Орел и Ворон (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич
Стрелять я люблю и умею — а ведь нет ничего лучше, чем делать то, что ты любишь! То ли дело рубка... Вот не лежит моя душа к виду изрубленных тел. Потому я стараюсь не оставаться на поле боя после окончания баталии...
Еще в Дортмунде мне пришлось дважды выходить на дуэли по абсолютно надуманным поводам. Ну представьте сами: вы захаживаете к одной прекрасной вдовушке, а вас вызывает ее сосед — потому что, видите ли, он точно знает, что вы обесчестили его дочь! К слову, такую дочь, что любой мужчина скорее ушел бы в монастырь, чем возлег с ней! Рука моя была легка, и ретивый отец отделался лишь небольшим шрамом на лице.
А вот второй случай я вспоминать совсем не хочу…
Дождь льет потоками, словно на Реймских порогах. Я люблю дождь — но только когда наблюдаю за ним из окна собственного дома или харчевни. В крайнем случае из полкового шатра! Сейчас же с выжатой одежды можно набрать не меньше двух ведер воды...
Не знаю почему, но перед каждой битвой я начинаю предаваться воспоминаниям и более остро ощущать свою жизнь. Один старый итальянский пьяница рассказал мне, что перед тем, как предстать перед престолом Святого Петра, человек видит всю свою прожитую жизнь. Может это и так... Очевидно я действую на опережение — как и подобает рейтару!
А между тем, пока я предавался воспоминаниям, к нашему генералу на белоснежной кобыле подъехал воевода всего русско-шведского войска... Князь Михаил Скопин-Шуйский, родственник царя!
Князь совсем не походит на большинство московитов. Встретив его на улицах Дортмунда, я скорее бы принял его за немецкого дворянина! Ибо он гладко выбрит и коротко стрижен... У Михаила очень внимательные, умные глаза — и крепкая, сильная рука! Причём он моложе меня — моложе большинства из нас. Но командуя значительным войском, Скопин-Шуйский пока не потерпел ни одного поражения, сражаясь плечом плечу со своими воинами! И я с восхищением отмечаю про себя, что сравниваю Михаила с Александром Великим, покрывшим себя неувядаемой славой ещё в молодости!
Главное, чтобы царский племянник не встретил свою смерть в столь же раннем возрасте, как и Македонский...
Командиры пожали руки друг другу и обнялись. Русский князь и шведский генерал давно стали друзьями, проверив друг друга в боях с мятежниками. Последних московиты на свой манер называют «ворами»... До моего слуха долетело лишь только: "Бог поможет" на русском и "Обязательно, князь!" — на шведском.
Сегодня нам предстоит атаковать неприятеля... Сегодня нас ждёт битва.
Скопин-Шуйский лихо развернул коня и скрылся в дожде, следуя в центр, к шведской и немецкой пехоте, разбавленной малым числом стрельцов московитов. Делагарди же и три эскадрона финских рейтар (одним из которых я и командую) находятся на правом фланге, вместе с русской поместной конницей. В свою очередь, левый фланг заняла французская конница с моими земляками. Ну что ж, сегодня воюем так...
Но мне искренне жаль бедных мушкетеров и стрельцов! Порох на полках мушкетов при таком дожде отсыреет мгновенно, а фитили просто не разгорятся.
...По телу начал расходится жар в предвкушении битвы — а между тем, центр объединённого войска разразился воодушевленными криками. Московитский князь также решил подбодрить своих людей перед битвой! Ну что же, и мы с радостью подхватили и присоединились к ликующему реву союзников.
Нет. Сегодня я не умру...
Неожиданно на левом фланге во множестве заиграли горны, призывая к атаке, следом жиденько грохнул редкий залп. А затем послышался стремительно множащийся клич солдат! И нехороший клич — словно наши всадники не бодрят себя перед дракой, а уже вступили в бой с врагом... Сильным врагом.
Неужто атаковали польские гусары?!
— Без приказа с места не двигаться! Чтобы не произошло!
Над рядами рейтар прокатился крик Делагарди — а по центру закачались копья пикинеров, клонясь к земле. Раздались редкие одиночные выстрелы — а следом невероятный треск и грохот, словно в ряды наёмников врезался могучий таран! Пехота подалась назад — а меня прошиб холодный пот...
