Меченый. Том 3. Жребий брошен (СИ) - Савинков Андрей Николаевич "Funt izuma"

Меченый. Том 3. Жребий брошен  

Глава 1  

Политические разборки на фоне войны

13 марта 1986 года; Москва, СССР

THE WASHINGTON TIMES: Кто вы, мистер Горбачёв?

Первый год Михаила Горбачёва у власти начался с больших надежд. Молодой, энергичный генсек, пришедший на смену «кремлёвским старцам», казался олицетворением перемен. Запад с интересом наблюдал, как новый советский лидер избавляется от консерваторов в Политбюро, продвигает реформаторов и позволяет вольнодумные дискуссии в прессе. В кино и на телевидении появились намёки на оттепель, а экономисты — очень осторожно — заговорили о «рыночном социализме». Казалось, СССР готов к диалогу с Америкой.

Но что-то пошло не так.

Вместо разрядки Горбачёв неожиданно развернулся на сто восемьдесят градусов обратно к жёсткой риторике. Переговоры по разоружению зашли в тупик, а советские войска в Афганистане, вопреки ожиданиям, остались на месте. На вопросы о выводе войск генсек отвечал резко: «СССР не отступит ни на шаг». Вместо сближения с Западом Москва усилила давление на Пакистан, начала сближение с Китаем и Индией, а Европу демонстративно отодвинула на второй план.

Главным же поводом для данной статьи стало нашумевшее интервью Горбачева, данное им внутреннему телевидению однако мгновенно ставшее достоянием мировой общественности. Генсек, обычно сдержанный в выражениях, неожиданно назвал США «главным врагом», заявил, что «договоры с Америкой не стоят бумаги, на которой написаны», и сравнил американскую систему с нацисткой времен Гитлера.

Прагматизм вместо идеологии?

Но за этим идеологическим фронтом скрывалась другая политика — холодный расчёт. СССР резко сократил финансирование зарубежных коммунистических движений, отказавшись от поддержки «революций» в Латинской Америке и Африке. Вместо этого Кремль начал искать технологическое партнёрство с Западом.

В Йемене советские нефтяники вместе с французской Total начали разработку месторождений — первый подобный проект с капиталистической компанией. В СССР появились первые свободные экономические зоны, куда начали допускать — очень осторожно, но тем не менее — иностранные корпорации. В Анголе Москва неожиданно начала переговоры с ЮАР об урегулировании ситуации, фактически свернув поддержку МПЛА в обмен на экономические преференции.

Горбачёвский СССР всё меньше напоминает «империю революций» и всё больше — прагматичное государство, готовое торговать даже с идеологическими противниками.

Так кто же он?

Реформатор, который не смог договориться с Западом? Консерватор, неожиданно решивший выйти на новые мировые рынки? Или просто хитрый прагматик, который играет в долгую игру, маскируя реальные цели громкой риторикой?

Ответа пока нет. Но вопрос остаётся: Кто вы, мистер Горбачёв?

— Ну что ж, — я встал с кресла, сосредотачивая всё внимание собравшихся на себе. — Не думал, что до этого дойдёт, однако раз уж начали выяснять, кто тут товарищ нам, а кто нет, то есть у меня по этому поводу пара слов.

— Давайте… — попытался было перебить меня Алиев, однако я только махнул рукой.

— С поста Генсека вы меня ещё не сняли, и сами снять не можете. А посему я всё же имею право высказать своё мнение по поводу происходящего, — выдвинул ящик стола, достал оттуда толстую папку на завязочках, с тоской бросил взгляд на пистолет. Нет, крайние меры мы отложим на потом, пока поборемся ещё в «легальном» поле. Тем более что вот так просто завершить заседание «товарищи» не смогут. Когда в 1957 году пытались скинуть Хрущёва, там заседание Политбюро четверо суток продолжалось, тоже вроде бы у «антипартийной группы» с «примкнувшим к ним Шепиловым» было большинство в Политбюро, а в итоге Хрущёв их всех переиграл. Так что ничего ещё не кончилось. — Ещё в прошлом году я поручил генералу Ивашутину провести расследование по поводу странных событий, происходящих в Казани. После смены руководства МВД подключил к этому делу и милицию. Кто не знает, столицу Татарской АССР последние десять лет захлёстывали одна за другой волны подросткового насилия. За десять лет там было зарегистрировано более сотни различных молодежных банд, и при этом ни милиция, ни КГБ ничего с этим не делали.

