Андрей Гончаров - Яд для императора
– Вот именно, была война! – назидательно произнес агент графа де Морни. – Но дело не только в этом. Его высокопревосходительство господин граф объяснил мне причины, побудившие императора дать такое задание. Известно ли вам, что еще в 1847 году Луи Наполеон просил императора Николая разрешить ему приехать в Санкт-Петербург? Свою просьбу будущий глава Франции, а в то время – гонимый изгнанник, передал через графа Алексея Орлова…
– Нет, о такой просьбе я не слышал, – ответил Углов. – И что же вашему изгнаннику ответили?
– В просьбе было отказано, причем в оскорбительной форме, – сказал Делонье. – Однако Луи Наполеон не стал таить обиду. О, это человек широкой души! Спустя год он вновь обратился с просьбой к русскому государю. На этот раз он просил кое-что посущественней: один миллион франков золотом. Деньги требовались на проведение избирательной кампании. Луи Наполеон гарантировал, что, став президентом, вернет заем с процентами, а кроме того, станет проводить политику, выгодную России. Однако он вновь встретил отказ!
– Стало быть, ваш император все-таки обиделся! – проворчал в углу Никита Глухов. – Потому и решился на убийство…
– Вовсе нет! Решение было принято по совсем другим, государственным соображениям! Хотя Франция присоединилась к коалиции Турции и Англии и французские войска сейчас сражаются в Севастополе, наш император готов сразу после окончания войны протянуть России руку дружбы. О, у императора очень большие планы! Он хочет сделать Францию по-настоящему великой державой! Получить владения в Китае, на Тихом океане, в Америке! И везде мы могли бы действовать вместе с Россией. Но ваш покойный император не хотел ничего слышать! Ему противен дух всего нового! Он последним из государей Европы признал Луи Наполеона императором! И его все время тянуло на соглашение с Пруссией. А этот союз таил бы большую опасность для Франции! Вот почему было принято такое решение, вот почему я отправился в Петербург…
– И как же ты проник во дворец, в окружение Государя? – спросил Углов.
– Еще в Париже было решено, что я смогу это сделать только под видом одного из слуг, – продолжил свой рассказ Эжен Делонье. – Прибыв в вашу столицу, я стал наблюдать за дворцом. Вскоре я нашел слугу, внешне похожего на меня. Его звали Григорий Кругликов. Он, правда, не прислуживал непосредственно императору, потому что был глуповат, но жил во дворце – этого было довольно. Однажды, когда Кругликов отправился прогуляться по столице, я познакомился с ним и получил сведения о порядках во дворце. Я предложил Кругликову отправиться в «веселое заведение» с девицами; он согласился. Из заведения мы вышли вместе. А во дворец вместо лакея вернулся уже я…
– Так ты убил Кругликова! – воскликнул Дружинин.
– Ну да, – пожал плечами агент. – Это было необходимо. Потом я сумел войти в доверие к вашему Государю и стал ему прислуживать. Остальное уже было несложно… Когда император умер, я инсценировал свою собственную смерть и несколько задержался в Петербурге. Мне необходимо было увериться, что политика России пойдет по правильному, нужному нам пути. Возможно, для этого потребовалось бы еще кого-то устранить…
– Например, Николая Милютина? – спросил Углов.
– А, так вы и это знаете? – воскликнул Делонье. – Да, такие мысли у меня были…
В это время снаружи донесся чей-то голос:
– Господа полицейские! Извольте покинуть паровоз!
Дружинин выглянул из кабины. Возле локомотива стояли четверо: бригада, которую они прогнали с рабочих мест, и с ними какой-то железнодорожный чиновник в фуражке. Увидев Дружинина, чиновник сердито воскликнул:
– Спустя пять минут состав должен отправиться на Москву! А вы прогнали работников с их мест! Это безобразие! Я, как дежурный по станции, требую немедленно освободить паровоз!
– Что ж, мы, собственно, уже закончили, – отвечал Дружинин.
Обернувшись к руководителю следственной группы, он уточнил:
– Мы ведь закончили, Кирилл Андреич?
– Да, на главные вопросы ответы получены, – согласился Углов. – Так что паровоз нам больше не нужен.
