Алексей Евтушенко - Солдаты Вечности
— Ух ты! — воскликнул Влад. — Вот это да! Они уходят! Молодец, мужик.
На экране две первые точки слились в одну и двинулись в сторону озера. Затем Влад дал увеличение, и стало ясно, что мужчина несёт женщину на себе и даже с такой ношей движется быстрее киркхуркхов.
— Никита, — связался я с Веденеевым. — Кажется, мы нашли Машу. И ещё кое-кого. По виду человек, но откуда он здесь взялся, совершенно непонятно. В данный момент этот человек несёт нашу Машу к озеру.
— Несёт?
— Мы думаем, что Маша ранена.
— То есть это не враг.
— Надеюсь, нет. Их преследуют киркхуркхи.
— Я понял. Надо забрать обоих, так?
— Правильно. И прямо сейчас.
— Понял, командир, вылетаю. Корректируйте меня.
Болела голова. И очень хотелось пить.
Последнее, что помнил Рийм Туур — это резкий шорох в кустах, на который он, естественно, среагировал и тут же огрёб по затылку чем-то твёрдым и тяжёлым. В том, что это был целенаправленный удар сзади, Рийм ни на секунду не сомневался — профессионально сработано, он и сам бы смог так же. Если бы первым заметил противника. Но увы, на этот раз противник успел раньше. Это ясно хотя бы потому, что он, Рийм Туур, связан. Да так крепко, что освободиться от пут нет никакой возможности — рук он вообще почти не чувствовал.
Десантник приоткрыл три глаза из пяти и постарался определиться в пространстве.
Ага, так он и думал. Всё-таки это плен. Какое-то помещение… Вероятно, он в той самой Пирамиде на озере, про которую им говорили. Прямо напротив — две жутковатые двуглазые пародии на киркхуркхов, и у одной из этих пародий в руках плазменная винтовка Рийма, направленная Рийму же точно в грудь.
Эх, вот не повезло-то… Как же они его взяли? Ладно, неважно. Теперь важно одно — постараться остаться в живых. Героическая смерть во славу Императора может привлечь лишь зелёных юнцов. А он, Рийм, ещё хочет завести семью и детей…
Один из двуглазых шагнул вперёд и что-то отрывисто сказал на совершенно незнакомом языке.
— Имя?! Звание?! Должность?! Род войск?!
От неожиданности Рийм вздрогнул и попытался обернуться — голос шёл откуда-то сзади. Немедленно в голове с новой силой вспыхнула боль, и Туур решил, что обойдётся пока без зрительного контакта с переводчиком.
— Рийм Туур, — ответил он нехотя. — Младший дозорный. Вторая отдельная сотня. Имперский десант. Если хотите разговаривать дальше, то сначала дайте воды.
— Условия здесь ставим мы.
— Это не условие, это обычная просьба. Или вы начисто лишены гуманности?
— Кто бы здесь говорил о гуманности… Впрочем, ладно, мы не звери.
Ему дали напиться, и Рийм понял, что шансы на выживание повысились. Что ж, уже веселее. Теперь можно и поговорить.
Глава 13
Об этом-то мы и не подумали…
Нет, не так. Я об этом не подумала. И даже ещё хуже — об этом я не вспомнила. Хотя должна была. Потому что видела этот приток реки с воздуха. Теперь вот точно вспоминаю, что видела. Когда припёрло, и память заработала.
Маша непроизвольно оглянулась на лес и снова попробовала оценить ширину водной преграды, неожиданно возникшей перед ними.
Метров двадцать пять на глаз. Неважно. Хоть двадцать, хоть пятьдесят. Не перепрыгнуть и не переплыть. То есть это ей не переплыть с раненой рукой и сломанной ногой, а Свем, наверное, может. В том случае, если умеет плавать. А если не умеет? Ишь, размышляет. Наверное, и впрямь не умеет. Или умеет, но плохо. Поэтому и боится, что со мной на плечах ему эти двадцать пять, а то и все тридцать метров довольно быстрой и глубокой воды не преодолеть.
А если не очень глубокой?
Так, пошёл проверять. Видать, эта свежая мысль пришла нам в голову одновременно.
Плавать Свем умел. Но, как справедливо предположила Маша, умел плохо. Если не сказать очень плохо. Держаться на воде и даже кое-как, тратя неимоверное количество сил, продвигаться вперёд он мог. Но не более того. Поэтому, когда путь ему преградила эта лесная речка, он сразу понял, что с раненой Машшей ему на другой берег не попасть. Это и для него одного почти непосильная задача.
Последний раз Свем Одиночка испытывал чувство стыда в детстве. Он тогда взял тайком отцовский нож из обсидиана, чтобы смастерить себе лук, и по неловкости сломал его. Стыдно было не за то, что сломал, а за то, что взял без спроса. Отец, помнится, хорошо ему тогда объяснил, в чём разница.
