Андрей Гончаров - Яд для императора
– Нет, Петя не убивал, не убивал! – горячо воскликнула девушка. – Клянусь вам!
– Ты можешь клясться только в том, что делала сама, – заметила Половцева. – Откуда ты знаешь, что делал и чего не делал Петр Возняк?
– А оттуда, что у Пети от меня тайны ни в чем не было! Он все мне открывал! У нас с ним все как у жены с мужем было! Все чисто было!
– Нет, тут уж надо выбирать: или как у жены с мужем, или чисто, – усмехнулась Катя. – Что же, ты хочешь сказать, что ты с ним до сих пор и не спала?
Ее собеседница запнулась и густо покраснела.
– Грех вам так, барыня, – упрекнула она. – Целоваться мы, верно, целовались, и миловались разно, но ничего такого не было…
– Что же, и здесь не было?
– Здесь – да, – покраснев еще гуще, призналась Аня. – Здесь случилось разок. Не удержались мы… Но ведь к тому времени уже твердо было решено, что поженимся, так что уж не так важно… А что я про жену с мужем сказала, так то слово верное. Я хотела сказать, что он от меня ничего не скрывал, как хороший муж от жены не скрывает. Я все его мысли знала, до последней складочки!
– Ну, раз до последней складочки, тогда скажи: почему он решил сбежать из Петербурга сразу после смерти императора? Я так думаю – потому что он был в этой смерти виноват!
– Нет, не поэтому, совсем не поэтому! – вскричала девушка. – Мы давно готовились бежать, давно собирались! Потому что у нас планы свои были. И потом, горничные про нас с Петей узнали, разговоры пошли. И управляющий Семен Никитич начал догадываться. Так что оставаться дольше было никак нельзя. И меня могли назад в деревню отправить, и Петю из денщиков выгнать. И все наши планы бы порушились.
– Планы? Какие еще планы? – недоверчиво спросила Катя.
– Понимаете, он сразу знал, что здесь, в деревне, меня не примут, всегда будут косо смотреть, – объяснила Аня. – А уж в Россию, ко мне на родину, и вовсе ехать нельзя – там я крепостная. И вот Петя задумал… Я, правда, ему обещала никому про то не говорить…
– Придется рассказать, – неумолимо заявила Катя.
– Петя задумал в Америку уехать, – сообщила Аня. – Там, говорит, всех беглых принимают. И там все равно, какой ты веры, какой нации. Там даже землю задаром раздают! Я, правда, в это поверить никак не могу, но Петя говорит, что слух верный. Так что мы свадьбу справим – и сразу туда отправимся. Одно плохо…
– Что? Что сначала ему надо в какую-то из столиц наведаться, отчет сдать? – спросила Катя. – И деньги, наверно, получить…
– Это вы про что? – не поняла Аня. – Нет, ни в какую столицу мы ехать не собирались. А препятствие у нас одно: денег нет. Ведь на пароход, который через океан перевозит, деньги нужны. Отец Петю, конечно, любит и поможет чем может. Только у него денег тоже нет. Так что мы будем, наверно, где-то работать. А как заработаем – так и поедем.
В это время за дверью послышались шаги, она распахнулась, и во флигель, держась бок о бок, как братья, ввалились Дружинин и не знакомый Кате парень. Очевидно, это и был Петр Возняк. Взглянув на него, Катя поняла, чем императорский денщик пленил сердце Анны Лоскутовой. Петр был высок, строен, черные волосы открывали широкий лоб, глаза смотрели твердо. В нарядном шелковом жилете, с красным бантом на шее он был очень красив.
– Вот, доставил жениха, – сообщил Дружинин. – Ему тут шепнули, что его Аню какая-то барыня допрашивает, так он на месте усидеть не мог, сразу к ней стал рваться. Что ж, я подумал, что можно их вместе допросить.
– А что он тебе успел сказать? – спросила Катя.
– Что-что! Все отрицает. Заявляет, что императора он почитал и даже привязался к нему, потому что Николай был к нему добр.
– Да, так и было! – твердо заявил Возняк. – Я почитал Его Величество императора Николая и никогда не покусился бы на его жизнь. Но я хотел сказать не это. Я хотел сказать вот что. Я знал, что меня будут искать, и, если найдут, дорога мне одна – на каторгу. А сейчас, от этого господина, я узнал и другое – что император не умер от болезни, а был убит, и вы ищете убийцу. Конечно, я очень подхожу, чтобы меня записать в убийцы. И что бы я ни говорил, мне не поверят. Ладно, пусть я попаду на каторгу или даже на виселицу. Но Аня-то точно ни в чем не виновата! Отпустите ее, и я во всем признаюсь. Напишу, как зарезал, или отравил, или задушил императора, от кого получил деньги. Все подпишу, только ее не троньте!
