Меченый. Том 5. Линия разлома - Савинков Андрей Николаевич "Funt izuma"

Были и другие мотивы, о которых я говорить не торопился. Например, экономический. В КПСС 20 миллионов человек, если каждому члену партии продать по ПМу за 200 рублей, то это будет 4 миллиарда на круг без учета патронов. Вполне приличная сумма, за которую можно и побороться.

Ну и в целом, я всегда со скепсисом относился к вот этим доводам, что, мол, нельзя народу давать оружие, потому что все друг друга перестреляют вмиг. Бред же. Во-первых, далеко не всем это интересно — владение оружием: даже в жутко милитаризированных штатах, по статистике, только треть взрослого населения владеет огнестрелом, у нас будет сильно меньше. Во-вторых, если отсечь людей с уголовным прошлым, тех, кто имеет проблемы с головой, и вообще подойти более тщательно к обучению и контролю за оборотом оружия, вероятность эксцессов можно свести к минимуму. Опять же на насильственную преступность разрешение короткоствола в гражданском владении, как показывает постсоветский опыт Молдовы, влияет мало. Ну а мы ж поди — остальная часть СССР, в смысле — не тупее молдован. Я, во всяком случае, на это очень надеюсь.

— Можно для начала попробовать травматическое оружие разрешить, на пробу.

— Травматическое? — Лигачев вопросительно приподнял бровь, Егор Кузьмич был еще более гражданским человеком, чем я, и в вопросы армии и вооружений не лез демонстративно. А может, просто с военными ссориться не хотел: последние годы у нас обсуждение вооружений неизменно скатывалось к тому, что нужно ужаться и сэкономить.

— Да, стреляющее резиновыми шариками. Выглядит страшно, бьет больно, опять же к ответственности в обращении приучает, но вряд ли кого-то убьет. Разве что там в глаз попадешь, но так и пальцем можно жизни лишить, с тем же успехом.

В СССР с травматическим оружием было, мягко говоря, не густо. С большой натяжкой травматическим можно было считать 23-мм дуру КС-23, к которой шли патроны с резиновым поражающим элементом — с прекрасным в своей иронии названием «Привет», — но, учитывая массу пушки, большой популярности она не снискала. Почти четыре килограмма без патронов — это явно перебор.

А меж тем, понимание необходимости нелетального оружия после событий в Алма-Ате дошло уже не только до меня, но и до товарищей из МВД. Возможно, будь на вооружении милиции какие-то более адекватные средства травматического поражения, окромя обычных дубинок, масштаб разрушений в казахской столице мог быть куда меньше. А так менты поначалу просто боялись открывать огонь на поражение даже тогда, когда по ним уже вовсю стреляли из толпы. Опять же гранаты со слезоточивым газом точно бы не помешали, да и водометы…

С водометами — это я уже потом подумал, что надо было просто пожарные машины задействовать: при температуре в минус десять за бортом струя освежающей водички, вероятно, действовала бы на горячие головы не хуже резиновой пули. С другой стороны, когда я долетел до Алма-Аты, уровень эскалации давно преодолел ту отметку, когда все можно было решить водометами…

Так или иначе, по линии МВД пришел заказ и на резинострелы, и на специальные машины с водометами, и на все остальное, чем вовсю пользовались западные полицаи, обучая свое население демократии. Ну а мы будем учить коммунизму — все по заветам Ленина — чем плохо-то?

— Все равно не нравится мне это…

Короче говоря, тогда, сидя на пляже, я Лигачева ни в чем убедить не смог, несмотря на все аргументы, поэтому дал задание ему, как главному идеологу, проработать направление более подробно.

— И да, вот просили тебе передать, — Лигачев достал из принесенного с собой портфеля конверт и протянул его мне.

— Что там?

