Лихие. Депутат (СИ) - Вязовский Алексей

— Да что тут может быть еще-то⁈ — неприятно удивился я. Мне и так казалось, что хуже уже просто некуда.

— Генеральный прокурор готовит представление в Думу о лишении вас депутатского статуса, — развел руками Ладва.

— Вот черт! — расстроился я. Я так рассчитывал за депутатской коркой от всех неприятностей укрыться. А тут вон чего…

Ладва наконец, развеселился:

— В прокуратуре никто не знает, как все оформлять — первый прецедент. Да и показания против вас дал только один человек. У обвинения пока весьма шаткая позиция, но они уже землю роют и питают самые радужные надежды. Генпрокурор ходит как кот, объевшийся сметаны. У него это дело на личном контроле.

Ему то я чем успел насолить? Надо разбираться.

— Сколько у меня времени?

Железобетонная стена, за которой я рассчитывал спрятаться, стала покрываться трещинами.

— До лишения или… — вопросительно посмотрел на меня адвокат. — Лишение депутатской неприкосновенности — дело небыстрое. Этот вопрос лично генеральный прокурор на заседание Думы вынести должен. А там комиссия должна материалы рассмотреть и депутатам представить. В общем, это долгая история…

— До того, как парней расколют! — резко перебил я его.

— Думаю, день, — честно ответил адвокат, — максимум два. Мы не знаем, какой материал у них уже собран, но, думаю, они хорошо подготовились. Действовать надо быстро. С вашего позволения, я попытаюсь навестить ваших людей и передать, что задействованы все ресурсы…

— О! — хищно улыбнулся я. — Да вы даже не представляете, какие ресурсы я начну задействовать.

Денек получился тот еще. Всю нашу контору накрыло облако ужаса, да такое, что придется кое-кого встряхнуть за лацканы и набить интеллигентное лицо потомственного скрипача. Все это я высказал по телефону в самой нелицеприятной форме, и вроде бы пока подействовало. Но если эта муть выплеснется в прессу и на телевидение, будет плохо. Так я могу иностранный топ-менеджмент потерять. Все эти немцы и амеры — чистоплюи. Ты можешь делать все, что хочешь, лишь бы огласки не было и урона их резюме. Я эту паскудную породу насквозь вижу. Лицемеры поганые! Ненавижу их фальшивые улыбочки.

— В Советскую, шеф? — вопросительно посмотрел на меня Руля, который теперь водил мою машину вместо Коляна. Он понял ситуацию сразу, но в этот раз я смог его удивить. Он даже брови поднял в изумлении, когда услышал приказ.

— В Думу! — неожиданно сам для себя ответил я. В моей перегретой от напряжения башке молнией пронеслась одна дельная мыслишка, которую нужно было реализовать немедленно. Тут сложная игра намечалась, сразу на нескольких досках. Ну что же, сыграем…

Я шел по коридору, провожаемый долгими, крайне задумчивыми взглядами товарищей, который были в теме. Таких пока немного, но это лишь вопрос времени. Они со мной даже здоровались издалека, спешно делая вид, что вспомнили нечто важное, и им срочно нужно вернуться. Короче, от меня бежали как от зачумленного, словно боясь заразиться. И в первую очередь бежали те, кто еще совсем недавно искал моей дружбы и пытался влезть в общие темы. Да и в жопу их. Балласт.

— Серег, на минуту, — я поймал за рукав депутата Скорочкина, коллегу по фракции.

— Чего тебе? — не на шутку напрягся тот.

Мы с ним знакомы шапочно и общих дел не имели. Человек он был своеобразный, а его способ занять свое место в крупном бизнесе умные люди совершенно искренне считали суицидальным. На что я парень отчаянный, но Скорочкин оказался отбитым на всю голову. Через три месяца он расстреляет из окна своей Волги двух человек, а Госдума так и не снимет с него неприкосновенность. Восемнадцать пуль из Калаша и убитая женщина — не основание для столь жестких санкций в отношении народного избранника. Скорочкин продавал паленую водку, и будучи номинальным владельцем бизнеса каких-то серьезных товарищей с Северного Кавказа, умудрился кинуть своих хозяев, когда они сели в тюрьму — собственно с одним из них я и чалился, от него всю историю и узнал.