– Признаешься? – спросила Катя, подходя к жениху. – Все расскажешь?
– Сначала ее отпустите, – потребовал Возняк. – Я уговорю отца, он даст денег, сколько есть, даст лошадь, и Аня сможет уехать в Варшаву. А там… там не знаю.
Он бросил на невесту взгляд, полный любви и жалости, затем вновь твердо посмотрел на Половцеву.
– Все расскажешь, кто тебя научил убить Его Величество? – продолжала допрашивать Катя.
– Конечно, скажу, почему нет.
– И кто же это?
– Кто? Англичане, конечно.
– Почему же англичане? Ты встречался с их представителем? Кто это? Как он выглядит?
– Я же сказал: отпустите Аню, дадите ей уехать, тогда расскажу, – упорствовал жених. – Пока это не сделаете, никаких подробностей не будет.
– А деньги? Где деньги, которые ты получил за убийство? – не отставала Катя.
– Деньги… – протянул Возняк. – С деньгами хуже. Нету их, денег. Ну, вы напишите, что я их, мол, пропил. Или нет – отдал пану Гронскому, вот что! Он такой кровопийца, что его не жалко. Пускай он отвечает, куда деньги дел. Загонят его в Сибирь – деревня мне спасибо скажет. Так что, ваше благородие, договорились? Отпускаете Аню?
Половцева еще минуту сверлила его глазами, затем отвернулась, прошла по комнате. Остановившись перед Дружининым, она произнесла:
– Он не виноват.
– Что? – не сразу понял капитан. – Почему ты так решила?
– По его «признанию». Типичный самооговор. Никакого задания на убийство он не получал, яда не давал, и денег у него нет. Это, кстати, согласуется с показаниями его невесты – она мне сообщила, что основное препятствие в их планах – отсутствие денег. Нет, киллеры так себя не ведут…
– И какие же у них планы? – недоверчиво спросил капитан.
– В Америку податься. Но это сейчас неважно. Важно другое…
Половцева вернулась к Возняку, который продолжал стоять посреди комнаты, с удивлением прислушиваясь к разговору, ведшемуся на каком-то совсем другом русском языке, не том, к которому он привык. Вновь остановившись напротив жениха, она спросила:
– Хорошо, допустим, я поверю, что не ты убил императора. Тогда кто? Ты был с ним все последние дни, многое видел. Неужели ничто не показалось тебе подозрительным?
Трудно передать, как изменилось лицо юноши при этих словах. Было такое впечатление, что стоял человек, придавленный упавшей на него горой, – и вдруг эта гора исчезла и ничто больше его не давило.
– Так вы мне верите?! Верите, что я не убивал?! – воскликнул он. – Матерь Божья, как это отрадно слышать! Но… вы что-то спросили?
– Я спросила, кто в таком случае убил императора Николая? – повторила Половцева. – Неужели ты не заметил ничего подозрительного?
– Кто, кто… – в раздумье произнес Возняк. – Среди прислуги многие думали на лекаря Мандта. Но я не согласен. Лекарь он, мне кажется, неважный, человек очень упрямый, но не убийца. Он очень переживал, когда императору становилось все хуже и хуже.
– Может, другие врачи?
– Нет, они тоже… Хотя подождите! Енохин!
– Что Енохин? – спросил Дружинин.
– Он из всех врачей был самый умный, самый знающий, – принялся объяснять Возняк. – Но вот что странно. 11 февраля императору стало значительно лучше. Казалось, он начал выздоравливать. В тот день его, среди других врачей, посетил и Енохин. А потом, выйдя из дворца на площадь, он встретился с каким-то иностранцем и говорил с ним о болезни Его Величества. Я как раз в этот день получил увольнительную на три часа и шел мимо них. Енохин меня не заметил, а я слышал часть их разговора…
– Почему ты думаешь, что это был иностранец? – резко спросил Дружинин.
– Потому что они говорили по-английски!
– Откуда ты знаешь? Ты что, понимаешь английский?
– Уже немного понимаю, – отвечал Возняк. – Так я знаю три языка: польский, русский и французский. Последний я выучил, пока служил во дворце. А когда я решил, что нам с Аней надо бежать в Америку, стал учить английский. Книжку на развале купил и учил.
– И о чем же они говорили? – спросила Катя.
– Незнакомец спросил: «Как он?» А доктор ответил: «Очень плох, как я и говорил». Тот снова спрашивает: «Когда это произойдет?» А Енохин отвечает: «Дней через шесть-семь, не больше». А последний вопрос, который я услышал, был такой: «И когда вы приедете?»
– А ответ? Что он ответил? – с нетерпением спросила Катя.