— Я не думаю, что эта тема достойна заседания Политбюро, — попытался прервать меня явно занервничавший председатель КГБ, но я вновь достаточно жёстко отбил накат.

— Достойна, в противном случае я буду вынужден огласить результаты расследования перед Съездом, и посмотрим тогда, что скажут по этому поводу рядовые партийцы. Думаю, никому это не понравится.

— Предлагаю заслушать доклад о Казани, — встрепенулся поникший было Лигачёв. — Кто «за»?

Снова шесть рук членов Политбюро. За меня проголосовали Гришин и Соломенцев. Плюс большая часть кандидатов и секретарей, обеспечивающих «массовку». Забавно.

— Итак, раз Политбюро не возражает, я постараюсь кратко обрисовать ситуацию в Казани…

А история там действительно складывалась презанятнейшая. Поскольку сначала ГРУшники, а потом и лояльные мне милиционеры не могли демонстрировать особую активность, дабы «не спугнуть», не проявить свой интерес к этому делу, расследование получилось весьма и весьма «дырявым». Без того чтобы брать конкретных личностей из состава краевого отдела КГБ, а потом колоть их до самой жопы — да и в документах конторы покопаться тоже было бы полезно — сложить весь паззл без пробелов никак не выходило.

Тем не менее, общая картина была ясна: внутри АССР проходила долговременная операция по созданию и управлению подростковыми бандами. Слежка зафиксировала контакты гэбистов с лидерами группировок, более того, малолетние бандиты, по имеющимся показаниям участников процесса, порой прямо получали задачи из «конторы». Более того, на ментов, пытавшихся активно бороться с данным явлением, оказывалось давление, о чём так же есть показания. Порой это давление переходило даже из административной плоскости в физическую. Произошло за эти десять лет в АССР несколько подозрительных убийств представителей органов, которые почему-то расследовались без всякого энтузиазма. Как говорится, зрячий да увидит.

Короче говоря, за неполный год — даже скорее за 7 месяцев, основной массив данных мне представили ещё после Нового года, потом только кое-какие мелочи добавляли — наши разведчики накопали целую кучу отборнейшего, зловоннейшего говна. Нет, я сам далеко не чистоплюй, одна только история с Саудовской Аравией чего стоит — считай, руки уже сейчас по локоть в крови, а то ли ещё будет, — но это был перебор даже для меня. Как минимум потому, что операция эта — или эксперимент, или подготовка кадров, там ещё и националистическая тема поднималась, так что всё вообще было сложно и запутанно — проводилась на собственной территории. И уверен, что санкции на такую деятельность от Политбюро у Чебрикова не имелось. Вот зуб даю, что это какие-то внутренние чекистские мутки.

— Товарищ Чебриков, — окончательно перехватывая инициативу идущего уже несколько часов заседания, взял слово Лигачёв. За прошедшее время к нам успели присоединиться и другие секретари ЦК, которые изначально не присутствовали на заседании, но которых я через помощника успел выдернуть в «главный кабинет». Впрочем, и к противнику подошла «группа поддержки». — Вам есть что сказать по поводу озвученной генеральным секретарём информации?

При упоминании моей должности заговорщики отчётливо поморщились: ничего, жрите, не обляпайтесь, нет у вас методов против Кости Сапрыкина.

Из подоспевших к середине действа секретарей ЦК на моей стороне однозначно были Ельцин — вот ведь ирония-то, — Зайков, Примаков и, наверное — но это не точно, — избранный на осеннем пленуме Слюньков. Плюс Чернавин, но он был тут и раньше. Никонов скорее «за», чем «против». Против — представители «старой гвардии», которой предстояло отправиться уже через неделю на пенсию: Пономарёв, Русаков, Капитонов. Впрочем, тут тоже не всё однозначно, поди в восемьдесят лет погружаться с головой в аппаратные интриги далеко не каждый захочет. Выиграть — ничего не выиграешь, всё равно на пенсию отправят, не сегодня, так завтра, а вот проиграть — ту же пенсию союзного значения, которую ведь и отобрать легко (Горби имел репутацию злопамятной сволочи) — можно буквально всё. Ну и зачем, спрашивается, в такой блудняк вписываться?