Анатолий Дроздов - Витязи в шкурах
— Какая сила?
— Но ты же помнишь, как мы тогда в подвале с оборотнем?..
— Как ты держал его на блоке? Ты и сейчас можешь?
— Шестерых уложил… По сравнению с любым здешним дружинником я необученный младенец. В открытом бою один на один меня изрубят в капусту. На меня же два половца с копьями наперевес перли! И грохнулись вместе с конями — осталось только кистенем махнуть…
— Наши это заметили?
— Улеб просил научить.
— Обещал?
— Сам не знаю, как это действует. Включается в минуту опасности…
— Ладно! — тряхнул головой Кузьма. — С блоком понятно. Что сказала Ульяна Дуне?
— Точно не знаю, Дуня не говорила. Только что должен побыть воином, после чего она и выйдет замуж.
— Можешь вспомнить дословно? «Когда» ты вернешься, или «если» вернешься?
Вольга задумался. Надолго. Но потом отрицательно покрутил головой.
— В любом случае свадьбу она отложила. Что для влюбленной девушки абсолютно нехарактерно, — вздохнул Кузьма. — Значит, наше возвращение под вопросом.
— Скорее всего, — уныло подтвердил Вольга. — Война, пути перекрыты…
— Ты место, где мы выскочили из пещеры, помнишь? Мне пулей в лоб засветили — все, как в тумане.
— Какой-то высокий берег и на нем каменный истукан.
— А точнее?
— Что, у меня карта с собой была?! — огрызнулся Вольга. — Ты же помнишь: удирали по темному ходу, что было сил, а позади как грохнет! Взрывной волной прямо обожгло! Не помню, как снаружи оказались…
— Раз в пещере был взрыв, то ход наверняка завалило, — задумчиво произнес Кузьма. — Место мы тоже не знаем.
— Можно найти.
Кузьма взглянул на Вольгу в упор.
— Истукан был очень большой. В несколько раз выше тех каменных баб, что расставлены по степным курганам. Не думаю, что таких много. Возможно, вообще единственный. Я историк и кое-что в этом понимаю. Расспросить купцов…
— Где их сейчас найдешь?
— Найдем. Кому война, кому мать родна! Есть здесь негласная договоренность: купцов, кто давно через Поле ходит, регулярная армия не трогает. Всем нужны посредники, переносчики важных сведений, деловых предложений. Захваченных рабов тоже кому-то продавать нужно… Списки пленных с суммами выкупа кто на Русь привез? Будут купцы.
— Нас возьмут с собой!
— Пока идет война… — вздохнул Вольга. За столом надолго воцарилось молчание.
— Одного не могу понять, — медленно произнес Кузьма. — Как мы, взрослые мужики, солидные люди на все это подписались? Какого хрена залезли в волчьи шкуры? Ладно, ты — тебе после Горки очень хотелось попробовать, все приставал ко мне с расспросами. Но я-то, уже наполовину седой, отец двоих детей…
— Мы спасали ребенка.
— А кто теперь спасет моих детей?! — окрысился Кузьма. — Кто их защитит, вырастит, воспитает? Президент? Сомневаюсь, что он вообще хоть знает о нашем существовании! Кто мы такие? Гражданские лица, работающие по разовому контракту! Контракт к тому же является секретным, поэтому на руки выдан не был. Думаешь, родственникам заплатят хоть копейку, уже не говоря о том, чтобы искать нас? Зачем? Так проще: успех операции записывается на счет офицеров спецслужбы, деньги, что предназначались нам, экономятся, или, скорее всего, выплачиваются непричастным. Все довольны и смеются. А я ношу холщовые порты, — Кузьма задрал подол рубахи, демонстрируя, — которые держатся на шнурке под названием «гашник». Теперь я знаю, где у мужиков в двенадцатом веке был загашник. Спасибо! — Он схватил со стола свою чашу и залпом выпил. Закусывать не стал — сморщился и шумно втянул ноздрями воздух. Вольга последовал его примеру.
— Все-таки я думаю, — сказал, вертя в руках чашу, — что если ты отказался бы, и девочка погибла, ты не простил себе этого до гробовой доски. Я бы точно не простил.
— Уверен? — сердито спросил Кузьма.
— Уверен.
— Счастливый человек, — вздохнул Кузьма. — Я вот ни в чем не уверен. Утром просыпаюсь, кажется: сон! Потом трону деревянную стену… Выть хочется! В детстве читал исторические романы, мечтал: вот бы мне туда попасть! Я же умный, много знаю, сколько бы всего хорошего для предков необразованных сделал! Ага… Кому здесь нужно мое высшее филологическое образование? Ты должен быть сильным и умелым, молодым и здоровым. Тогда может, заработаешь на кусок хлеба. А соображают они лучше нашего. Тот же Людота…
— Не прибедняйся! Здесь ты хирург.
— Великий труд рану зашить или ногу оттяпать? Меня спасает их фантастический иммунитет: здесь же никого не вакцинировали и никто не пробовал антибиотиков! Даже аспирина…
— Что-то у тебя все же есть, — сказал Вольга, поднимая чашу.
— Помогает, — согласился Кузьма. — Особенно для анестезии. Дашь ему чару, а потом режешь. Терпят. Только ругаются.
— Матами?
— Нет здесь матов. Еще не завезли. «Сучий выблядок», «уд коний»…
— Какой еще уд?
— От которого произошло «удовольствие», а также «удочка». Не слышал разве?
— Случая не было.
— Ни одной женщины?
— Когда и где? Я на войне. А у тебя?
— Тоже самое. И без войны. Марфуша — ребенок, Меланья… Меня здесь все боятся. Хорт. Оборотень по-нашему.
— А если не боялись?
— Если да кабы… Во дворе росли грибы.
— Злой ты!
— Озлишься… Все как в тумане. Неясно: что и как.
— Кое-что ясно.
— А именно?
— Я все-таки историк, хоть и по недоразумению. И чем эта бодяга кончится, знаю. В лето шесть тысяч шестьсот девяносто третье от сотворения мира (по-нашему, тысяча сто восемьдесят пятый год) пришед окаянный, безбожный и треклятый Кончак на Русь…
— А далее?
— И отошед восвояси. Отобьемся!
— Сколько душ за это положим?
— Летописи об этом умалчивают. Зато князь Игорь сбежит из плена.
— Когда?
— Историки об этом до сих пор спорят. Или этим летом, или будущим. Возможно, через одно.
— Спасибо тебе сердечное! За точное предсказание.
— На здоровье! — Вольга взял со стола баклагу, наполнил чаши. — Давай выпьем, Кузьма! За то, чтобы мы с не пропали!
Кузьма молча поднял свою чашу.
— Завидую я твоей уверенности, — сказал, заедая медовую малосольным огурцом. — Что касается тысяча сто восемьдесят пятого года. Основные события я тоже знаю. Читал. Но ты уверен, что с нашим появлением история будет развиваться в том же направлении? Что ничего не изменится? В юности я любил фантастику. Самый распространенный сюжет: человек проникает в прошлое, что-то там делает — и будущее меняется.
— Это литература.
— А мы с тобой?
— Это реальность, — согласился Вольга. — Которая, однако, не означает, она в состоянии изменить ход истории. Прости, но мне кажется, что истории на нас наплевать. В двадцать первом веке пропали бесследно два мужика. И что? Их десятки тысяч каждый год пропадает, многих так и не находят. В двенадцатом веке двое прибавилось. История это заметит? Сомневаюсь. Я убил шестерых половцев и, дай Бог, еще убью — что с этого? Они тысячами гибнут здесь каждый год. Русские люди тысячами мрут от болезней, ран, голода, наконец. Это сильно тревожит историю или возмущает ход времени? Мне кажется, ты сильно преувеличиваешь роль личности, и своей, в частности.
— Тебе бы лекции в Сорбонне читать!
— Даст Бог — буду!
— Что предлагаешь?
— Прогоним половцев, будем думать, — предложил Вольга. — Пока надо набег отбить.
— Как? — в очередной раз вздохнул Кузьма. — У меня нет автомата Калашникова и ящика патронов. У меня и там автомата не было.
— А порох сделать?
— Рецепт помнишь, историк?
— Ну… Греческий огонь: шесть частей селитры, одна часть серы и еще одна — древесного угля.
— Почти правильно. Семьдесят пять процентов селитры, серу и уголь можно поровну. Уголь желательно ивовый. Смолоть все на шаровой мельнице (шары из бронзы — не дай Бог искра!). У меня отец был охотником, в советские времена было трудно с порохом, сами делали. Угля здесь навалом, сера есть, а где взять селитру? Да еще калийную, натриевая не годится — после намокания не горит. Это у нас селитра каждом магазине для дачников — удобрение. Кроме того, — развел руками Кузьма, — если сделать порох, то как его использовать? Пушки лить еще не научились, пищаль даже Людота не скует. А если бы и сковал — толку! Здешние составные луки бьют дальше и сильнее. Огнестрельное оружие в свое время вытеснило луки не потому, что эффективнее. Лучника обучить сложнее, и не каждому дано… Разве что гранаты самодельные порохом набивать? Как в петровские времена. Поджечь фитиль, размахнуться…
— Пока бросишь, из тебя ежика сделают! — мрачно заключил Вольга. — Я видел, как здесь стреляют. Из лука и арбалетов. Самострелов по-местному…
За столом надолго воцарилось молчание. Первым нарушил его Кузьма.
