Цикл романов "Целитель". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Большаков Валерий Петрович
Печатая шаг, лишь бы сбить противную дрожь, Саблин промаршировал к каюте командира корабля и постучался. Глухо донеслось приглашение войти.
– Товарищ капитан второго ранга! – четко обратился замполит, переступив высокий комингс. – Разрешите доложить!
Анатолий Потульный посмотрел на него с легким удивлением.
– Отчего вдруг такая армейщина, Валерий Михалыч? – добродушно проворчал он, накидывая китель. – Ладно, докладывай.
– В помещении поста гидроакустиков мною замечены страшные беспорядки!
– Что именно? – зарычал кавторанг.
– Я прошу вас пройти и посмотреть. Словами это не передать!
– Ч‑черт бы их… – Командир корабля, на ходу застегивая китель, ринулся вон, на нижнюю палубу, к носовой выгородке.
Не замечая бледного Шеина, Потульный ссыпался по трапу на пост, и библиотекарь тут же захлопнул дверь.
– Молодец! – Замполит протянул Сане пистолет. – Держи. Никого не впускать, никого не выпускать.
– Есть!
Разгоряченный первым успехом, Саблин взлетел по трапу на верхнюю палубу. Ночь опустилась глухая и беззвездная, придавливая Ригу и Балтику ватным одеялом туч. Тусклые россыпи городских огней двоились, отражаясь в мутном зеркале Даугавы. Мелкие речные волнишки бессильно плескали о борт корабля, тужась раскачать его, но «Сторожевой» чернел недвижной твердыней, как скалистый остров.
Рядом с БПК грузно качалась швартовая бочка, а чуть дальше вытягивалась длиннотелая подлодка Б‑49. И будто еще что-то застит блеклые искры на гребешках волн… Рыбачий баркас?
Валерий коротко засмеялся. Какие только глупости не лезут в голову! «Это все от нервов!» – любимый диагноз женушки.
– Все будет хорошо, Ниночка, – прошептал замполит.
Недаром же Ленин одно время носил псевдоним «Саблин». Это ли не провозвестие удачи?
Торопливо поднявшись на ходовой мостик, словно обгоняя тревоги и сомнения, Валерий врубил внутрикорабельную трансляцию. Через секунду по отсекам разнесся его голос, порченный помехами:
– Офицерскому и мичманскому составу собраться в кают-компании!
Взбудораженные срочным сбором, офицеры гомонили, делясь сомнениями и догадками. Саблин вошел, и все стихли, будто ученики при виде строгого учителя.
– А где командир? – поднял брови старлей Фирсов, недавно избранный комсоргом.
– Командир приболел, лежит в своей каюте, и… Он нас поддерживает! Вот, поручил выступить перед вами. – Внешне замполит сохранял спокойствие, лишь голос подрагивал, грозя сорваться в крик: – Я собрал вас, чтобы сообщить: наш корабль поднимет сегодня флаг грядущей коммунистической революции! Мы пойдем в Кронштадт, где выступим по Центральному телевидению. Нас должна услышать вся страна! Я тут набросал… – он развернул исчерканный листок и зачитал в позванивавшей тишине: – «Руководство партии и советского правительства изменило принципам революции. Нет свободы и справедливости. Единственный выход – новая коммунистическая революция. Какой класс будет гегемоном коммунистической революции? Это будет класс трудовой рабоче-крестьянской интеллигенции…»
Ошеломленные, совершенно сбитые с толку офицеры и мичманы молчали, слушая и не веря. Первым выступил лейтенант Дудник.
– Правильно! – вылетело из него, брызжа восторгом. – На свалку истории ихний госаппарат! И выборы на помойку!
– Горячо поддерживаю и одобряю, – ухмыльнулся лейтенант Вавилкин.
Фирсов мрачно покосился на лейтенантскую фронду и выговорил, цедя слова:
– Это не наш метод, товарищ замполит. Я тоже вижу казнокрадство, ложь и лицемерие, но… бунт на корабле?! До вас хоть доходит, на что обрекаете экипаж? Весь штатный боекомплект сдан на берег!
– Мы не собираемся ни с кем воевать, комсорг! – резко ответил Саблин.
– Так с вами соберутся! – перекосился в запале старлей. – Или вы думаете, что «Сторожевой» действительно оставят в покое? Да разбомбят к чертовой бабушке, стоит только в море выйти!
