Андрей Валентинов - Овернский клирик
– Святой отец! – чей-то негромкий голос вовремя оторвал меня от мрачных мыслей. – Святой отец!
Отважный защитник сирот, оказывается, не спал. Более того, он умудрился принять сидячее положение, правда, опираясь не на то место, что обычно, а на бок.
– Что тебе, сын мой? – поинтересовался я. – Желаешь исповедаться в грехах своих?
– В грехах? – разбойник неожиданно хмыкнул. – Да ладно вам, отец! Это кто еще грешник? Монахи, а девку с собой тащите!
– Все мы грешны, – согласился я. – Любопытство, особенно излишнее, тоже грех.
– А чего мне! Дело ваше… Да только хочу вам сказать, что лучше бы вы обратно оглобли поворачивали. Похоже, епископу вы поперек горла. У меня не вышло, у других получится.
Разбойник был не только наблюдателен, но и неглуп. Но я не люблю, когда меня пугают.
– Слова твои, сын мой, свидетельствуют о том, сколь ты милосерд и сострадателен. Но ежели и остальные наемники монсеньора Арно де Лоза столь же отважны, как ты, опасаться нам нечего.
– Нечего? – разбойник хихикнул. – А как ты думаешь, поп, чего это я в лес идти побоялся?
– Кто вас знает, отважных разбойников? – невозмутимо заметил я. – Может, вы и вправду боитесь темноты?
– Темноты? Да моли Бога, поп, чтобы…
Внезапно он замолчал, к чему-то прислушиваясь, затем его небритая физиономия перекосилась, губы дернулись:
– Накликал! Господи, помилуй, накликал! Спасите, святой отец!
– Спокойно! – в руках у меня уже был меч. Я встал и прислушался. Легкое потрескивание горящих веток, похрапывание Пьера, шум ветра в кронах подступивших к поляне деревьев… Я уже начал успокаиваться, как вдруг услыхал вдалеке глухой тяжелый удар, затем – еще один. Кто-то шел – мерно, неторопливо, продираясь через заросли. Шел прямо к нам.
– Он! Он! – шептал разбойник. – Развяжите меня! Развяжите!
Шаги становились все громче. Было ясно – это не человек и не зверь. Кто-то шел сюда на двух лапах – или ногах, огромный, тяжелый, сокрушающий все на своем пути…
– Братья! Проснитесь!
Ансельм вскочил мгновенно, даже не открывая глаз. Меч был в руке, вторая шарила по поясу. Пьер недоуменно раскрыл глаза, но тоже встал. Анжела приподняла голову.
– Кто-то идет. – Я старался говорить спокойно. – Большой. Возможно, не человек. Зажгите факелы.
– А-а-а… – Пьер оглянулся, схватил ветку и сунул ее в костер. Ансельм взглянул на меня и внезапно перекрестился, что случалось с ним нечасто.
– Брат Октавий, уходите! – Я кивнул в сторону, противоположную той, откуда шел ночной гость. – Быстро!
Анжела неторопливо встала и медленно покачала головой.
– Развяжите! – вновь возопил разбойник. – Это он! Он! Он никого не щадит! Никого!
Я кивнул, и Ансельм перерезал веревки. С диким визгом де Гарай скрылся в кустах. Я мысленно помянул Святого Бенедикта и повернулся туда, откуда уже слышался треск веток и тяжелое хриплое дыхание. Земля дрогнула – гость уже близко. Ветка высокого дерева на краю поляны колыхнулась.
– Святой Бенедикт! – Пьер уронил «посох» и отшатнулся. – Да что же это?
Я тоже увидел – «это» выходило на поляну. В первый миг показалось, что перед нами все-таки человек – только очень высокий. Но тут же понял – нет. Люди не бывают такого роста. У людей не увидишь подобных плеч, таких длинных, ниже колен, рук – и огромной, низко сидящей головы. И люди не покрыты шерстью.
Послышался смех – Ансельм сжал меч двумя руками и покачал головой:
– А я не верил в демонов! Отец Гильом, уходите. Он – за мной!
Чудище услышало. Огромная голова медленно повернулась. До нас донесся низкий, утробный рык.
Я быстро оглянулся – Пьер стоял на коленях и шептал молитву, быстро крестясь. Внезапно я заметил, что Анжела, не сводившая глаз с ночного гостя, медленно потянулась к горящей ветке.
Огромная фигура колыхнулась – чудище сделало шаг. Оно не спешило – добыча была рядом. Мелькнула и исчезла мысль последовать примеру храброго де Гарая, но стало ясно – не уйти.
