Назад в СССР: демон бокса 2 (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич

— Саид! Что за стрельба? — донеслось из пилотской кабины.

Саид, зачем ты убил моих людей, спросил Абдулла… Какое-то «Белое солнце пустыни». Наверняка имена выдуманные, как и членство в ООП.

— Джей! За мной.

Она кинулась было к сенатору, но тот мотнул головой в сторону двери. За спиной женщины нарисовался Стас, пока бесполезный. Респект, что не струсил. Здесь убивают.

А я шагнул в кабину — навстречу неизвестности и пулям.

Она оказалась довольно просторная, под стать Б-17, не сравнить с кокпитами истребителей. В обоих пилотских креслах сидели смуглые черноволосые мужички, место бортинженера между ними и чуть позади пустовало.

Один повернул голову, получив пулю в скулу, второй — в затылок. Я опасался поражения навылет и повреждений, но обошлось: стёкла не треснули, по ушам не хлопнуло разгерметизацией кабины. И, что самое приятное, Ил-62 продолжал лететь ровно, авиагоризонт показывал тангаж ноль и отсутствие крена.

— Стас! Помоги!

Втроём с американкой мы высвободили левое кресло, с правым покойником они уже возились вдвоём. Я сел за штурвал, совсем не мечтая именно так взять на себя управление самолётом, тем более «илы» никогда не пилотировал, не изучал и вообще имел самое смутное представление, как закончить рейс без очень громкого «бум-м-м» о землю.

Система автоматического управления (САУ), похоже, включена и работает нормально. На некоторое непродолжительное время мы в порядке.

С большего я разобрал назначение приборов. Но на штурманском месте — никого. Как задать иной курс понятия не имею. А главное, о чём боюсь даже думать, нет ни малейшего представления о технике посадки корабля.

Радист тоже мёртв. Я надел наушники с мазком крови — то ли командира, то ли покойного угонщика — и нажал на вызов. Как-то же поддельные арабы общались с землёй.

— Рейс 9317, Москва-Лондон-Нью-Йорк. Ответьте.

— 9317, слышу вас. Ваши требования доведены до правительства Великобритании.

Речь английская, акцент польский. Значит, вышли из воздушного пространства СССР.

— Борт освобождён, захватчики уничтожены. Самолёт ведёт САУ. Экипаж погиб, включая стюардесс. Погибли двое сопровождающих сенатора Вэнса, сам сенатор невредим.

Диспетчер на вышке, похоже, от неожиданности не выключил микрофон, в наушниках зазвучали нестройные крики — от «Езус Мария» до «Кур-рва!», наконец: «Виват!»

— Кто за штурвалом, 9317?

— Лейтенант Валерий Матюшевич, сборная СССР по боксу.

— Вы умеете управлять лайнером?

— Почти разобрался с приборами. Но раньше за штурвалом Ил-62 не сидел. Буду благодарен за консультацию, как посадить его. Пан! Самолёт исправен и управляем. Мне нужен квалифицированный консультант с опытом пилотирования Ил-62, прошу установить связь с Москвой.

— Добже…

Стас тем временем кинулся наводить порядок в салоне.

— Всем оставаться на своих местах! — доносилось оттуда. — Не ходить, нарушите центровку лайнера! Всё будет нормально, мы скоро сядем.

Вскоре в наушниках раздался сильно искажённый и загрязнённый шумами голос.

— Валера! Меня зовут Николай Берествицкий. Твой болельщик в боксе. Слушай, я налетал на Ил-62 и Ил-62М больше шестисот часов. Давай проверим, что показывают приборы на панели. Потом посади кого-нибудь на штурманское место.

Пока «сверяли часы», Джей по моей просьбе сгоняла в хвост и принесла мои вещи. Не вставая с кресла, натянул их на себя. Кровь на майке засохла, видел ли кто-нибудь, что я ранен… Надеюсь, что нет.

Лайнер тем временем летел прежним курсом, на том же эшелоне. Где-то далеко от меня куда более опытные в иловождении ломали головы, как навести его на аэродром и приземлить.

Николай утверждал, что система автоматического управления самолёта, сопряжённая со штурманским оборудованием, очень точно приведёт машину в Хитроу, выполнит все необходимые развороты и попадёт на глиссаду. Что не избавляет пилота от совершения массы манипуляций.