– Кто-то еще желает высказаться? – Замполит чуточку надменно вскинул подбородок.
– Толковали о коммунизме, каптри, а сами идете на измену, как Власов? – враждебно загнул командир БЧ‑1 Банев, в упор глядя на Валерия. – Никакая это не революция, а обыкновенная измена Родине!
– Наше выступление не есть предательство, – экспрессивно затараторил Саблин, – а чисто политическое, прогрессивное выступление! Родину предадут те, кто будет против нас!
– Бей власовца! – вынесся крик из толпы, и несколько офицеров качнулись в сторону замполита.
– Стоять! – Валерий проворно отступил, выхватывая табельный «макаров» и паля в подволок. Сухой хлопок выстрела откачнул людей. – Назад! Все матросы – со мной, а кто из вас готов послужить делу революции? Проголосуем! Нас тут двадцать шесть человек. Вон шашки на столе! – мотнул он стволом. – Выбравший белую – пойдет с нами до кронштадтского рейда. Тех, кто с черной, запрем. Голосуйте!
Момент истины испортил Саня Шеин. Он ворвался в кают-компанию, размахивая «стечкиным», и завопил:
– Товарищ замполит! Там…
– Что? – каркнул Саблин.
– Старшина Поспелов и матрос Нобиев…
– Ну?!
– Они командира выпускают! – заблажил библиотекарь.
Два выстрела в пол задержали порыв офицеров с черными шашками.
– Ты зачем ему пистолет дал? – заорал Банев, отступая. – Это же преступление!
– Он без патронов! – отрезал Саблин, и на битом лице Шеина, поверх зреющих синяков, проступила обида. – Товарищи, да поймите же! На кронштадтском рейде мы будем не одни, выступление поддержат простые ленинградцы и моряки военно-морской базы! А за Ленинградом – и вся страна!
– Размечтался! – Насмешливый женский голос ударил хлесткой плетью.
Замполит резко обернулся. В паре шагов от него стояла высокая, стройная девушка, затянутая в черный комбинезон. Ее смуглое лицо выглядело бесстрастным, как у индейского воина. Иссиня-черные волосы, стянутые в пышный «хвост», усиливали это впечатление, а бесшумный пистолет, который девушка держала двумя руками, выглядел заключительным штрихом к портрету воительницы.
– Кто? – хрипло вскрикнул Саблин, чуя подступающую бездну.
– Капитан Исаева, – холодно представилась девушка. – Ка-Гэ-Бэ. Вы арестованы, товарищ Саблин.
Общий вздох дважды потрясенных людей пронесся затхлым ветерком. Неприметные парни в черных комбезах бесшумно шагнули в кают-компанию.
– Руки!
Замполит потерянно, с детским огорчением глянул на щелкнувшие наручники, сковавшие его запястья, и качнул головой. За какой-то час он вознесся в немыслимую высь… И сверзился на жестокие камни.
«Судьба…»
Мощно загудел трап, и за молчаливыми оперативниками замаячил командир корабля. Дергая губами от ярости, он перешагнул комингс – и сразу успокоился. Сгорбился устало, оглядел Саблина с кротким недоумением в глазах.
– Советский офицер… – протянул кавторанг надтреснуто, с больным дребезгом в голосе. – Тебя на Северном флоте в командиры корабля прочили. Нет, ты подал рапорт на поступление… Выучился на замполита, молодец. Зачем? Чтобы сегодня флот опозорить? Ну, не понимаю я! – застонал Потульный. – Что, что тебе в голову ударило, что толкнуло на это? Объясни! Не трибуналу, нам! Своим товарищам!
– Что меня толкнуло на это? – На губах Саблина загуляла мечтательная улыбка, словно за переборками и палубами ему одному мерещились прекрасные дали. – Любовь к жизни. Я имею в виду не жизнь сытого мещанина, а жизнь светлую, честную, которая вызывает искреннюю радость… – Замполит сжал кулачки. – Мною руководило только одно желание – сделать, что в моих силах, чтобы народ наш, хороший, могучий народ Родины нашей, разбудить от политической спячки! [173]
– Да?! – восстал Шеин. – А почему ж вы тогда так хитро фильмы подбирали, чтоб только недостатки показывать? А?! В кубрике об одном и том же терендели: все у нас плохо, сплошная брехня, справедливости никакой! Вот и зас… загадили мозги братишкам! Уже до того дошло, что на боевых постах брагу варят!
