Василий Сахаров - Казачий край
Принимая слово - социализм в значении улучшения современного общества, называют социалистами всех, кто думает о счастье чело-вечества.
Граждане казаки!.. Мы все - социалисты, но лишь не понимаем этого, не хочем, по упорству, понять. Разве Христос, учение которого мы исповедуем, не думал о счастье человечества? Не за это ли счастье он умер на Кресте?..
Итак, мы думаем, что слова социализм и социалист вам теперь понятны!
Социалисты, как и верующие во Христа, разделяются на много толков или партий.
Есть - трудовая народно-социалистическая партия.
Есть - партия социалистов-революционеров, делящаяся в свою очередь на правых и левых.
Есть - партия социал-демократическая, делящаяся на две основ-ных ветви: меньшевиков и большевиков.
Что же это такое, спросите вы? Одному Богу молятся, а поразделились.
Совершенно верно - молятся одному Богу, но веруют по-разно-му.
Помните одно: конечною целью всех этих партий является переустройство общества на таких началах, каких требует соци-ализм.
Вот к этой-то конечной цели партии идут различными дорогами.
Например. Партия народных социалистов говорит, что и землю, и волю, и права народу окончательно мы дадим через 50 лет.
Партия правых социалистов-революционеров говорит: а мы все это дадим народу через 35 лет.
Партия левых социалистов-революционеров говорит: а мы дадим все это народу через 20 лет.
Партия социал-демократов-меньшевиков говорит: а мы дадим народу все это через 10 лет.
А партия социал-демократов-большевиков говорит: убирайтесь все вы со своими посулами ко всем чертям. И земля, и воля, и права, и власть народу - ныне же, но не завтра и не через 10, 20, 35 и 50 лет!..
Все - трудовому народу, и все теперь же!..
Ой!! До чего мы незаметно для себя договорились?! До большеви-ков... И поползли мурашки по телу, от пяток до головы, но не у нас, а у помещиков и капиталистов и их защитников - генерала Каледина, Богаевского, Агеева и всего Войскового правительства.
Ведь большевики все у них отнимают и отдают народу, а им говорят - довольно праздно жить, веселиться, да по заграницам жир развозить, а пожалуйте-ка трудиться и в поте лица хлебец добывать.
Итак, еще раз: большевики требуют немедленной передачи земли, воли, прав и власти трудовому народу. Они не признают постепенного проведения в жизнь своих требований, сообразно с условиями данного момента. Они не признают также никакого единения с остальными партиями, особенно с буржуазными. Они во всех своих действиях крайне прямолинейны и не признают даже самых незначительных изменений в своих программах.
4. Граждане казаки! Как же мы теперь должны посмотреть на создавшееся положение на Дону.
Просто и с открытыми глазами.
Все генералы, лишившиеся власти; помещики, у которых социа-лизм отбирает землю; капиталисты, у которых социализм отнимает капиталы; фабриканты, у которых социализм отнимает фабрики и заводы и передает рабочему классу; все буржуи, которых социализм лишает праздной и веселой жизни, - все они сбежались к генералу Каледину, его товарищу Богаевскому и к нашему Войсковому прави-тельству.
Этот генерал-кадет, а может быть, и монархист, изменил интере-сам трудового народа и стал на сторону капиталистов и помещиков и хочет, нашими казацкими головушками спасти положение помещичье-буржуазного класса. Вот где кроется причина гражданской войны!
Довольно обмана! Довольно насмешек над нами - казаками!
Почва под ногами генерала Каледина, его товарища Богаевского и всего Войскового правительства зашаталась. Им не удалось обмануть фронтовиков!
Уже в станицах Усть-Медведицкой, Каменской, Урюпинской и селе Михайловка образовались военно-революционные комитеты, не признающие власти генерала Каледина и Войскового правительства и требующие их полной отставки.
Не за горами выборы новых делегатов на Большой Войсковой Круг.
Граждане станичники! Не обманитесь на этот раз и пошлите строить жизнь на Дону истинных борцов за интересы трудового народа, а не тех, что ездили в Новочеркасск слушать "верховного жреца" - "соловья" Богаевского, "полубога" - Каледина да хитре-ца Агеева. За новую ошибку мы уже не расплатимся и того векселя, что подписал генерал Каледин кровью тысяч рабочих, с нас доволь-но!..
Долой гражданскую воину с берегов Дона вместе с ее вдохновите-лями - генералом Калединым, его товарищем Богаевским и златоус-том Агеевым!!!
Полковой комитет 32-го Донского казачьего полка.
