Другой Путь (СИ) - Марков-Бабкин Владимир
Но, я бы родню-то узнал! Хотя…
— Слово и дело Государево! — кричит кто-то из-за двери.
— Во, твой, как ты говоришь, «коллега» архиятор прибыл! — усмехнулась Елисавета Петровна.
Я тоже узнал голос Лестока. Похоже я опередил его буквально на пол дня.
— Это ты Иван Иванович? — кричит Императрица.
— Я, Государыня! — отвечают из-за двери.
— Входи! — командует Она, — а Бестужев, пускай ждёт!
Меня тётушка оставили. Похоже снова придется мне дворцовую науку на букли парика наматывать. Пригодится. Мне, конечно, сто лет. Но, это другой век. И мне в нём ещё долго, надеюсь, жить.

Глава 6
Бабий заговор

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ИТАЛЬЯНСКИЙ ДВОРЕЦ. САД. 30 июля 1743 года.
Позади больше двух недель бурных событий. Успокоились ли страсти? Даже не знаю, что и сказать. И да, и нет. Какое-то неопределённое подвешенное состояние. Ясно, что так, как было, уже не будет никогда.
Прекрасный луг. Прекрасный сад. Птички поют. Солнышко светит. Идиллия.
В плетённых садовых креслах сидят Настя и Ушаков и о чём-то беседуют. Возможно, о погоде. Только вот графиня Ягужинская слишком бледна для простой светской беседы. Да и наличие рядом писаря-протоколиста Тайной канцелярии не оставляло сомнений в том, что они беседуют именно о погоде.
Солнышко светит, птички поют…
Я сижу в таком же точно кресле и наблюдаю на расстоянии.
— Катюш!
— Да, барин. Ещё чаю заварить?
Киваю.
— Да, Катюш, спасибо. А потом сделай доброе дело — поиграй с моей «крестницей». Видишь — Катенька Михайловна грустит, может чёрная карета её пугает.
— Слушаюсь, барин.
Катя уходит, а я продолжаю сидеть и наблюдать.
Сложно всё. В принципе, всё ясно. Я вчера был у Матушки и обсудил проблему. В основном просил, чтобы Настю и её семью жестко не карали. Императрица довольно благосклонно меня выслушала и вот сегодня Ушаков привёз мне от Государыни бумагу: «По исполнению приговора по изменническому делу Лопухиных не позднее трёх дней графу и графине Бестужевым-Рюминым с дочерьми, графине Ягужинской отбыть в своё имение Луговец под надзор воеводы Вологодской провинции. ЛИСАВЕТ».
Графу бумагу ещё не показали. Насте тоже. Она ещё надеется, мне же уже всё ясно. Мечты Анастасии о том, чтобы упросить Императрицу, буквально на коленях, оставить её при мне фавориткой, и до этого представлялись мне наивными, а уж после Высочайшего повеления…
Нет. Сегодня графиню Ягужинскую вывезут с территории Итальянского дворца, и, возможно, вывезут уже навсегда.
Тонко чувствующий всё высший свет тоже уже всё понял. Настя больше не получала приглашений на светские рауты, приглашения получал только я один. Конечно, кроме приглашений Матушки, на прочие приглашения я никак не реагировал, но, это было показателем — Настя и её семейство стали изгоями для высшего света Санкт-Петербурга. И высылка в имение лишь оградило Анастасию от общественной травли, которая случилось бы неизбежно. Так что Матушка помилосердствовала.
— Спасибо, Катюш, за чай. Твой напиток просто волшебный.
— Спасибо, барин. Это вы меня научили правильно заваривать чай. Я пошла к Ломоносовой или будут ещё распоряжения?
— Нет, Катюш, спасибо ещё раз. Иди к дитю, займи её чем-нибудь. Если что мне понадобится — я тебя позову.
Горничная изобразила реверанс и отправилась на лужайку.
Почему «изобразила»? Потому что она прекрасно умеет делать реверанс как положено. Но, она лишь обозначает его. Является ли это определённым бунтарством? Нет, поскольку я ей это позволяю делать даже при моих гостях.
В какой-то мере это лёгкое небрежение — это показатель её статуса при мне. Она вообще просто низко кланяться должна. В пояс. А то и до земли. Я же позволяю «как барышне». «В учебных целях».
