Патриот. Смута. Том 7 (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич

А не зря ли они сдали мне город? Опыт Болотникова был еще очень свеж в их головах? Царский воевода, без царя — не то, что стране нужно. С властью неясно что. А здесь еще какие-то экономические установки.

А зачем их тогда решать-то?

— Но! — Продолжил я после краткой паузы. — Чем больше воинство мое, тем больше вижу, что выбор Собора падет на меня.

А как иначе? Нужно им говорить об этом. По-другому работать просто не будут. Войско пропустят и опять отколятся. Сами по себе будут. Значит — обозначу, что и как.

— Почему? Спросите? — Процедил, злость начала появляться в моем голосе. Не хотел я им объяснять все. Вроде бы прописные истины. Нужно сделать то, что для страны важно. А здесь, бери и разжевывай. — Татар под Воронежем я вспять повернул. Сын хана Джанибека Герая признал меня равным себе. О чем письмо лично его у меня…– Думал добавить слово в архиве, но сдержался. — У меня имеется. Знамя мне в монастыре Задонском вручено старцами святыми. Воинство мое знает то, как это произошло. И то, в чем чудодейственного в этом много. Благословили они меня на пресечение…

Внезапно снаружи началась какая-то возня, крики, шум, гам.

Слышал я гулкое, доносящееся «Пустите, чудо, к Царю мне!»

Глава 10

Представители городских гильдий и важные люди города, заволновались.

Снаружи происходило что-то необычное, странное. Шум-гам, обычно не к добру. Но здесь речь о каком-то чуде. И меня… Хотя нет, все же Царя, которого здесь нет, требуют.

— Что там⁈ — Выкрикнул я, обращаясь к дозорному.

Стоящий у двери охранник юркнул наружу, пара секунд, вернулся несколько ошалелый. Давненько я своих бойцов такими не видел. Значит, что-то по-настоящему из ряда вон.

— Господарь, там человек, он… — Говорил неровным голосом, явно испытывая приличное нервное возбуждение. — Там они…

— Так что? — Холодно и спокойно произнес вопрос.

— Чудо там. — Ответил боец чуть ли не шепотом.

Так, к добру или к худу? Чудеса, колдовство, что-то всего этого, чем ближе к Москве, тем больше становится. Под Воронежем я пытался создать иллюзию того, что я сам колдун, запугать разбойников. Вроде бы немного получилось. Потом от этой идеи отказался, не нужно было.

Но вся эта мистика вокруг продолжала твориться.

Повернем, конечно же, насколько возможно, в свою пользу такое дело. Но поглядим, что там.

— Впустить.

— Всех или одного? Господарь. — Слишком растерян был боец.

— А всех, это сколько?

— Так… Толпа там. Свидетели чуда. Все, кто было ушел, они же… Вернулись. — Он говорил не собранно. — Собратья говорят, это еще пустили не всех. А только… Только.

Да что же там произошло, а?

— Одного. Свидетели пускай у ворот постоят. Надо, выйду.

Он опять исчез.

Еще пара мгновений и в приемном покое появился казак. Вида он был совершенно дикого, безумного, расхристанный и невероятно ошарашенный. Прилично измазанный в грязи, как одеждой, так и руками и лицом. Чумазый какой-то.

На пол капала с подола кафтана вода.

Что за явление народу? Мать честная и в таком виде в приемную… Юродивый, что ли, какой?

Лицо, глаза. Пожалуй, его состояние я мог сравнить с тем, в котором говорил со Лжедмитрием. Человек на грани безумия и фанатичного какого-то исступления. Кафтан распахнут, перевязи нет, скинул где-то или потерял. Шапка набекрень. Волосы торчат.

А в руках…

Батюшка из монастыря Иоанна Предтечи поднялся первым, перекрестился. Видно было, что удивление и некое понимание происходящего начало у него формироваться.

— Господь милосердный, что… Где ты это взял?

— Господарь! Чудо! Он, он говорил со мной! — Моргнул, дернулся, продолжил. — Он! Он сам!

Вроде запаха алкоголя, перегара нет.

Я смотрел на икону, зажатую в его руках. Она выполнена на дереве, довольно грубо нарисована красками. Как в такой грязи не исчезла, не стерлась? Где он действительно ее нашел-то? Изображен там был человек средних лет, держащий книгу в левой руке, а правой складывал пальцы в крестное знамение.