— Валера! — сообщил мой инструктор. — Решено — летите до Лондона, как намечено. А дальше слушаешь меня или другого, кто там будет в Лондоне из «Аэрофлота». Делай всё точно, и птичка сядет в лучшем виде. Главное, ничего не пробуй самостоятельно.

В ручном режиме точно не посажу. Нужен специалист, разбирающийся в тонкостях управления двигателями и во многом другом, то есть бортинженер. Допустим, на ручном управлении сделаю пару-тройку пристрелочных заходов на полосу, с уходом на следующий круг, но с силовой установкой не совладаю… Да и ладно, на земле сидят люди куда опытнее в разруливании кризисных ситуаций.

Сенатор без приглашения вошёл и взгромоздился в кресло бортинженера.

Вспомнилось: кто же его посадит, он же памятник… Аналогично: кто же его не пустит, он — сенатор Соединённых Штатов. Пусть не от Калифорнии, Нью-Йорка или Тиксаса, от чего-то захудалого на Среднем Западе, но всё-таки.

— Как дела, сынок?

— Держимся, сэр. Только заклинаю: не трогайте ни единого переключателя.

— Даже этого? — он легонько тронул пальцем тумблёр и рассмеялся, убрав руку, шутник хренов. — Я управлял вертолётом в Корее в пятьдесят первом. Но вертолёт не намного сложнее авто, надо лишь поймать момент равновесия на ручке. С этим бы точно не справился. А где ты учился пилотированию?

— Прямо сейчас учусь. До этого — только боксу в спортивной школе «Динамо». Если что, я вообще не лётчик. Но меня инструктируют с земли как контролировать систему автоматической посадки. За нас всё сделает надёжная русская электроника.

— Надёжная русская электроника? Звучит непривычно, скорей как сарказм. Ладно, парень. Если она и вправду не подведёт, не позволю больше никому шутить про русскую технику. Удачи, и да поможет нам Бог.

Которому нет дела до таких мелочей, как авиалайнер на десятикилометровой высоте с полутора сотнями живых на борту и без обученного кучера за штурвалом.

Сенатор попросил наушники, сам поговорил с землёй, заверяя, что на борту всё под контролем. Выразил соболезнование семьям погибших — граждан Соединённых Штатов и Советского Союза, призвал молиться за успешное завершение полёта и просил немедленно передать это заявление любому новостному телеграфному агентству. Тем самым прозвучал агитационный спич, произошло элементарное использование момента для предстоящих парламентских выборов, зато говорил он толкового, грамотно, без набившего оскомину «чмок-чмок, таваищчи… в этот… гхммм… исторический… чмок-чмок… день». Брежнев точно не привёл бы Демократическую партию к победе в борьбе за места в Конгрессе.

Вэнс покинул кабину, и потянулись мучительно медленные часы. Причём ведь, возможно, они последние. Если лайнер врежется в землю, сгинув вместе с нами в пламени взрыва, меня ждёт преисподняя безвозвратно, как и остальных временно живых грешников на борту. Поскольку с загробным миром не чувствую никакого контакта, буду как самый обычный жмур, которому припомнят и нечуткость с родителями, и жестокие нокауты на ринге, и хладнокровное умерщвление угонщиков без вежливого: извольте сложить оружие и сдаться. А если демоны, отмеряющие сроки в загробной зоне, сочтут, что у нас были все шансы спастись, не уничтожь я террористов, сидевших за штурвалами, мне повесят гибель полутора сотен невинных. Это уже сотни лет адских пыток!

Но я не наслаждался времяпровождением под солнцем, ярко светившим поверх облаков. Только дул кофе, его таскала Джей, готовившая и для меня, и для сенатора.

Отвлекали от мрачных мыслей приборы на месте бортинженера. Гидросистемы, пневмосистемы, электрооборудование и прочие мудрёные комплексы отчитывались о своём самочувствии. Опытный член экипажа моментально увидел бы нештатность, переключил бы на дублирующий канал… Я только пересказывал земле, что увидел на непонятных ему циферблатах Стас, севший в то кресло после сенатора. Оставалось лишь уповать на тщательность подготовки борта к трансатлантическому рейсу. Не только «чудо на Гудзоне» мне не удастся, малейшая неисправность грозит катастрофой. Пока мой товарищ заметит изменения в показаниях, пока сообщу о подозрениях земле, пока там примут решение, пока исполню их инструкции, следующего «пока» может уже не наступить, вместо него — взрыв и факел горящего керосина.