Все закончилось ожидаемо. Товарищи вышли и потребовали свое имущество назад, а когда целый депутат Государственной Думы им гордо отказал, нашпиговали его в ответ свинцом. Громкая была история. Я еще в ТОЙ жизни хохотал над ней, поражаясь могучему интеллекту и абсолютной безбашенности отдельных представителей молодого российского бизнеса. Впрочем, ему оставалось жить еще целый год, так пусть хоть какую-то пользу за это время принесет.

— Разговор есть, — потащил я его к себе в кабинет.

Глобус-бар раскрыл свою дорогостоящую утробу, и в стаканах заплескался двенадцатилетний вискарь, который избранник народа и либеральный демократ втянул в себя одним глотком. Он выжидательно посмотрел на меня.

— Тут, Сергей, слухи всякие нехорошие хотят, — начал было он, но я его перебил.

— Да! Да! Есть проблемы по бизнесу, и они решаются, — отмахнулся я от него. — Не забивай себе голову, это мелочи. Для тебя есть тема на серьезные бабки.

— Говори! — депутат сделал стойку, сразу став похожим на охотничью собаку, почуявшую дичь. Деньги он любил самозабвенно, даже больше, чем телок, внезапно свалившуюся на него власть и абсолютную безнаказанность.

— Ты сегодня же подашь предложение об амнистии участников октябрьских событий. Документ уже готов.

Никакого проекта амнистии у меня еще не было, на Хакамун быстро его слепит. Зря, что ли я ее «прикармливал»?

— А чего сам не подашь? — несказанно удивился тот, ожидая от меня всего, что угодно, но только не этого. Где Хлыст и где политика…

— Потому что десять тысяч, — ответил я — Само собой, вечнозеленых.

— Двадцать, — наморщил лоб интеллектуальный титан, любитель пострелять по людям и публичного секса с пионерками. У данного политика были свои представления о том, как нужно отдыхать. Он был легендой родного Зарайска.

— Не льсти себе. — усмехнулся я. — За двадцать я этот вопрос с людьми повыше тебя решу. Например, с замами Рыбкина. Твоя такса — десять, не больше. Но если пробьешь голосование на этой неделе, так и быть, дам пятнашку, — неожиданно смягчился я.

— А тебе зачем это надо? — подозрительно посмотрел он на меня. — На тебя же представление пришло о снятии неприкосновенности. Тебе что, заняться больше нечем? Я бы на твоем месте уже билеты бронировал.

Скорочкин подмигнул мне, словно давая понять, что он со мной в этот нелегкий час.

— Пятнадцать тысяч сами в карман не упадут! Иди работай! — похлопал я его по плечу и показал на выход из кабинета. Мне нужно спешить. Тут уже знают, что я заявился, а значит, надо смыться раньше, чем меня утащат к Вольфовичу. Там я точно пятнашкой не отделаюсь. Говорить с такой акулой можно только, если имеешь сильную позицию. А ее-то у меня как раз и нет.

— Теперь-то в Советскую, босс? — спросил Руля, как только я вышел из Думы. Молча кивнул, закуривая сигарету. Рука подрагивала, но в пределах нормы. Я вывезу. Не такие истории разруливал.

Проблему со Штырем надо решать срочно, но вопрос с прокуратурой не менее важен. Депутатская неприкосновенность нужна мне как воздух. Они хотят поиграть со мной, ну что же… Поиграем! Я создам генеральному прокурору проблемы там, где он их не ждет. Он, по слухам, вполне порядочный и принципиальный мужик, и в этом его слабость. Если Дума примет постановление об амнистии для участников октябрьских событий, он не станет его блокировать. А вот Борис Николаевич и его окружение, напротив, придут в неописуемую ярость. Они его за это просто сожрут. Да… Генпрокурору Казаннику настанет конец, а пока назначат следующего, да пока тот вникнет в дела, я много чего успею сделать. Так много, что новый человек придет на пепелище вместо готового уголовного дела. Если вопрос нельзя решить деньгами, то его можно решить большими деньгами.

Но все это будет потом. Сейчас меня ждет очень непростой разговор с ворами. Если они не помогут, то все, что я делал столько лет, окажется напрасным. Меня ждет прогулка по длинному коридору, из которого нет выхода. А я не хочу умирать, я только начал знакомиться с собственной дочерью.