И вот теперь Свему Одиночке было опять стыдно. Но на этот раз причина стыда была не столь однозначна. Вроде бы ничего постыдного он не совершил. Даже наоборот. Взялся помочь раненой женщине из чужого племени и…
Вот то-то и оно.
Взялся помочь и не смог. Потому что, если бросить её на берегу, то вряд ли это можно назвать помощью. За ними шли. Свем даже знал (или почти знал), что преследователей двое. И вряд ли у них добрые намерения. А спасаться одному… Нет, не по-мужски это. Сразу тогда надо было оставить её, где была, и дело с концом.
Ты бы её всё равно не оставил, сказал он себе, не ври. Потому, что дело тут не в бескорыстной помощи. Точнее, не только в бескорыстной помощи. Стал бы ты помогать, будь она обычной женщиной, такой же, как все? То-то. Может быть — да, а может быть, и нет. Ты уверен, что она оттуда, из Хрустальной горы, и что у неё имеются могущественные соплеменники, которые, возможно, отблагодарят тебя за спасение Машши. И отблагодарят щедро. Поэтому её и тащишь. Кто знает, может быть, даже со временем им удастся породниться племенами, и тогда племя Свема и его род получат частичку могущества этих незнакомцев. А в том, что племя Машши очень могущественное, Свем не сомневался. Слабые и неумелые не могут жить в Хрустальной горе. И не умеют делать такую одежду. Не говоря уже о невиданном поясе и странном предмете в кармане, который Свем видел лишь мельком, но определил как личное оружие. И отнимать не стал. Так больше доверия. А доверие иногда ничем заменить нельзя.
Эх, отчего ему было не научиться плавать как следует? И ведь предлагал сосед-рыбак, помнится, обучить этому нехитрому искусству за весьма умеренную плату. Нет, отказался. Из охотничьей гордости. Нам, мол, главным добытчикам племени, этого не надо. Сами плавайте, мокроштанные, а мы по лесу ходим, дикого и страшного зверя ловим — это вам не рыба скользкая безответная… Ладно, поздно теперь сожалеть. Думать надо, что делать.
Брод?
Свем шагнул в воду и сразу погрузился по колено, затем по пояс… нет, глубоко, не перебраться. Может быть, выше или ниже по течению? Было бы время поискать, он бы поискал. Но времени нет. Эти, которые сзади, приближаются и уже очень скоро будут здесь.
Значит, нужно их встретить. Другого выхода нет. В конце концов, здесь, в этом лесу, ему нет равных. Или не должно быть.
Он оставил Машше котомку, показал жестами, что уходит, но вернётся, а она должна ждать его здесь, на берегу, проверил, как держится на поясе обсидиановый нож, а также не расшатался ли наконечник копья, и неслышным охотничьим шагом растворился в лесу.
Чтобы попривыкнуть, Никита для начала облетел вокруг Пирамиды.
Аппарат слушался безукоризненно.
Действительно, ничего сложного. Рукоять управления, как у вертолёта — под правую руку, и нехитрая клавиатура — под левую. Удобное кресло, само подстраивающееся под размеры тела, широкий обзор, бесшумный ход. Да, хорошими технарями были эти Хозяева, ничего не скажешь. Как инженер, Никита любил машины и механизмы, знал в них толк и мог по достоинству оценить труд, вложенный в то или иное устройство.
Эту машину явно проектировали и строили не только с усердием, но с вдохновением и любовью. Вот и славно, значит, должна хорошо служить.
Левой рукой он включил «телефон» (здесь наверняка должна присутствовать автономная система связи, но разбираться с ней у Никиты не было времени):
— Я готов, давайте направление и расстояние.
— Отлично, — отозвался голос Влада. — Значит, так. Почти точно на северо-запад. Сорок семь градусов. Одиннадцать километров семьсот метров. Они как раз подходят к притоку нашей реки. Кстати, надо бы дать реке и притоку название… Да и всему остальному тоже. Ладно, потом. Не знаю, сумеют ли переплыть, этот приток не такой уж и маленький. И поторопись, их, кажется, преследуют. Очень вероятно, что это киркхуркхи. Расстояние от них до возможных преследователей… ого, они уже довольно близко. Меньше километра.
— Есть поторопиться. Не переживайте там, всё будет хорошо, это классная машина. — Никита отключился, заложил вираж, выходя на курс, и ткнул пальцем в нужную клавишу. Ускорением его вжало в кресло.
Три минуты, и я там, подумал он. Успею.
Бояться можно, трусить нельзя — так учил когда-то Свема его отец. Тот, кто трусит, позволяет своему страху управлять собой, не имеет права называться мужчиной.
