Меченый. Том 5. Линия разлома - Савинков Андрей Николаевич "Funt izuma"

— Ага, а облака похожи на пену для бритья, — ухмыльнулся парень. Было в этом что-то очень мужское: наблюдать за восторгом своей женщины…

Режим набора высоты перешёл в ровный гул. Раздали леденцы, потом — чай в толстостенных стаканах с подстаканниками. Предложили журналы «Аэрофлота» — привлекла внимание заметка про «новые формы туристического обмена внутри СЭВ», фотография улыбающихся молодожёнов на Карловом мосту, — выдали всем «памятки юного туриста» с подборкой советов на тему «как не попасть впросак»: не менять деньги с рук, не терять документы, не спорить с пограничником, не фотографировать там, где висит табличка «zákaz».

— Вон, прочитай, — Максим кивнул на абзац. — «Čeština близка славянскому, но не пытайтесь строить предложения наугад — легко попасть в смешную ситуацию». Прямо про тебя, ты такое любишь устраивать.

— Это про нас обоих, — отрезала Маша и тут же, на полях, ручкой вывела: «děkuji — спасибо; prosím — пожалуйста; kolik to stojí — сколько это стоит». — Запомни. Местные оценят.

— Все равно проще на русском общаться. — В ЧССР, как и в других странах СЭВ, русский был обязательным иностранным языком в школах, очевидно, далеко не все его при этом знали на каком-то приличном уровне, но чтобы объясниться в пределах основных понятий — вполне.

Через два часа самолет — мигнув заранее табличкой «пристегните ремни» — пошёл на снижение. С высоты 10 километров ни Польша — через которую пролегала воздушная трасса — ни Чехословакия принципиально от СССР не отличалась, разве что красные крыши местных «сельских» — учитывая плотность населения, нормальных сёл в советском понимании тут в общем-то и не было — домиков выглядели нарядно и притягивали взгляд.

Паспортный контроль в «Рузыне» оказался скучным и коротким. Пограничник посмотрел на Машу, на её свежую фотографию, задал те же три вопроса, что и советский, клацнул печатью и пожелал «šťastnou cestu». Багаж выкатили быстро. Обменник у выхода дублировал знакомые цифры «1:4», и Маша, на всякий случай, пересчитала свои банкноты ещё раз. Максим, оглянувшись, заметил табличку с надписью «Ubytování — туристический центр» и решительно направил туда свой путь.

Вообще-то подобные туристические центры предназначались в первую очередь для тех, кому места в гостинице не нашлось. Это самолёты можно запустить быстро — при наличии оных, конечно — а вот с размещением миллиона туристов там, где раньше они исчислялись десятками тысяч, так просто не разберёшься. Тут на помощь пришла другая идея — размещение приехавших «по семьям». Жители туристических городов, имеющие относительно свободную жилплощадь или планирующие сами уехать куда-то, могли подать заявку о приёме туристов и поселить их у себя. Выходила вполне приличная прибавка к зарплате при минимуме приложенных усилий.

Так вот, ребятам именно жилищный вопрос был не так интересен, они за гостиницу заплатили ещё дома, но вот переспросить насчёт того, как добраться из аэропорта к своему временному месту обитания… До появления сетевых карт с функцией автоматического построения маршрута оставалось ещё почти двадцать лет.

В туристическом центре им быстро подсказали, как доехать до их гостиницы, после чего студенты прыгнули в автобус и, прильнув к окнам, двинули в сторону чешской столицы. И уже тут их постигло что-то вроде разочарования, тот самый пресловутый «парижский синдром». Заграница была до безобразия похожа на города СССР. Тот же Ленинград, особенно в центре, мог похвастаться куда большим количеством красивых зданий и просто интересных глазу объектов.

Доехали, заселились. Кинули вещи и сразу двинули на «обзорную экскурсию», благо сориентироваться на местности в Праге было достаточно не сложно.

Староместская площадь оказалась именно такой, какой её рисовали в журналах: башни, часы, туристы, голуби. У «Орлоя» уже толпились люди, ждали, когда фигурки появятся в окошках. Максим хотел пошутить, что «переоценено», но замолчал: механизм пошёл, отбил, зазвенел, и в этот момент у него неожиданно защемило где-то под рёбрами — как в детстве, когда впервые видишь фейерверк. Маша стояла рядом и одновременно фотографировала на простенькую «Смену» всё подряд, благо плёнки с собой набрали с запасом.