Спустя несколько минут участники допроса спустились на землю, паровозная бригада заняла свое место, паровоз дал гудок, и состав медленно тронулся в путь. А участники допроса двинулись в противоположную сторону, к настилу, ведущему к зданию вокзала. Разоблаченный агент императора Эжен Делонье брел понуро и, казалось, предавался печальным размышлениям. Но внезапно, когда мимо них проплывала платформа, груженная лесом, бывший лакей оттолкнул шагавшего сбоку агента Синицына и ухватился за один из тросов, которыми был закреплен лес.
– Стой! – одновременно прокричали Дружинин и Углов, выхватывая револьверы.
Однако доверенный человек графа де Морни, проявив неожиданную резвость, подтянулся – и вмиг оказался на другой стороне платформы, где пули уже не могли его достать. Дружинин тут же пустился вдогонку за составом. Поезд еще не набрал скорость, и он смог догнать платформу. Перебравшись на другую сторону, инженер увидел беглеца: тот уже спрыгнул с товарняка, миновал еще один путь и сейчас спешил перебежать следующий путь – прямо перед паровозом пассажирского поезда, прибывающего из Москвы. Если бы он успел это сделать, то, по всей видимости, был бы спасен: его преследователи не скоро смогли бы преодолеть новую преграду.
– Стой!! – что было сил закричал Дружинин. – Стой, гад!
И, не тратя больше слов, выстрелил по беглецу – раз, другой третий…
Стрелять с движущегося состава по бегущей цели – упражнение не самое простое. Инженер не попал. Однако его крик и выстрелы произвели свое действие: беглец на мгновение оглянулся, после чего поскользнулся (видимо, на мазутном пятне) и упал прямо под колеса приближающегося паровоза. Он сделал попытку перекатиться через рельсы, но не успел. Раздался отвратительный хруст, и пассажирский, скрежеща тормозами, стал замедлять ход…
* * *Утро 12 мая выдалось дождливым. Караульный гвардеец, дежуривший у служебного входа в Зимний дворец, с некоторым удивлением наблюдал, как в одиннадцатом часу у подъезда остановилась обыкновенная извозчичья пролетка (а не карета, какие часовой привык встречать на этом месте), и из нее вылезли двое господ в чиновничьих мундирах. Шедший впереди господин представился статским советником Угловым, прибывшим по именному распоряжению Его Императорского Величества; спутника своего он представил как титулярного советника Дружинина. Таких посетителей следовало пропускать невозбранно, и прибывшие проследовали в фойе, откуда направились к императорскому кабинету.
Однако в середине дороги они неожиданно свернули и вскоре оказались в подвальном помещении, где обыкновенно хранилась одежда императорской семьи. Здесь посетители повели себя еще более неожиданно. Старший, представившийся статским советником Угловым, начал быстро раздеваться. На пол полетели шинель, китель, брюки… Статский советник уже остался в одном белье, когда заметил, что его спутник не следует его примеру; стоя посреди комнаты, он находился в глубокой задумчивости и то и дело поглядывал на дверь.
– Да закрой ты эту дурацкую дверь и раздевайся скорей! – прикрикнул на него Углов. – Время уже почти одиннадцать! Опаздываем!
– Опаздываем… спешим… – медленно произнес титулярный советник. – А куда спешить? Я на свой поезд уже опоздал…
– В каком смысле? Ты о Кате?
Взгляд статского советника неожиданно смягчился. И торопиться он перестал. Шагнул к товарищу, крепко взял его за плечи.
– Я знал, с самого начал знал о том, что ты ее любишь, – сказал он. – И потому… Понимаешь, мне она тоже нравилась. С каждым днем – все сильнее. Но твое чувство было не чета моему, ты с нее просто глаз не сводил. Поэтому я решил отойти в сторону. Поверь, мне так же горько, как и тебе. И единственное, о чем я жалею, – что никто не будет приходить на ее могилу…
– Почему же никто? Я дал денег нашему лакею, Спиридону, поручил ухаживать. И еще Никиту Фомича попросил, чтобы проявлял внимание. Так что какое-то время за ней будут смотреть… Но я не это хотел… Значит, ты тоже… тоже любил?! Это многое меняет…
Дружинин постоял еще секунду, потом тоже стал раздеваться.
– Смотри, у нас еще три минуты, – сказал он, взглянув на часы. – Скажи, а текст доклада ты в голове уже составил?
– Да, основные тезисы набросал, – ответил Углов.
– Ну, если потребуется, я дополню, – сказал Дружинин. – Можешь на меня положиться. Ну, я готов!