Я усмехаюсь.
Горничная. Даже мои гости знают, что она не простая горничная. Пока она учится, но, возможно, по возвращению в Москву, я сделаю её экономкой в моём дворце в Ново-Преображенском. А, пока, она учится. Учится всему — от хороших манер до управления хозяйством. От управления персоналом дворца и имения, и до организации/проведения приёмов, прочих балов и званых обедов.
Да и болтают в высшем свете, что, Катя слишком личная горничная Цесаревича. Мне докладывают, что кое-кому из моих слуг предлагали деньги за шпионаж за Катей.
Матушка и Ушаков про Екатерину больше не спрашивали, но я уверен, что дело только набирает обороты и я скоро много интересного узнаю. Я же пытаюсь узнать о ней со своей стороны.
Меня несколько удивляла и настораживала разница в поведении Насти и Кати в постели. Настя безумно хотела забеременеть, а Катя ровно наоборот — всё делала, чтобы этого не произошло. Хотя, казалось бы… Но, нет, Катя очень осторожна в этом плане. Впрочем, меня это как раз устраивало.
Что ж, пока всё мирно и тихо. Девочки бесятся на лужайке, слышен детский смех Катрин, да и Катюша смеётся вместе с ней. Маленькая Кати любит большую Катю. Насте так и не удалось найти к малой ключик. Теперь уж и не найдёт.
Я бросил взгляд на Ушакова. Тот спокоен и методичен. Он и без дыбы умеет разговорить. Дыба ему нужна просто как средство устрашения. Как, впрочем, и мне. Зря что ли она у меня в подвале дворца установлена?
М-да. Ушаков прибыл ко мне на своей чёрной карете с эмблемой Тайной канцелярии на дверцах и в сопровождении двух всадников охраны. Обычно он ездил на своей собственной карете со своим фамильным гербом и без охраны, а тут такой мрачный парад. Настя сразу побледнела и всё поняла. Хорошо хоть Ушаков не привез с собой и тюремную карету с решётками. Видимо Матушка не разрешила, а то бы он так и сделал. Любит он такие шоу устраивать.
После предъявления мне Высочайшей бумаги мы с ним немного поперепирались. Он настаивал на том, что Настя домой поедет вместе с ним в его карете, я же настаивал, что сам отвезу Анастасию на своей карете. На что мне была предъявлена вторая бумага, где чётко предписывалось Матушкой мне «находящуюся под надзором и домашним арестом графиню Ягужинскую не сопровождать». Тут спорить было трудно, но я всё равно настоял на том, что Настя поедет на моей карете с моим гербом на дверцах. Глава Тайной канцелярии как-то легко согласился (возможно это было оговорено Императрицей), но, в свою очередь, настоял, что мою карету будут сопровождать два всадника охраны, а сам Ушаков на своей карете будет ехать следом. И это на глазах у всего Петербурга!
Ну, делать нечего. Да и что я мог сделать? Кричать: «Подождите, я съезжу к Государыне в Царское Село!» — так, что ли? Нет, конечно, я не стал ничего такого делать. Это было и глупо, и опасно. В первую очередь для самой Насти и её семьи. Матушка в гневе может ужесточить своё решение, да так, что мало не покажется.
Ловлю умоляющие взгляды свой (уже бывшей?) фаворитки. Киваю в поддержку. Держись, мол.
По большому счету, что кроме потери статуса фаворитки и скандала ей грозит? Опала? Да, вероятно. Но, как долго она продлится? Ну, несколько месяцев посидит Настя у себя в имении, ну, год от силы. Другие скандалы вытеснят этот из зоны внимания высшего света, а потом всё закончится официальным приглашением на какой-нибудь бал Императрицы. И все сразу поймут, что Бестужевы и Ягужинская прощены и допущены к Царской руке. Да и не станет Государыня слишком уж ссориться с обоими Бестужевыми, она мне сама об этом сказала.
Так что, ничего, особо страшного, я не ожидал.
Пока «беседа под протокол».
Я распорядился устроить фонтан на лужайке. Пока не сделали, но до осени обещают сделать. Насос нужен. А его ждут с меня. Теперь время вижу будет. Доделаю. Пока лужайка, девочки, цветочки, птички, бабочки.