Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Большаков Валерий Петрович
– Вот кто постоянно коврики убирает! – слетело глухое Ритино ворчанье. – Убила бы. И так скользко, а они еще…
– Девчонки, девчонки! Давайте в темпе! – воскликнула Маша. – А то опять поесть не успеем!
– Житие мое… – вздохнула Светланка.
Свистящее шипение струй перечеркнуло высокие звонкие голоса.
На пороге душевой нарисовался распаренный Паша Почтарь – замер в позе сутулого Давида, только рукой придерживал не пращу, а полотенце.
– Миха, так нечестно! – поднял он крик с неподдельным возмущением. – Это мое место!
– Ваша лошадь тихо ходит, – фыркнул я, торопливо намыливаясь.
– Мон шер Поль, – манерно выговорил Зенков, щелкая самодельными шлепанцами, – наверное, вандалы спёрли мемориальную доску с вашей персональной кабинки!
– Да я там всегда мылся… – затрепыхался Пашка.
– Всё-всё, – миролюбиво сказал я, прикручивая оба крана, – ухожу!
Запнувшись о порожек, чуть не выстелился хилый Изя.
– Обожаю голых мужчин! – ухмыльнулся он, совершив пируэт на мокром кафельном полу. – Голых греков!
– Ой, Изя, не преувеличивай! – опал озорной голосок Альбины, теряясь за веселым шумством.
Динавицер смешно приосанился, выпячивая ребра, и крикнул:
– Спинку потереть?
Что мелкому нахалу ответили девушки, я не расслышал – обтершись цветастым китайским полотенцем с аляповатыми розами, спешно облачался. Даже большая перемена коротка, если длинна очередь в столовую, – гласит школьная мудрость.
Мне повезло – передо мной стояло всего трое шестиклассников, жадно принюхавшихся к упоительным парным запахам. Очередники подозрительно косились на меня, но им тоже подфартило – я против дедовщины. К тому же с Тасей-Харей не забалуешь – у нашей поварихи не только внешность, но и нрав, как у фрекен Бок.
– Здрасьте, Таисия Харитоновна, – сказал я бархатным голосом. – Мне, пожалуйста, пюре с котлетой и чай с рогаликом… Нет, давайте лучше с рожком!
– Не хватает, што ли? – прогудела «домомучительница» сочувственно, пока ее толстые красные руки ловко накладывали и наливали.
– Похудеть боюсь, – мило улыбнулся я, вызывая у Таси-Хари положительную реакцию.
Десять минут до звонка! Порядок…
Устроившись за столом у окошка, я умолотил толчонку с поджаристой котлетой и развел чайную церемонию.
Внезапно пахнуло знакомыми духами, махнуло восхитительно коротким подолом школьного платья, и напротив устроилась Рита.
– Приятного аппетита! – улыбнулась она обворожительно, помешивая ложечкой горячее какао.
– Дать половинку? – сказал я, разламывая рожок с повидлом.
– Кушай, кушай! – Девушка отхлебнула из стакана. – А мне не хочется. Инка вообще не придет – ей сказали, что у нее толстая талия!
– Балда мелкая, – вынес я вердикт.
Сулима хихикнула, отпила какао, и на ее лицо легло задумчивое выражение.
– Миша… – негромко начала она. – А ты Инку… любишь по-настоящему?
Я внимательно посмотрел на девушку – черные глаза отразили мой взгляд.
– Знать бы еще, что это за зверь такой – настоящая любовь… – Слова из меня выдавливались медленно, осторожно, чтобы и Риту не задеть, и не солгать. – «Влюбленный болен, он неисцелим!»
Сулима опустила глаза, перебирая пальцами стакан, словно обжигаясь остывшим шоколадом.
– Знаешь, что мне нравится? – невесело улыбнулась она. – Ты только со мной бываешь откровенным. Это приятно. А ты… рассказывал Инке… Ну, что тебя ищут?
– Нет, – мотнул я головой, испытывая тоскливые жимы и оттого раздражаясь. – Ни Инне, ни Насте, ни маме. Хватит и того, что я тебя впутал во все эти жмурки с догонялками!
– Я сама впуталась! – блеснула зубками Рита и оглянулась на соседний столик, за которым Изя давился котлетой.
– Жуй, жуй хорошо! – наставляла его Альбина. – Не глотай, как удав!
Динавицер смешливо хрюкнул. Дюха, шествуя мимо, хлопнул его по узкому плечу:
– Счастливой охоты, мудрый Каа!
– А ты куда это собрался, а? – затянула Зиночка, встряхивая влажными волосами.
– Домой! – вытаращился Андрей и добавил поспешно, полыхнув румянцем: – С тобой!
– Какое – домой? Нам на «Автодело» еще!
Лицо у Жукова малость вытянулось.
– Да?.. – промямлил он и мигом расхрабрился, выпалив: – Тогда я тебя на урок провожу!
Тимоша милостиво позволила отобрать у нее портфель.
– Ой, звонок скоро! – подхватилась Альбина. – Изя, быстрее давай!
– Да иду, иду… – проворчал Динавицер, слушая, как стихает торопливое стаккато каблучков. – Поесть спокойно не дадут…
– Пошли? – гибко поднялась Рита.
– Пошли, – сказал я.
Звонок догнал нас на лестнице, и мы прибавили шагу.
Автодело у нас вел Иван Васильевич Гришко, но все звали его Василием Ивановичем – уж больно на Чапая похож. И прокуренные казацкие усы, и пышный чуб, и смешинка во взгляде, отчего от уголков глаз разбегались лукавые радианты морщинок.
Гришко что-то чиркал в классном журнале, а все, как обычно, липли к громадному «наглядному пособию» – настоящему «ГАЗу‑51», правда, без кабины, капота и кузова. Зато все внутренности видны.
– Василий Иваныч! – воззвала Маша, примерно задирая руку.
– Что, Анка? – откликнулся учитель, не поднимая головы.
– А вождение когда?
– Вождение? – повторил Гришко рассеянно. – Весной вождение…
– У‑у‑у…
– Василий Иванович! – бойко воскликнул Изя, пробираясь на место.
– Что, Петька?
– А чё не сейчас?
– Сначала – матчасть, – весомо сказал Иван Васильевич, захлопывая журнал. – Так, все тут?
– Все! – прокатилось по классу.
– Раз все, то за мной – шагом марш! – Учитель решительно направился к двери.
– Чё, вождение?! – подскочил Динавицер.
– Хождение! – фыркнул Гришко. – На цыпочках!
Обрадованные новизной да интригой, юнцы и юницы повалили из класса, устроив в дверях веселый затор. Глухо донеслось строгое: «Ти-хо!»
– Ой, Василий Иваныч! – громким шепотом прожурчала Альбина, явно подлащиваясь.
– Что, Анка?
– А куда мы?
– На Кудыкину гору.
– Ну, Василий Ива-аныч…
– К гаражам! – туманно намекнул учитель.
Мы дисциплинированно пересекли пустынный вестибюль, утеплились в раздевалке и высыпали на улицу. Выси хмурились, обещая непогоду, а ветерок, что метался по двору, втягивая в хлопотливое кружение желтые листья, доносил тревожный запах небесной влаги.
Одноклассники растянулись цепочкой, чинно топая по асфальтированной дорожке. Влекомые таинственными законами человечьего притяжения, мальчишки и девчонки отталкивались или цеплялись незримыми ниточками дружеских связей, сбиваясь в пары.
Я, будто винясь за недозволенные речи, взял Инну за руку. Девушка сперва напряглась, оглянулась, увидала, как Жека с Машей сплели пальцы, и угомонилась. Прижалась на мгновенье плечом, будто случайно, а чтобы я всё правильно понял, ласково пощекотала пальчиками мою ладонь.
И всё в мире сразу стало другим, чудным и совершенным, исполненным лада и драгоценной гармонии. Даже скучные, смурые тучи, что конопатили небеса грязно-дымчатой ватой, обрели вдруг высшую целесообразность, заиграв всеми оттенками серого – от непроглядного пепельно-седого до тяжкого свинцового и тускло-стального. А как величаво клубилась нависшая хмарь, пугая снегом – и рождая чисто ребячий восторг!
Я посмотрел на Инну, и невинный васильковый взгляд навстречу, брошенный из-за трепетавшей на ветру пшеничной челки, согрел меня и помиловал.
– Что? – неуверенно спросила девушка, отмахивая прядь. – Растрепа, да?
Утопая в приливе нежности, я пришатнулся к ней, касаясь губами мягонького ушка:
– Люблю тебя!
– Тише ты! – шикнула Хорошистка, заметываясь румянцем. Покосилась вокруг и ответно качнулась ко мне, опаляя ухо шепотом: – И я тебя!
К гаражам мы выбрались по короткой дороге – через футбольное поле, и всю натоптанную диагональ я не шел, а плыл. Что со мной? Почему меня то сомнения морозят, то я снова температурю – и грежу в амурной горячке?