Дмитрий Полетаев - Форт Росс. Призраки Фортуны
И только всегда восторженный и потому принимающий все близко к сердцу австрийский посол граф Кобенцель хотел было вызвать Фиц-Герберта на дуэль как персону, нанесшую оскорбление его «союзническим чувствам», но дело уладил французский посланник граф де Сегюр. Опытнейший дипломат резонно произнес: «Тот, кто любит рассматривать проблему только сзади, лишь расписывается в своем бессилии овладеть ею спереди».
В переводе на русский, впрочем, как и на немецкий, фраза звучала не столь изящно, как по-французски, и даже несколько двусмысленно, но кто этому придавал значение в те величественные дни, которые вошли в анналы истории практически всех королевских дворов Европы и о которых впоследствии написали все посланники, имевшие честь разделить с русской государыней то грандиозное путешествие! Конечно, никто не обращал внимания… За исключением, пожалуй, отдельных персон ничем не примечательной наружности, которые со скучными лицами шныряли между участниками императорского кортежа и единственной обязанностью которых было как можно более подробно запоминать содержание бесед придворных вельмож и иностранных посланников и доносить их до его светлости графа Безбородко.
Уж в связи ли с этой обмолвкой британского баронета или по какой другой причине, но только двух графов и барона, как уже не раз случалось, поселили вместе. И опять было презабавно наблюдать этих «закадычных друзей», вынужденных коротать время друг с другом на восточных диванах свергнутых Гиреев.
Но и этого старались не замечать, как будто ничего экстраординарного не происходило. Кроме тех самых «отдельных персон», которые отнеслись к совместному проживанию «клиентов» как к чрезвычайно удачному и удобному «аранжементу».
Что поделать, любая женщина хочет быть в курсе слухов, которые роятся вокруг нее, а Екатерина к тому же была императрицей. Так что знать все, о чем говорят и даже думают ее придворные, а также иностранные «друзья», она считала себя просто обязанной.
Глава вторая
Сюрпризы поездки
1787 год. Херсонский тракт
Выехав из Херсона, Екатерина с замиранием сердца наконец осознала, что она неумолимо приближается к своей мечте. Безмерная радость и ликование разлились в ее душе. «Таврия, – твердила про себя императрица, – я назову тебя Таврия! Не Крымом – это басурманское название, а классическим греческим именем – Таврия!»
Эта поездка на юг была приурочена еще к одной важной дате – двадцатипятилетию восхождения Екатерины на российский престол. И сейчас, оглядываясь назад и вспоминая пережитое, императрица не могла не улыбаться. Практически все, о чем она когда-то могла только мечтать, устроилось самым наилучшим образом. Осталось последнее – вырвать Грецию у османов, посадить на константинопольский трон внука Константина, и тогда величию России, раскинувшейся от берегов северных морей до Средиземного, уже ничто не сможет угрожать. «Тогда и помирать можно! – размышляла Екатерина. – Правда, еще неплохо было бы в обход сынка передать трон старшему внуку Александру! Вот тогда уж действительно больше нечего и желать! Ну да ладно, свалим Порту, а уж с “этим” как-нибудь разберемся с Божьей помощью…» – думала царица.
Передача престола Александру в обход Павла была давней и прочно укоренившейся в сознании императрицы мечтой. И надо отдать ей должное, она сделала все, чтобы подготовить своего любимого внука к царствованию. Прекрасно образованный, воспитанный, начитанный, рано ставший разбираться в политических хитросплетениях бурлящих страстями королевских и императорских дворов Европы, статный красавец Александр действительно являл собою образ идеального государя.
Вот только как обойти Павла, пока было непонятно. Именно поэтому решение столь щекотливого вопроса царица все откладывала «на потом». Павел с детства был болезненным ребенком. «Кто знает, может, и само все как-то разрешится…» – вздыхала она и незаметно крестилась.
По выезде из Херсона императорский поезд опять, в который раз в этом путешествии, ждал сюрприз. Его встретил трехтысячный отряд донских казаков, который так и сопровождал императрицу до самого Крыма.
Пришлось устроить казакам в тот день торжественный смотр. Смотр нелегкий, ибо казацкое построение было особое, в одну линию, – пока из конца в конец доедешь, солнечный удар хватить может! Но зато и зрелище стоило того! Вытянувшись чуть не на версту, с поднятыми в салюте тонкими и длинными пиками с развевающимися на них вымпелами, казаки представляли собой красочное зрелище. Несмотря на раннюю майскую жару, императрица с Иосифом II Австрийским, который присоединился к ней в Киеве и путешествовал под именем графа Фалькенштейна, то есть, как он полагал, «инкогнито», два раза проехались перед строем в открытой колеснице. Император Священной Римской империи был потрясен. Особенно его поразили слова атамана казачьего войска, что за день похода казаки покрывают более шестидесяти верст. Обычная кавалерия делала порядка тридцати – почти в два раза меньше!
Но и это, как оказалось, было только начало. Когда именитых гостей встретила рота «настоящих» амазонок, хранимая до сих пор Потемкиным в тайне, тут уж ахнула даже привыкшая к его «грандиозам» императрица!
Когда греческий женский конный эскадрон пролетел перед изумленными зрителями полным галопом, сверкая на солнце отполированными до блеска металлическими нагрудниками, подчеркивавшими особенности женской фигуры, и алыми юбками, беззастенчиво обнажавшими сильные загорелые ноги, – эффект был, пожалуй, посильнее, чем фейерверк, который накануне устроил Потемкин и в котором, как поговаривали, спалили более двадцати тысяч ракет и петард!
В общем, сюрпризам в этой поездке не было конца. Оно и понятно, Россия хотела показать Европе свою возросшую мощь. И в первую очередь продемонстрировать это своему главному союзнику – Австрии. Как знала Екатерина, австрийский император отправился в эту поездку с неохотой. Что-то подсказывало ему отказаться от путешествия в «варварские края варварской страны». Но, заглушив предостережения внутреннего голоса, Иосиф II все же принял приглашение. Да и как он мог отказать Екатерине Великой? Никак не мог. Однако не без удивления для себя император обнаружил осмотр новых российских владений чрезвычайно любопытным и… своевременным.
В Крыму прием оказался еще более помпезный. У ворот грозной крепости Ор-Капу, которую русские с ходу переиначили на свой лад в Перекоп, по обе стороны дороги выстроились татарские воины из охраны Бахчисарайского дворца. Зрелище было внушительное. Но всего удивительнее было то, что вчерашние заклятые враги России сейчас скромно гарцевали по обеим сторонам императорского поезда наряду с эскадроном конногвардейского полка. Эти потомки Чингисхана теперь были готовы отдать души за свою новую, «гяурскую», властительницу – за свою Северную Семирамиду!
Вот уж воистину, неисповедима воля Аллаха!
Как галантно заметил потом на обеде граф де Сегюр, он «никогда в своей жизни не видел коней и всадников с такими безупречными крупами». Двор на некоторое время замолк, соображая, чьи крупы имел в виду французский посланник. Ситуацию усугубил все тот же несносный Фиц-Герберт, который, ухмыльнувшись, с чисто британской прямолинейностью не преминул заметить, что «месье граф славится своим утонченным вкусом». При этом англичанин выразительно взглянул на графа Кобенцеля, который вдруг, ни с того ни с сего, густо покраснел. Всем были хорошо известны несколько женственные формы графского «арьергарда», которыми он безумно гордился и которые при каждом удобном случае любил довольно забавно «отклячить». Также всем было хорошо известно, что именно Сегюр был в числе самых ярых почитателей графских форм. Но и на этот раз двор был настроен миролюбиво и решил, что если полугодовая поездка настолько «сблизила» этих некогда заклятых врагов, то с точки зрения «высокой дипломатии» это может весьма положительно сказаться на судьбе франко-австрийских отношений, а значит, и на судьбах Европы.
Глава третья
Святые хлопоты
1787 год. Крымская дорога Потемкина
Надо заметить, что охраной императрицы в Таврическом путешествии, как и положено было по уставу, ведал ее личный лейб-гвардии Измайловский полк. Конногвардейцы осуществляли лишь внешнюю охрану в этом сложнейшем, многоуровневом образовании, которое именовалось «императорским поездом».
В общей сложности караван состоял из порядка двухсот карет и повозок различного размера и назначения. Походные кухни и провиант, шатры для дневного отдыха и ночных стоянок, мебель, постельные принадлежности – все везлось с собой и делилось как минимум на три разряда: для двора, военных и прислуги. Ну и, конечно, самую многочисленную часть этого поезда составляли всевозможные пассажирские экипажи, от карет до колымаг, в зависимости от родовитости их владельца. Все это порой растягивалось на много верст, закрывая от глаз свет Божий взбитой дорожной пылью. В зависимости от ветра дормез императрицы вместе с каретами первейшей знати располагался то в авангарде, то в арьергарде каравана, чтобы, не дай Бог, в окошко государыни не надуло пыли из-под колес и копыт этого медленно, но верно ползущего к своей цели организма.
