Анатолий Логинов - Два танкиста из будущего. Ради жизни на земле
Да, надо обязательно выжить и предотвратить «катастройку» девяностых. Вот только как этого добиться? Это в книге неуязвимый, всезнающий, с непрерывно отрастающими зубами и другими частями тела спецназовец-торговец за раз рецепты выдает. Сказал, что надо крестьянам индивидуальное хозяйство разрешить, раз — и продуктов море стало, сказал, что патентами торговать надо, — кучу денег заработали. Ага, ждите. Парижский договор, так он вроде называется, по патентам — это та еще ловушка. Специально придумано, как мне один специалист по патентному праву рассказывал, чтобы всякие «вкусняшки» самым сильным доставались, а всех неугодных в любой момент «загнобить» можно было. Да и с сельским хозяйством все не так просто. Сколько в моем времени и у нас, и в России над фермерами бились. Специально, бл… разводили. А в результате? Нет, прав в чем-то этот, как его, Прашев или Паршев, что не все так просто. Ну другой у нас климат, другой. И ничего с этим не сделаешь. Не зря у нас община так долго держалась. Не выживет у нас единоличник. В принципе и на Западе фермер не один, если подумать. А кто его продукцию берет, технику ремонтирует и обслуживает? Вот, вот. Натуральная МТС и потребкооперация в СССР. А если вспомнить, что и деньгами его государство поддерживает, и в США даже диктуют, чего и сколько сеять, то…
Блин, так и свихнуться недолго. Тут, понимаешь, «танцуют пары, пары, пары, мотив знакомый, даже старый», такие женщины сидят, а я опять в философию ударился. Нет, надо еще выпить, благо патефон пока замолчал и все к столу потянулись, и за докторшей поухаживать. Тем более что она, кажется, не против. Ну, вот опять эта песня. О, белый танец. Интересно…
— Мне немного взгрустнулось —
Без тоски, без печали
В этот час прозвучали
Слова твои:
«Расстаемся, я не стану злиться,
Виноваты в этом ты и я».
Не ожидал, что Мария меня сама пригласит, не ожидал. Нет, приятно конечно, но… А впрочем, какая разница. Танцую я не очень, но партнерша вроде бы не обижается. Кто она? Доктор-хирург Мария Андреевна Михайлова. Разведена, муж бывший военный, «незаконно репрессирован» в тридцать седьмом — за пьянку уволен из армии и исключен из партии. Детей нет. Это я из личного дела узнал. Подсмотрел, да. Любопытство не порок, а большое свинство. Интересно, догадывается ли она, что я ее личное дело у кадровика брал?
Надо же, очень веселая женщина, как оказалось. Пара анекдотов, и она задорно смеется. А какая у нее фигура. Обалдеть. Грудь такая, что Памеле Андерсон с ее силиконовыми мешками только утопиться в сортире. Благо в воде силикон утонуть не даст. Откуда знаю, какая у нее грудь, хотя и не видел? Секрет. Проживете с мое, тоже знать будете.
Нет, все же самые красивые женщины в мире — у нас. Встречаются, конечно, и в других странах красавицы, но в таких количествах, как у нас, нигде нет. Разве что в Израиле, говорят. Но там я не был, да и вообще, как там поется: «А там на четверть бывший наш народ».
Вот и очередной раз пластинка закончилась:
— Мария, как вы, выпьете?
— А давайте, товарищ полковник, на брудершафт?
Не, на «слабо», конечно, дураков ловят, но устоять перед такой женщиной я не могу. Выпиваем стопку, целуемся. Ее губы на вкус отдают водкой и почему-то какой-то травяной настойкой. Н-да, если бы не народ вокруг… Ну и что все улыбаются? Делаю «злое выражение морды», как говорил капитан Копылов. Реакция? Правильно, лучше закусывайте, и никаких проблем.
— А поете вы… ты все-таки лучше, чем танцуешь, — с намеком говорит Мариша. И кто-то уже гитару поднес. Эх, где мои семнадцать лет…
С берез неслышен, невесом
Слетает желтый лист,
Старинный вальс «Осенний сон»
Играет гармонист.
Вздыхают, жалуясь, басы,
И словно в забытьи,
Стоят и слушают бойцы,
Товарищи мои…
Смотри-ка, и танцевать ухитрились под мои переборы. Что бы еще такое спеть? А, пою все подряд, и «Землянку» и «Песню танкистов» про танковый ударный батальон, и под конец «Вальс-бостон» Розенбаума. Под него и пьем стремянную и расходимся по квартирам. Я иду провожать докторшу, тем более что она не возражает. Провожаю…
Утром, проснувшись с первым лучом солнца, долго смотрю на еще не проснувшуюся Марию. Смотрю и понимаю, что все закончено. Если у нас и будет что-нибудь дальше, то только то, чего в СССР, как сказали однажды в нашей реальности, не было. Слишком мы разные люди, увы…
Все, отдых окончен. Пора на службу.