К вечеру, когда ноги уже почти не слушались, они дошли до Пражского града. Мелкий дождь подморосил и тут же кончился, оставив на камне тёмные пятна. Музыкант у перил раскачивался с саксофоном, а дальше женщина в синем пальто продавала маленькие акварели — мост, собор, узкие улочки. Маша выбрала самую светлую, с золотой водой, и, нахмурившись, пересчитав деньги, расплатилась: «kolik?» — «dvacet pět» — «prosím». Максим, для порядка, спросил музыканта, можно ли сфотографировать, и в ответ получил шутливое: «Za pēt korun je možné obejmout». Обниматься не стали, но монету оставили.

В кафе у угла они взяли по чашке «turek» и одно пирожное на двоих, еду они везли с собой в рюкзаках для того чтобы сэкономить, поэтому ужин их ждал в гостинице. Маша, глядя в окно, подсчитала вслух:

— Остаток — тысяча пятьсот пятьдесят крон. А ведь фактически ни на что ещё и не тратились.

— Если экономить, то хватит на четыре дня спокойно, — билеты назад у них имелись на руках, так что парень за свою покупательскую способность не сильно переживал.

— Ещё билеты в музеи, рульку нужно попробовать, пиво опять же… Денег хватит, но без шику.

— А разве нам нужен шик, Маруся? — Максим пожал плечами. — Нам нужна память. Знаешь, никогда не думал, что вообще смогу поехать за границу. Мы же не на дипломатов учимся и не на моряков. Всегда думал, что тут как-то… Иначе. Люди по-другому живут. А тут всё то же самое, только надписи непонятные и еда дороже.

Максим сам не зная этого попал, что называется, в десятку. Именно такое ощущение было у огромного количества советских туристов, волна которых за прошедший год выплеснулась в страны СЭВ. Оказалось, что здесь точно такие же люди, в магазинах — ну, пусть с чуть более богатым ассортиментом, хотя в СССР дела на этом поприще стремительно улучшались — лежат такие же продукты, по улицам ездят точно такие же венгерские автобусы, чешские же трамваи и советские машины. Солнце встаёт и садится также, и даже «запах» воздуха не отличается. Хотя нет, тут как раз отличие имелось: всё же Ленинград стоит на берегу моря, и там вполне отчётливо можно различить в воздухе соответствующие йодистые нотки.

И опять же, понятно, что «советская заграница» была вроде как не настоящей. «Курица — не птица, Болгария — не заграница» — не вчера присказка появилась, но в реальности до последнего времени совсем немного людей из СССР бывали хоть где-то за границей, если брать всех вместе — туристов, командировочных, всяких дипломатов и моряков, — то их вряд ли будет больше 2–3% взрослого населения. Забавно, но даже в эти годы, спустя больше 40 лет после окончания войны, самым массовым советским «туристом» статистически был «рядовой пехотный Ваня», который на своих двоих дошёл до той же Праги и Берлина.

И тем не менее «ветер свободы» в СССР почувствовали очень чётко. Той самой правильной свободы, когда больше возможностей получал именно простой трудящийся, получивший возможность теперь более разнообразно тратить свои честно заработанные рубли. Такая свобода — вместе с одновременным закручиванием гаек по самым разным статьям уголовного и административного кодексов — заметно влияла на отношение народа к власти и собственной стране. Ведь порой для того, чтобы почувствовать себя счастливым, нужно так мало…

Глава 6

Крым

17 августа 1987 года; Крым, СССР

ИЗВЕСТИЯ: Новый магистральный газопровод — из Ямала в Европу

В столице нашей Родины подписано историческое соглашение между Союзом Советских Социалистических Республик, Польской Народной Республикой, Германской Демократической Республикой и Федеративной Республикой Германии о строительстве нового экспортного газопровода по маршруту «Ямал — Европа». Начало работ запланировано уже в следующем, 1988 году. Этот проект — яркое свидетельство того, как политика мира, добрососедства и взаимовыгодного сотрудничества обретает прочную материальную основу.