Так, уже вторая икона. Та, чудесным образом у того деда появившаяся, которой он молился. Нерукотворная. Эта, появившаяся, чудом найденная. Все чуднее и чуднее.

И если так всмотреться, то…

В лице, изображенном, можно найти некое сходство с моим лицом. Отдаленное. Также он мог быть похож еще на сотни иных людей. Но… Уверен, для туляков такого сходства было предостаточно. Ведь, даже я человек мирской и относящийся по менталитету к веку двадцатому узрел его, что же говорить о людях времени Смуты.

— Где? — Повторил вопрос батюшка. — Где ты это нашел. И грязь, грязь, ирод, что же ты…

Но взглянув в глаза казака, остановился, замолчал. Перекрестился.

Остальные вскакивали, крестились.

— Нашел. — Проговорил с надрывом пришедший. — Сотни человек свидетели. Я… Я… К Царю! Сюда шел, чтобы с ним. — Он пал на колени. — Чтобы с ним на Москву идти. Ну и… В ров, так вышло, толкнули и упал. Кричал. Перевязь там осталась вот… Вытаскивать начали, а там… Там… Я рукой и…

Я видел слезы, текущие из его глаз.

Задумался.

Понятно, что икона там, во рву, могла оказаться сотней и одним способом. Опять же свалиться он туда мог относительно специально, зная, что она там припрятана. Но, зачем? В чем смысл такого действа? Ведь сделал он это все при огромном количестве свидетелей. Может не вся Тула, но приличная ее часть видели падение и чудесное обретение священного предмета.

Хм…

Ее могли спрятать от каких-то захватчиков, утаить от татар, что в какие-то прошлые годы штурмом город брали. Да мало ли как еще?

Но. Черт возьми, такие совпадения уже невероятны. Сыграть такое удивление очень сложно. Непохож этот служилый человек на отличного актера. Хотя проверить, конечно, стоит. Но зачем… Зачем ему прятать икону, ночью, чтобы никто не видел сам факт. А потом находить?

Сейчас, когда я в город вошел? Дела.

А в приемном покое начало твориться нечто странное. Хотя в ситуации произошедшего чуда вполне ожидаемое. Люди, стоящие и смотрящие на коленопреклоненного казака поворачивались ко мне.

— Господарь. — Авдей первым понял, куда дует ветер, пал на колени и креститься начал. — Государь! Царь, батюшка! Как же мы, как могли-то!

А как еще, если треть населения города видела это чудо. Обретение иконы каким-то казаком. Да не просто изображение, а весьма похожее на мою персону, то что? Точно уж Царь, как иначе-то? А то, что говорит, что не государь он так это от скромности. Ведь не признан пока что, не помазан. Но дело-то за малым. Персона есть, и для людей тульских это становилось фактом.

Вслед за Авдеем и казаком остальные собравшиеся становились на колени, крестились, молились. Гудели.

— Царь, государь, прости. Не признали.

Монах подошел на трясущихся ногах к казаку. Сел подле него, губами коснулся изображения.

Отстранился, уставился на меня.

— Господь Бог. Чудо! Чудо!!! Царь, прости нас! — Он в пол согнулся, распластался. Крест широкий на грудь положил. Вновь поклонился. Повторил. Продолжил. — Прости, государь, что не поверили словам твоим. Истинную святость человек имеет, который сам себя Царем не видит и не называет. Истинную! Реку я! Тот, кто от трона отказывается, не считая себя достойным, хоть самый достойный он из всех! Воистину, Царь! Государь нас всех. Самим богом! Слышите, господом! Выбранный! Прости нас грешных, что не поверили словам твоим. Усомнились в силе твоей и благости. Господи! Свершилось! Вижу. — Он руки к потолку воздал. — Вижу. Смуте конец настает. Свершилось. Как… Как молился я в том. Все мы. Всем миром…

Я видел, что он в исступлении своем, плачет.

За спиной моей Богдан и Абдулла ошалело смотрели на происходящее. Пантелей, что дремал до этого, отдыхая, поднялся, тоже смотрел на меня, на этих всех собравшиеся. На то, что твориться в приемном покое.

Из коридора охрана тоже пялилась. В глазах их было что-то из разряда безумной, совершенно истовой веры. Еще бы, все они сейчас видели очередное чудо. И да, мои бойцы сталкивались с этим не раз. Слышали или видели всяческие моменты, которые на протяжении пути из Воронежа к Туле происходили с воинством.