Гагарин (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич
Значит, миссия Харитонова и Гагарина близится к завершению… И тут в голове Андрея промелькнула крайне неприятная мысль.
Жулька и Снежинка по первоначальному замыслу должны были провести на орбите более двух лет и лишь потом опуститься на Землю, где подвергнуться умерщвлению и изучению. Два года — это довольно много, и о неизбежности собачьей смерти старался не задумываться каждый раз, когда отцеплял Жульку и кружился с ней по отсеку, позволяя ей облизать лицо и руки, подкармливал вкусняхами из человеческого рациона, а не только сухим кормом. Надеялся, что добрую и послушную собачку будут любить прилетевшие на смену, потом — следующая смена.
Ночью услышал тихое поскуливание, отстегнулся и поплыл в биологический.
Обезьяна тихо ворчала, потревоженная, дворняжка плакала в голос. Наверняка что-то почувствовала по настроению человека, которого считала хозяином.
Андрей отстегнул собачку, снял приёмник испражнений, нацепил памперс. И погрёб к себе, засунув тёплое мохнатое тельце под комбинезон.
Маленькое, пушистое. Живое. А он через неделю своими руками повезёт её на смерть!
Жулька, учуяв его запахи, моментально успокоилась. Доверчиво задремала, прижимаясь к своему будущему убийце.
Днём он взмолился: нужен сеанс связи с Гагариным-старшим. Полковник сначала твердил: нэ положено, будешь на Земле — сам сколько угодно с ним наговоришься. Потом решил не конфликтовать зазря с могущественным кланом.
Голос отца был сильно искажён помехами. Наверно, он говорил по радиотелефону из машины.
— Папа, прости, что отвлекаю. У меня есть просьба, ты сочтёшь её глупой и мелкой, но для меня это крайне важно. Потом объясню. Мы стартуем к Земле и везём на усыпление собак — для исследований. Спаси Жульку!
— Как ты себе это представляешь? — через пару секунд прохрипело за сорок тысяч километров.
— Ну, ведь собак, вернувшихся из космоса, всех оставили в живых! Проверяли их состояние — не сказался ли полёт на здоровье через три или пять лет, нестерилизованные даже щенков рожали. Вторую… тоже жалко. Но я за Жульку прошу. Не могу с ней расстаться.
— Не знаю. Ничего не обещаю.
Слышно было, что крайне недоволен просьбой. Говорил предельно сухо. Такой он всегда, когда знает: разговор слышен многим и пишется. Ласкового слова можно не ждать.
Ну а на кого ещё рассчитывать? В крайнем случае, на маму, если она успеет вмешаться до того, как Жульку усыпят, и затребует собаку в их институт. Якобы для медико-биологических исследований. Пусть у неё меньше влияния, чем у отца — члена ЦК, но зато когда разойдётся, напора больше. Иной подумает — ну её, эту бабу, связываться себе дороже.
Но это всё не точно.
Когда прилетела команда Джанибекова принимать станцию, четверолапая космонавтка уже прочно прописалась под синим комбинезоном Андрея, ни ворчание Павла, ни насмешки сменщиков не заставили бы снова привязать её в биологическом. Лейтенант впахивал как проклятый, стараясь не дать ни единого повода для упрёка, что с трёхкилограммовым довеском за пазухой он работает хуже.
Жулька иногда высовывала мордочку вверх и лизала Андрея в подбородок, а он гадал: сколько ей осталось жить — два или три дня?
А может, плюнуть на карьеру и вообще не отдавать? Как жить после этого, если он позволит погибнуть другу, да и нужен ли в космосе урод, способный предать близкого, даже если этот близкий — не человек, а собака?
Попрощались со сменщиками. И со станцией тоже, пусть неудобная, первые дни — и откровенно опасная для пребывания, она была на время домом. С ним оба космонавта сроднились ещё и потому, что вложили в него массу сил и нервов, едва не падая от усталости, пусть в невесомости упасть невозможно. К концу третьего месяца работали не аврально, по графику, отдыхали тоже, но усталость накопилась. Каково проводившим в космосе шесть месяцев, а Кубасов даже год!
Проверка герметичности. Расстыковка. Маневр на снижение.