— Фон Ронин! Бери свой эскадрон — и становись по центру, за спинами пикинеров и мушкетеров! Пусть твои рейтары образумят трусов, если кто-то попытается бежать, увлекая за собой товарищей!
Генерал властно махнул рукой — и я тут же крутанулся на своем Хунде, резко скомандовав:
— Эскадрон! За мной!
Рейтары разом сорвались с места, следуя по пятам за моим жеребцом... Несколько минут короткой, яростной скачки, показавшиеся мне, впрочем, целой эпохой — и вот мы на месте.
А схватка, между тем, стремительно набирает обороты! Пехота все же устояла под натиском гусар — и теперь пики солдат клонятся на левую сторону... Ибо левый фланг, в отличие от центра, пал — прямо на наших глазах! Французы побежали: их смяла атака польских гусар. Крылатые сволочи буквально протаранили незадачливых рейтар, чьё главное оружие — пистоли — под дождём теряет свою убойную мощь... Н-да, не всем хватает денег на надёжные чехлы! А вот поляки, хоть и сами имеют пистоли, предпочитают таранить врага длиннющими пиками (добрая половина которых полая внутри, отчего и нести их не составляет особого труда) — а после самозабвенно рубятся палашами и саблями... Я не виню своих товарищей — эти польские гусары лучше любой другой тяжелой конницы, лучше кирасир!
Я сместил коня на левый флаг эскадрона. Ещё чуть-чуть, и уже моим всадникам придётся схватиться с ляхами — так их величают московиты! Правда, пикинеры успели развернуться, частично прикрыв нас от гусар. И сейчас шведские наёмники тремя шеренгами удерживают исполинских польских жеребцов... А последние, в свою очередь, уже лишившись поломанных в бою пик, пытаются дотянуться до пехотинцев длинными гранеными кончарами. И ведь не совсем уж безуспешно!
Не выдержав, я послал Хунда вперёд, приблизившись к сражающимся. И на моих глазах один из ляхов, отбив направленную ему в грудь пику, ловко увернулся от второй — и самым кончиком кончара ранил в голову ближнего к нему наёмника! Последний тут же осел наземь, зажимая правую половину лица и истошно вопя... А польский шляхтич опасно продвинулся вперёд, твёрдо намереваясь пробить брешь в тонкой цепочке пикинеров!
Да вот незадача: на его пути оказался чёрный рейтар в моём лице! И как только дистанция между нами сократилась на расстояние точного выстрела, я без колебаний выхватил пистоль — и разрядил его прямо в усатое лицо гусара! Тяжелая пуля снесла противнику половину черепа, и убитый повалился под ноги к нашим пикинерам...
А позади последних уже принялись спешно строиться стрельцы московитов. Но увы... Даже их сотник отчаянно, но совершенно безрезультатно пытается разжечь фитиль с помощью огнива, рыча при этом, словно медведь! Наконец, осознав всю бесполезность этого действия, он поднял бородатое лицо, случайно поймав мой взгляд — и я невольно послал ему ободряющую улыбку. Но стрелец только под ноги сплюнул...
Угрюмый настрой московита невольно передался и мне. Наши мушкетеры молчат, пушки молчат! Правда, пехота стоит насмерть, вгрызшись в землю. Словно испанские терции, а не воюющие за деньги ландскнехты!
Кстати, оторвавшиеся от преследования рейтары также пытаются построиться, хоть и откатились до самого обоза... Доносящаяся до меня ругань французов так красочна, словно они рассказывают о любви! В то время как немцы собираются молча...
— Ротмистр! Ротмистр фон Ронин! — вдоль моего растянувшегося эскадрона мчится финн-посыльный.
— Да! Что случилось?! — я направил коня навстречу.
— Приказ Делагарди вернуться на правый фланг! Срочно!
Намечается контратака?!
— Эскадрон! За мной!
Что же — пехота удержала центр, не думает пятиться и русская поместная конница. Правда, ей противостоят не гусары... Начать наступление первыми мы не успели, зато и неожиданная атака врага не увенчалась успехом!
Нет. Сегодня мы не отступим. И не умрём!
Я пришпорил коня, раздражённо тряхнув подбородком — ремешок шлема все-таки натер подбородок... А навстречу мне уже летит возбужденный битвой генерал, издали подавая мне знаки рукой:
