Александр Карпенко - Грань креста (дилогия)
Труп выглядел не страшно. Всё, что могло гнить, сгнило уже давно. Остальное высохло, превратив человека в мумию. Воняло лишь потому, что в ограниченном герметичном пространстве запахи разлагающегося человеческого и говяжьего мяса въелись, должно быть, даже в металл.
Из чистого любопытства я собрал обугленные клочки бумаги, на которых можно было прочитать хоть какие-то связные отрывки текста, сложив в благоприобретённую планшетку. Люси, шустренько пошарив по карманам трупа, сыскала ключи от наручников.
— Отцепи, пригодятся.
— В добром хозяйстве любое дерьмо сгодится.
— Во-во. Глянь-ка, что там в целых ящиках. Может, что полезное найдёшь.
Я сходил в машину за монтировкой, попутно напившись там от души — в раскалённом фюзеляже пот с тела лился вёдрами, высыхая белёсой коркой. Вернувшись, начал отрывать крышки ящиков. Так, ничего путного. Какое-то геодезическое оборудование. И ещё. И ещё.
— А здесь что? Э, да это же настоящий клад!
В ящике, аккуратно переложенные пластмассовой стружкой, находились бутылки с виски такой знакомой марки — «Джонни Уокер». Не меньше трети из них остались целы. И ещё находка целый ящик сигарет! Полевой армейский паёк — «Кэмел» без фильтра.
— Ага, тебе радость. Будешь теперь на халяву дымить целыми сутками. А мне что — из машины бежать? — возмущённо запищала Люси.
— Погоди, может, тут и пиво найдётся.
Пиво не обнаружилось, но полезного было немало. Перевязочные средства. Инструменты. Крупы и макароны. Растворимые супы и сублимированное мясо. Даже оружие — десять армейских автоматических винтовок. Правда, патронов к ним не было. Судя по всему, планировалась доставка необходимого снаряжения какой-то автономной геологоразведочной партии. Не самолёт — клад для Робинзона. На всех вещах — маркировки с такими до боли знакомыми названиями городов и стран.
— Самолётик-то из наших мест прилетел.
— Действительно, из ваших. Только как это ему удалось?
Грузили добро в машину чуть ли не дотемна. Каждая упаковка в отдельности весила немного, но её следовало выволочь через узкий люк, спустить вниз и дотащить до вездехода. Переставленный в салон Нилыч, как мог, помогал укладывать барахло. Из-за тяжёлой работы на жутком солнцепёке наши запасы воды стремительно уменьшались.
— Куда ж мы больных денем?
— А сверху, Шура, сверху Не баре, потерпят.
Мы сами толком не знали, к чему нам всё это, но жадность превозмогла, и ящики заполнили салон до половины его объёма. Люси ещё после этого долго осматривалась в самолёте, не забыли ли что стащить. Вроде всё.
— Похоронить бы их… Ну, хотя бы в благодарность за всё это.
— Не до похорон, ехать нужно. Да и вода на исходе, Пьёте-то вы, мужики, как два жеребца.
Что ж поделать, перспектива заночевать посреди пустыни и впрямь не прельщала. Я, вспомнив о глорзах, поёжился. Опять же, неизвестно, куда очередным перемещением забросит.
— Добро, поехали.
— Стой, послушай, что это там пищит? — насторожила Люси чуткие ушки.
Мы замолкли и прислушались. Из-за недальней дюны доносился не то писк, не то стон. Тихонько так, слабо.
Я поднялся на гребень дюны и увидел распластанную на песке несчастную душевнобольную. Испугавшаяся скелетов бедная дурочка ползла назад по своим следам, но сил ей не хватило. Отчаль мы на пару минут раньше — ей конец. Я спустился вниз и ужаснулся — что же может сделать жестокое солнце с человеком за считанные часы! Организм обезводился настолько, что обгоревшая докрасна кожа обвисла складками, словно стала ей велика. Из пересохшего рта с лопнувшими губами, обмётанными чёрной коркой, свисал растрескавшийся до крови язык. Глаза запали. Одежда стояла колом от соли, вышедшей с потом. Подхватив глупышку на руки, я отнёс её в машину и поудобнее устроил там на ящиках. Состояние выражение тяжёлое.
— Капельницу ладить надо.
— Капай, но работать на ходу будешь. Уезжать нужно срочно. Сможешь на ходу-то?
— Обижаешь, начальница.
Тяжело гружённый автомобиль увязал в песке по самые оси. Нилыч с натугой вертел баранку, заклиная радиатор не кипеть. Я, устроившись поудобнее на ящиках рядом с пострадавшей от солнца и собственной глупости женщиной, оказывал ей помощь. Люси пособляла, подавая то то, то это, придерживая, закрепляя.
Ковырнув несколько раз толстой иглой от капельницы локтевые сгибы, я с четвёртого или пятого раза попал в вену. На ящики пролилась струйка тёмной крови. Жгут отпущен, в иголку аккуратно введена леска-проводник внутривенного катетера. Игла вынута так, чтобы леска осталась на месте, и по ней аккуратно вкручивается в вену сам катетер — длинная лавсановая трубочка.