Андрей вернул собаку в контейнер по соседству со Снежинкой, только когда «Сапсан-14» снизился для входа в плотные слои атмосферы, и космонавтам полагалось одеть скафандры. Кабина отделилась от приборно-агрегатной ступени и окуталась морем огня, бушевавшим за иллюминаторами. Как ни занимался упражнениями на станции, с Жулькой и без, тело ослабло, отвыкло за неполных три месяца от гравитации, и перегрузка воспринималась тяжело, хоть в численном выражении она была куда меньше, чем при посадке «востоков» и «восходов».
Да и после приземления ощущалось, что руки, ноги и голова… да что они, буквально каждая клеточка тела налита свинцом.
— Только собаку не бери! — пробормотал Харитонов. — Ты себя попробуй поднять.
Они вдвоём выкинули люк, впустив внутрь лучи яркого казахского солнца и жар от теплоизоляции, не успевшей остыть в последней фазе снижения. Майор сунул ноги в проём люка и вывалился наружу, подняв облако угольной пыли — это обгорела степная трава от пламени двигателей мягкой посадки. Андрей через пару минут полез следом.
В трёх-четырёх сотнях метров виднелся закопченный цилиндр приборно-агрегатной ступени, приземлившейся на телескопические опоры. Шумел ветер, его завывание смешалось с рычанием винта приближающегося вертолёта.
Оба космонавта сидели на чёрной траве с открытыми иллюминаторами шлемов, Андрей не выдержал и повалился на спину. Несмотря на долгие часы, проведённые в топтании беговой дорожки и упражнения в тугих тренировочных костюмах, организм расслабился настолько, что казалось: сели не на Землю, а на Нептун или Уран. Жить не хотелось.
Издалека донеслось ворчание командира.
— Лейтенант, ты — псих. Ну какого чёрта опять взял её с собой?
Из внешнего набедренного кармана скафандра, где полагается быть медицинскому комплексу контроля за самочувствием, выглядывала коричневая мордочка. Судя по её выражению, Жулька тоже чувствовала себя отвратительно.
— Не отдам. И точка. Прости, с этой минуты полёт закончен. Ты — мой коллега и старший по званию, но не начальник. Поэтому приказ вернуть собаку в контейнер не исполню.
— Иди в жопу со своим собаколюбием. И сам расхлёбывайся.
Тем временем вертолёт пошёл на посадку максимально близко, поднятый лопастями ветер перемешался с аборигенным казахским и достиг приземлившихся. К степным запахам добавился керосиновый выхлоп турбовинтовых движков. Лишь один Ми-8, давно прошли времена, когда по случаю прибытия космонавтов поднимали полудюжину самолётов и вертолётов.
— Пошли, что ли? — Павел и правда больше не командовал, а только предложил. Он схватился за стенку спускаемого аппарата и тяжело, словно подстреленный, заставил себя выпрямиться. Это напоминало чудо из чудес, некоторые всего после месяца в невесомости вообще не в силах встать в первые сутки и отливают в утку. А тут после трёх! Гигант.
Из севшего Ми-8 выпрыгнул Береговой, за ним… у Андрея подпрыгнуло сердце… мама! Он тоже попытался стать на ноги.
Павел тем временем, стараясь меньше вихляться от слабости, шагнул к начальнику ЦПК и поднял правую руку к шлему, весившую добрый пуд.
— Товарищ генерал-лейтенант авиации! Экипаж корабля «Сапсан-14» поставленные задачи выполнил и благополучно вернулся на Землю. Самочувствие нормальное, техника отработала штатно. Готовы к выполнению новых задач Родины. Командир экипажа майор Харитонов.
Язык у «готового» заплетался.
— Вольно, майор… — начал было Береговой, но тут влезла мама Андрея, поломав все каноны воинской вежливости. Она была одета в гражданский брючный костюм и вела себя как цивильная, а не полковник медслужбы.
— Харитонов! Гагарин! Какого чёрта покинули корабль? Обязаны ждать внутри до разрешения врача!
— Экипаж имеет право покинуть корабль, если на то имеется уважительная причина, — одёрнул суровую даму генерал. — А у парней она точно была: хотели показать, что у них всё в порядке. Молодцы! Аварийную станцию спасли, проявили смекалку и находчивость. Джанибеков нарадоваться не может. Только на ручке холодильника почему-то остались следы обезьяньих зубов.