Я вытер вспотевшую ладонь и сжал рукоять меча. Конечно, это бессмысленно. Косматая лапа длиннее моей руки раза в два…
Внезапно вспыхнул огонь. Анжела, сжимая в руке горящую ветку, бросилась вперед. Я не успел даже крикнуть – девушка подбежала к чудищу. На миг свет упал на косматую морду, отразился в огромных черных глазах, стала видна ощеренная пасть с огромными желтыми клыками. «Это» не испугалось огня – огромная лапа с быстротой молнии метнулась вперед, перехватила ветку, другая ударила девушку прямо в грудь. Анжела успела отскочить, новый удар – девушка прыгнула, в воздухе мелькнули полы белой ризы, и косматая лапа поймала воздух. Но чудище было проворно. Миг – и оно оказалось рядом с Анжелой, едва успевшей стать на ноги. Удар – девушка попыталась пригнуться, но все же ее задело – Анжела упала, быстро перекатилась и попыталась встать. Чудище заревело и бросилось вперед, пытаясь настичь жонглерку. Когтистые, похожие на медвежьи, лапы потянулись вперед…
И наткнулись на мой меч. Пока чудище смотрело на Анжелу, я успел подбежать и стать между ними. Горящая ветка оказалась за спиной твари, и я видел только огромный черный силуэт. «Это» отдернуло лапу, по которой попал удар, и недоуменно остановилось. Я засмеялся:
– Овернь и де Ту! – наш старый девиз сам собой вырвался из уст. – Иди сюда, нелюдь!
В ответ я услышал негромкое ворчание. Я готов был поклясться, что это – смех. Черный силуэт чуть наклонился, я попытался пригнуться…
Что случилось дальше, я так и не заметил. Удар – и в моих руках осталась одна рукоять. Тварь сломала лезвие, словно оно было из тростника. Я отшатнулся, но понял – бесполезно. Мохнатая когтистая лапа взметнулась вверх…
Я ждал. Мгновенья, долгие как годы, тянулись одно за другим, но удара не было. Нелюдь медлил, лапа, поднятая для удара, нерешительно подрагивала. Наконец я очнулся. Тварь не боится огня, не боится меча…
– Изыди! – Я сорвал с шеи крест. – Во имя Господа и Святого Дионисия! Изыди!
…Старый крест – темный, из ливанского кипариса. Когда-то его мне дал отец, провожая в Палестину. Отцу он достался от деда, а тот освятил его в жаркий июльский день, когда тысячи рыцарей стали на колени возле Гроба Господня, славя Христа в освобожденном от сарацин Иерусалиме.
Когтистая лапа опустилась. Тварь колебалась, и я внезапно почувствовал уверенность. Осторожно, не отрывая глаз от готовой вновь взметнуться лапы, я сделал шаг вперед.
– Изыди! – Я понял, что говорю еле слышно, почти шепчу, но голос пропал. В ответ – ворчание. Чудище недовольно повело широченными плечами и неохотно отступило. Я перевел дыхание. Неужели?..
– Господи, прости мне неверие мое!
Снова рычание – на этот раз испуганное. Тварь махнула лапой. Мне почудилось, что в жутком рыке я различаю странные, непонятные слова, будто ночной гость пытается объясниться. Внезапно стало весело.
– Ладно, ладно! Убирайся – и не будем ссориться!
Я вновь поднял крест, и вдруг показалось, что по поляне пронесся вихрь. В следующий миг тварь исчезла. Не треснула ветка, не зашелестела трава. Там, где только что стояло мохнатое чудище, было пусто.
Медленно, очень медленно я опустил руку. Не было сил даже прочитать «Отче наш». Почему-то хотелось смеяться, но я не мог даже улыбнуться. Я жив…
– Отец Гильом! – Ансельм был уже рядом, по-прежнему сжимая меч. – Отец Гильом…
– Анжела. – Я прокашлялся, пытаясь прочистить охрипшее горло. – Что с ней?
– Я здесь, – девушка подошла, потирая рукой плечо. Удар разорвал ризу, но крови я не заметил. – Не увернулась, – жонглерка усмехнулась и покачала головой. – Отец бы мне надавал подзатыльников за такую работу! Я думала, это зверь. Когда-то мы огнем отпугивали медведей… А вы – очень храбрый человек, отец Гильом!
Последняя фраза прозвучала странно – девушка то ли удивлялась, то ли укоряла в чем-то.
– Жаль, здесь нет вашего отца, дочь моя! – Голос наконец стал обычным. – Поскольку подзатыльники, вами упомянутые, вы вполне заслужили. Эта тварь сломала меч одним щелчком!
– Мы все оказались маловерами! – внезапно заговорил Ансельм. – Даже вы, отец! Вы взяли меч, не поверив в силу креста. А я… я не верил в то, что демоны существуют. Не верил, что они могут прийти за грешником.
Он замолк, и мы медленно направились к костру. Трудно сказать, что имел в виду итальянец, но я вспомнил его смех и странные слова: «Он – за мной!» Ансельм не верил в демонов, но теперь наконец уверовал. Чем же согрешил черноглазый? Не за каждым грешником ад присылает демона.
…Брат Петр по-прежнему стоял на коленях, но уже не молился, а изумленно глядел на нас. И тут я сообразил, что на Анжеле нет капюшона и даже слабого света костра достаточно, чтобы сообразить, кто таков «брат Октавий». Но нормандцу, похоже, было не до этого.
– Братья! – радостно возопил он, вставая. – Святой Бенедикт и Святая Дева Мария услышали нас!