— Правильно, — одобрительно шепчет мне в ухо мышка. — Игла на ухабе вылетит, не найдёшь вену по новой. Это ты хорошо с катетером придумал. Идёт?
— Идёт.
Катетер действительно шёл вперёд легко, свидетельствуя о том, что двигается по кровеносному сосуду, а не под кожей. Люси тем временем не без натуги подкатила литровый флакон физиологического раствора и собрала капельницу. Раствор в вену не шёл — высота от потолка, где мы подвесили на бинте флакон, до руки больной была явно недостаточна, чтобы обеспечить нормальное давление в системе. Кровь медленно поднималась вверх по трубке капельницы розовой мутью.
— Шприцем закачивай! — запищала моя мышка.
— Вот ещё глупости!
Я, быстренько заменив воздушную трубку капельницы на длинную иглу для внутрисердечных инъекций, подсоединил к ней резиновую грушу, снятую с тонометра. Качнул несколько раз, и раствор полетел в вену мало что не струйно.
— А ты говоришь, шприцем!
— Да, Шура, мастерство, знать, не пропьёшь.
— А то!
Вслед за литром физраствора отправились пол-литра глюкозы, затем четвертинка раствора соды. Больная разлепила запёкшиеся губы:
— Пить…
Это завсегда пожалуйста, милая. Пей на здоровьичко, только помирать больше не вздумай. Вольно ж тебе, дуре, бегать было!
— А всего-то ты, Шура, дверь не закрыл. И пожалуйста — забот всем на полночи. Неужели нельзя повнимательней!
Я не желал вновь затевать бессмысленный спор. Воду вливали дурочке в рот по ложечке. Иссушенные слизистая и язык впитывали её, словно губка. Мало-помалу, она смогла уже глотать, а там и присосалась к горлышку пластикового баллона с тёплой водицей, да так, что отбирать пришлось.
— Чем бы ей губы смазать?
Смазали завалявшимся в пакете с харчами кусочком прогорклого сала. Пациентка выглядела уже почти хорошо.
— Давление?
— О, не зря поработали!
Сняли капельницу. Катетер на всякий случай оставили в вене, плотно забинтовав локтевой сгиб, чтобы больная сдуру его не вырвала.
— Нилыч, скоро эта клятая пустыня кончится?
— Ну вы даёте! Уж больше часа, как оттуда выехали. И перемещение уже было. Скоро в дурку приедем.
Мы с Люси переглянулись. Теперь волей-неволей придётся рассказывать всю историю.
— Ох, Шура! Ну, ты нас и подставил…
— М-да… А может, её в терапию сдать? По соматическому состоянию? Тепловой удар, обширный солнечный ожог, гиповолемический шок…
— Когда это наших больных туда брали?
— Нет, я думал, что всё, что можно услышать, мне уже рассказали! Таки здрасте! Нет, крысюка, я помру из-за таких рассказок! Уже не только больную загрызли, но и зажарили! — Борух Авраамович рыдал от смеха. Его внушительный нос дрожал и всхлипывал. Катящиеся из глаз слёзы падали на сопроводительный лист, превращая номер наряда в неразборчивое пятно.
Должно заметить, что хорошему настроению дежурного доктора нашего приюта для скорбных умом в немалой степени способствовала бутылка виски, приложенная нами к сопроводительному листу. В полной аутентичности содержимого учёный муж уже убедился.
— Нет, вы пропадите уже с глаз моих долой, кошмарные изверги, пока я не умер от смеха! Пулемёта на вас нет!
Очевидно, нас с Люси одномоментно поразила одинаковая мысль. Мы переглянулись. Люси кивнула.
— Извините, господин доктор, — начал я осторожна, — пулемёта мы вам предоставить не можем, но десяток М-16 есть.
— Так… — Психиатр посерьёзнел.
— «Так», к сожалению, не годится, — объявила мышка, — сугубо за наличный расчёт.
— Ха, крыса. Кто бы мог заподозрить в тебе такие таланты! И что стоит?
— Ну, во-первых, у нас есть не только оружие. Список достаточно большой. А во-вторых, мы готовы обсудить любые разумные предложения. Только не объявляйте два цента.
— Ай, ну кто говорит о такой смешной цене? Три с половиной! А что там ещё?
Рат объяснила.
— Крыса, тебя завскладом назначали, или уже где? Ладно, пошли смотреть товар.
Не более чем через три часа торг закончился. Райзман протянул нам толстую пачку денег. Я демонстративно пересчитал. Десятки не хватало. Психиатр запричитал, что мы отбираем у него последние штаны, и, прежде чем отдать недостающее, попытался получить за эти деньги что-либо в придачу. Автомобиль, скажем. Или хотя бы носилки плюс медицинский ящик. Мы остались тверды, и уважаемый доктор со слезами на глазах расстался с десяткой, несомненно играющей определяющую роль при общей сумме сделки в несколько тысяч. Появился народ в больничных пижамах — ящики мигом сгинули неведомо куда. Только тогда я понял, что коварная Люси вместе со всем остальным продала и сигареты. Виски, впрочем, оставила. Для смазки трений, возникающих между коллегами.