— Посмотри, — внутри оказалось письмо членов Политбюро, подписавшиеся под которым обращались в Президиум ВС СССР с предложением наградить меня медалью Героя Советского Союза. «За все хорошее» и в ознаменование 70-летия Октябрьской революции. Понятное дело, что подобные награждения так или иначе должны визироваться самим генсеком, но тут проблема была еще и в том, что я как бы занимал пост главы Президиума Верховного Совета. То есть должен был награждать сам себя — и как глава партии, и как глава государства. В общем, не очень красиво оно выглядело.

— Ну нахрен мне эта награда? Чего героического я сделал? Пятнадцать самолетов противника сбил? — Такая вроде бы была норма на ГСС в начале войны.

— Ну… Товарищи высоко оценили твою работу, зачем обижать отказом, — Лигачева моя реакция ни на секунду не удивила, то, что я равнодушен к внешним атрибутам власти, он знал, наверное, лучше всех. Вот мелкий повседневный комфорт — это да, это я уважал. Кондиционер там поставить в жару или воду прохладную, музыкальную технику, например, себе домой импортную поставил, которая большей части жителей Союза была недоступна, — тут да, каюсь, грешен. А награды…

— Нет, я бы еще понял, если бы героя труда мне вручили, тут и правда есть за что хотя бы. Два с половиной года вкалывал беспросветно, первый отпуск — хрен знает за сколько времени…

— Без проблем, — улыбнулся Лигачев. Он сразу уловил тонкий намек на очень толстые обстоятельства. — Оформим Героя Труда. И трубку подарим. Самую лучшую, чтобы Герцеговину Флор курить.

— Нет, вот этого не нужно, — хмыкнул я и вновь откинулся на шезлонге. — Не будем превращать повторение истории в фарс. Да и товарищей нервировать лишний раз тоже не стоит. А то они у нас и так нервные…

Что насчет Бойко скажешь?

Лигачев только пожал плечами.

— Кандидат как кандидат. Ты знаешь, я не в восторге от всех этих молодых выдвиженцев по заводской линии, — забавно, но термин «красные директора», расхожий в последующие десятилетия при обозначении этих самых политиков «от рабочего цеха», в эти времена не употреблялся. — Но в целом вроде толковый, не вижу в его назначении никаких проблем.

У нас продолжалась волна перестановок. Ивашко, побывавший временным главой Украины пост свой не сохранил и был переведен в Москву, на его место в Харьковском обкоме я как раз и собирался поставить Бойко из Мариуполя. Если говорить о других значимых перестановках, но на должность главы Молдавской ССР — после упразднения республиканских компартий теперь эта должность официально называлась «первый секретарь республиканского комитета КПСС» — был из Узбекистана переведен Рафик Нишанов.

(Нишанов Р. Н.)

Тоже интересный персонаж, в той истории был очень близок к Горбачеву, тут у нас с ним сложились нормальные рабочие, можно сказать, доверительные, но не более того отношения. Именно с ним я еще в 1985 году договаривался о прекращении гонений на лидеров узбекской компартии и вот теперь «отдарился» скорее почетным, чем реально перспективным в политическом плане местом персека Молдавии. И это еще узбеки не знают, что я дал команду возобновить расследования по всем громким делам типа хлопкового и шерстяного… Ничего личного, просто политическая целесообразность — дружба с самой «тяжелой» по численности населения республикой Средней Азии мне временно была не нужна, она свою роль сыграла на прошедшем съезде, значит время почистить зарвавшихся воров и поставить на их место кого-то поприличнее…

— Ладно, хватит о работе, — я сделал глоток пива, своего любимого бархатного, и встал с шезлонга, — пойду поплаваю. Пойдешь со мной?

— Не, я лучше еще поваляюсь, — Егор Кузьмич отрицательно махнул головой и закрыв глаза откинулся на спинку пляжной мебели.

Ну а я разбежался по уходящему на десяток метров в море деревянному пирсу и бомбочкой спрыгнул в воду. Эх! Хорошо!

Глава 7