— Утомленное солнце
Нежно с морем прощалось,
В этот час ты призналась,
Что нет любви.
10 августа 1942 г. Район неподалеку от г. Рославля
— Вот, — проводник, однорукий ветеран лет двадцати пяти, отер левой рукой испарину со лба. Солнце палило немилосердно, а группа чекистов явно торопилась и двигалась к месту боев сорок первого года без передышки.
— Устали, товарищ Соколов? Ничего, теперь можете и отдохнуть. Только покажите примерно, где захоронения произведены, — сочувственно произнес старший со знаками различия старшего сержанта ГБ. Впрочем, Виктор Соколов, комиссованный по ранению радист штаба Первой тяжелой танковой бригады, а ныне комиссованный по ранению председатель колхоза, подозревал, что звание у него могло быть и выше, слишком уж независимо и уверенно чекист держался.
— А чего показывать? Вон там даже звезда на дереве сохранилась. Там и похоронили всех.
— Ясно. Спасибо вам, Виктор Михайлович. Пока присядьте, отдохните. Мы сейчас автожир вызовем, вас назад быстро доставят. Васильев, заводи свою шарманку!
Радист, расположившийся у ближайшего дерева с развесистыми, невысоко расположенными ветвями, встал и начал несуетливо, но быстро разворачивать свое хозяйство. Забросив на ближайшую ветвь проволочную антенну, он подсоединил аккумулятор и включил передатчик. Еще через несколько минут он уже с привычной быстротой отстукивал послание на ключе. Посмотрев с профессиональным интересом на его работу, Виктор, сидя на принесенном ему удобном чурбачке, закурил. Вокруг кипела работа, чекисты, молодые крепкие ребята, сноровисто оборудовали лагерь.
Наконец в небе раздалось стрекотание автожира. Сделав несколько кругов, летчик приземлил винтокрылую машину и, отрулив к краю полянки, выключил двигатель. Едва винт остановился, открылась дверца в боку фюзеляжа, на взгляд удивленного Соколова, очень похожая на автомобильную, и из автожира вышел один из летчиков. Доложив что-то начальнику и передав ему какие-то бумаги, он пригласил Соколова на борт. Тем временем чекисты быстро и сноровисто снимали подвешенные к коротким крылышкам грузовые контейнеры.
Виктор, слегка склонив голову и с трудом удерживаясь одной рукой, влез в дверцу. Тесноватая кабина, напоминающая чем-то салон автомобиля, но со множеством приборов и рычагов на месте пилотов, три небольших узких кресла, в одном из которых сидел приветливо взмахнувший рукой второй пилот, и неожиданно большие стекла, через которые хорошо просматривалась и суета на поляне, и даже большая часть пространства, включая висящие прямо над головой гигантские лопасти. Едва Соколов уселся и пристегнулся к жестковатому креслу, как сзади взвыл запускаемый мотор, и винт начал постепенно раскручиваться, пока не превратился в один сияющий отблесками солнечных лучей крут. Небольшой пробег, автожир подпрыгнул, резко провис в воздухе, словно проваливаясь в гигантскую яму, отчего содержимое в принципе пустого желудка Виктора резко выплеснулось в заранее поданный вторым летчиком бумажный пакет. Не успел Виктор испугаться падению, как аппарат выпрямился и уверенно начал набирать высоту.
Обернувшийся летчик, видимо, заметив состояние Соколова, показал ему на висящий рядом с креслом шлемофон и жестом предложил надеть его. Отложив пакет в прямо-таки специально приготовленную для него корзину, Виктор дрожащими руками надел шлемофон и после нескольких попыток закрепил на шее ларингофон.
— Плохо? — сочувственно спросил второй летчик Виктора. — Извините, забыли совсем вас предупредить, что место мало и взлетать с подскоком будем.
— Ничего, все уже прошло, — немного срывающимся после всего голосом ответил Соколов.
— Вот и хорошо, а то нам еще минут сорок лететь, — ответил летчик и вернулся к выполнению своих обязанностей. Полет закончился нормально, как и говорил летчик — через сорок минут автожир приземлился на аэродроме около Рославля, где Соколова уже ждала машина.
Автожир еще набирал высоту, а на поляне уже вовсю кипела работа. Часть людей делила поляну на участки, вбивая колышки и натягивая между ними веревки, а двое — один с миноискателем, другой со специальным саперным щупом аккуратно проверяли один из участков.