Такие вот резоны выдвигали переметнувшиеся к большевикам казаки. Как все просто, выгнать с Дона Корнилова с добровольцами, скинуть Каледина с его правительством, собрать свой Войсковой Круг, да и жить счастливо, землю пахать и хлебушек растить. Наивный народ, и тогда, после прочтения этой прокламации, меня занимало несколько вопросов. Что с этими казаками будет, если большевики все же победят? Как скоро они поймут, что их обманули? Что они будут делать, подчинятся комиссарам, которые придут у них землю и нажитое добро отбирать или, как мы, попробуют сопротивляться? Пока, на это ответа нет, но думаю, что время, все само по своим местам расставит.
Станицу Калитвенскую мы с Чернецовым покинули только ранним утром 8-го февраля, необходимо было подготовиться к дороге, добыть коней и хоть какой-то документ справить. Лошади, которых нам выделил Ефим, шли бодро, и уже 11-го числа, останавливаясь на постой в малолюдных хуторах и, обходя стороной идущие между добровольцами и Красной Гвардией бои, мы были в пяти верстах от Персиановки. Здесь столкнулись с конным разъездом красной конницы, и в бой с ними вступать не стали. Все же две наши винтовки и пистолеты, против семи врагов, которые могут вызвать подмогу, не играли, а потому, отвернули в сторону, и в Новочеркасск добрались только сегодня утром.
На выезде из города, нам навстречу торопливо скакали несколько справных казаков, и Чернецов окликнул одного из них:
- Сиволобов постой.
Передовой всадник на мощном вороном жеребце, плотный и широкоплечий бородач, остановился, повернулся к нам, вгляделся в лицо полковника и, недоуменно, даже, как-то растерянно, выдохнул:
- Чернецов...
- Что, не узнал? - усмехнулся Чернецов.
- Да, мудрено тебя узнать, бородатый, худой, лицо серое и кособочишься.
- Ранение...
- А говорили, что ты в плен попал, а потом погиб, а потом про то, что ты жив, и снова про смерть. В общем, не обессудь, господин полковник, но мы тебя уже похоронили.
- Значит, долго жить буду.
- Дай-то тебе Бог, нам тебя сильно не хватало, а после смерти Алексея Максимовича, здесь совсем все плохо. Добровольцы уходят, и сейчас их арьергард через Аксайскую переправу на левый берег идет. Многие из наших казаков за ними следуют, а атаман Назаров ничего сам сделать не может, не хватает ему силы, чтоб правительство и войска в кулаке удержать. Никто на себя ответственность брать не желает, и наши бравые офицеры бегут на Кубань, надеются, что там их пригреют и помощь окажут. Сейчас, видишь, - Сиволобов кивнул на свое сопровождение, - к голубовцам на переговоры еду. Уж лучше пусть они в город войдут, чем красногвардейцы, а то, слишком многие уйти не успели и раненых по госпиталям много.
- Вот оно, значит, как, - нахмурился полковник и спросил: - А мой отряд где?
- С добровольцами ушел, но несколько человек еще в юнкерском училище, помогают артиллеристам орудия увозить.
- Где сейчас Назаров и правительство?
- Министры почти все разбежались, а Назаров с председателем Волошиновым, где ему и положено, в штабе походного атамана, Войсковой Круг собирает.
- Что же, все ясно. Ты можешь одного из казаков послать к Назарову и сообщить, что я готов принять руководство обороной города на себя? Находиться буду через дорогу, в здании юнкерского училища.
- Да, я сам с такой новостью поспешу, - Сиволобов услышанному известию был искренне рад, и на лице его появилась широкая улыбка.
- Нет, ты поезжай к Голубову и время потяни, обещай, что хочешь, сули любые блага и посты, но отыграй хотя бы несколько часов. Как понял?
- Понятно, постараюсь потянуть время. Разрешите исполнять, господин полковник? - Сиволобов молодцевато вытянулся в седле.
- Исполняйте, есаул, - четко козырнул ему полковник.
К штабу походного атамана с известием о возвращении Чернецова направился казак, а мы следом, к училищу, где ранее квартировали партизаны и где сейчас, хотел устроить сборный пункт и штаб обороной города полковник.
И вот, мы на широком дворе Новочеркасского училища, и застаем здесь полную неразбериху и разброд. Плачут какие-то женщины, видимо, матери, провожающие своих сыновей в поход, который позже назовут Ледяным. Кто-то тянет котомки, ржут лошади, несколько человек ругаются у разбитого полевого орудия, и кто всем этим бедламом руководит, не понятно.
