое же бездумное распыление ремесленных сил! Как по мне, так функционал всегда на войне должен побеждать эстетику. На парадах может быть иначе, но не на войне.

— Отчего ты не спросишь у Мирона? — ожидаемо спросил Спирка.

— А где он? Ты часто видишь нашего десятника? — отвечал я вопросами на вопрос. — И даровал он мне свое старинное рванье. Кольчуга та и короткая и в облипку, шибко движения стесняет.

С этой проблемой можно было бы подойти к десятнику, но Мирона, как и Воисила, иных опытных воинов задействовали в той самой странной операции, когда кого-то побуждают на нас напасть. Скорее всего, десятник не подумал о размере вовсе, потому и дал одну из своих старых и частью порванных кольчуг.

А еще я не особо горю желанием становиться у Мирона его «Спиркой», то есть ведомым человеком, которым можно немножко и поманипулировать. Вот такими подарками и при постоянном участии в решении всех моих проблем, я волей не волей, но стал бы обязанным десятнику. И такое положение дел меня не устраивает.

— Так что нужна мне, Спиридон, броня. Кольчуга, а еще лепей и со вставками, — сказал я.

— Так где же я возьму ее? — возмутился Спирка.

— Возьмешь, — припечатал я, обрубая пути отхода Спиридону.

— Меня люди просят о помощи, кабы единения достичь с Богом, а я о кольчуге спрашивать стану, — все равно дьячок сомневался.

— Вот и станешь, Спирка, станешь. Тут жизнь моя на кону. И не задаром мне кольчуга нужна, — настаивал я.

— Добро! Сразумел я уже. А сколько гривен ты потратить можешь? — тоном заправского коммерсанта говорил Спиридон.

Сколько? За свою жизнь, и за близкого человека можно отдать хоть весь презренный металл, но я все же не стал раскрывать то количество серебра, что у меня было. Уменьшил число.