Герман Романов - Лондон должен быть разрушен. Русский десант в Англию
Теперь он понял, что его занесло в Бендеры, аккурат в тот час, когда горячий шведский король Карл решил сопротивляться нескольким тысячам янычар, что пришли выпроводить назойливого гостя из предоставившей убежище страны. А что дело подходило к самому концу сражения, было видно с первого взгляда: беснующиеся внизу османы уже подожгли дом, и в нем стало невыносимо жарко.
— Вот те на! Сходил попариться в турецкой баньке! Если сон затянется, как в прошлый раз, то меня здесь изжарят! Будет люля-кебаб из русского императора!
Петр затравленно оглянулся по сторонам. Прыгать вниз, на оскаленные рожи, ему как-то расхотелось. Но и отсидеться в доме было проблематично, жар все больше и больше начал донимать, а внутри прямо-таки вопила душа, советуя немедленно удирать в надежное место.
— Да где ж оно, это самое спасение? — пробормотал Петр, надрывисто дыша, как запаленная лошадь.
— Настоящий воин, мой маленький принц, должен всегда драться! И против любого врага!
От дверей раздался знакомый до боли голос. Шведский король Карл презрительно щурил прозрачные, словно лед скандинавских озер, глаза, в которых светились огоньки жестокой решимости. Рука сжимала эфес шпаги, той самой, знакомой.
— Нужно драться, мой маленький принц, — повторил король. — Даже когда страшно, все равно драться! Это удел воина, и не важно, сколько ему лет, десять или сто. А спасаться… — король презрительно хмыкнул. Леденистые глаза неожиданно сверкнули, а уголки рта собрались в жестокую гримасу. Лицо короля исказилось, и Петру показалось, что он видит перед собой свирепого викинга, готового в любую секунду стать берсерком. — Один! — неожиданно закричал король, взывая к древнему скандинавскому богу, но почему-то ставя неправильное ударение. — Готов! Сейчас мы покажем этой падали, как сражаются настоящие воины! Вперед, мой маленький принц!
Карл промчался мимо Петра, запрыгнул на подоконник и со шпагой в руке бросился вниз на беснующихся янычар. Сразу же раздался рев, полный боли и бессильной злобы.
— Пошла резня… — обалдело прошептал Петр и, выдохнув воздух, решился, ощущая, как его мозг окутывает боевое безумие. — Негоже отставать от дедушки!
Недолго думая, Петр поднял мушкет и пошел к окошку. Пол ходил ходуном, стены шатались.
— Черт бы побрал этих идиотов! Они хотят развалить весь дом своими дурацкими бревнами!
Поставив ногу на софу, Петр запрыгнул на подоконник. Оставалось сделать прыжок вниз, где уже вовсю шло побоище. Среди расшитых восточных одеяний редкими каплями синели шведские мундиры. Но только он собрался оттолкнуться, как янычары внизу ударили бревном в стену, и Петр, к своему ужасу, увидел, как потолок движется на него. Здание рушилось прямо на глазах.
Сильный удар в плечо отправил Петра на пол. Падение оказалось болезненным, но только сейчас на него нахлынул настоящий ужас — сверху падал потолок.
«Сейчас меня раздавит, как каток лягушку!» — молнией пронеслась мысль. Нервы сдали, и Петр в отчаянии заорал во все горло:
— А-а-а!!!
Лондон
— Лорд Сент-Вицент погиб, его флагман взорвался! Эскадры Канала более не существует! — Моряк в расшитом золотом мундире этими словами словно подвел черту под страшной трагедией, подобной которой не случалось никогда в истории флота Его Величества.
Питт совершенно без сил опустился в кресло, потрясенный сообщением, успев пробормотать еле ворочающимся языком:
— Благодарю вас, сэр, идите…
Как только за моряком закрылась дверь, премьер-министр истерически всхлипнул, потеряв нарочитую выдержку. Только сейчас подумал, что, выразив признательность за сообщение, он произнес самое двусмысленное слово за всю свою многолетнюю политическую карьеру — сказать «благодарю» за чудовищное известие, которое до сих пор не укладывалось в голове, в такое раньше и представить было невозможно.
Мощная эскадра английского Канала, а именно так на Острове называли Ла-Манш, из двух десятков новых линейных кораблей была быстро перетоплена врагами. Они выставили против нее всего пять чудовищных монстров в сопровождении полудюжины мелких, но чрезвычайно опасных тварей, вооруженных самым подлым оружием, которое помог создать благоволящий к московитам владыка преисподней — без его участия тут никак не обошлось!
Английские линкоры, пораженные «копьями сатаны», тонули очень быстро, будто слепые щенята в бадье, когда лорд их собственной рукою выбраковывал, как негодных.
— Прах подери!
Впервые за эти дни у Питта-младшего сжалось в недобром предчувствии сердце. Премьер-министр с пронзительным пониманием в душе осознал, что противопоставить дьявольскому оружию русских Англия не сможет ничего. А чтобы дать достойный ответ, просто не хватит времени, хотя за последний год сделано много.
Союзный русско-французский флот занял порты юго-восточного побережья, и теперь войска захватчиков движутся на Лондон, и это при том, что десантные флотилии продолжают активно курсировать между берегами и перевозить через Па-де-Кале все новые и новые подкрепления, которые и решат вскоре судьбу войны.
— Бог мой… — Уильям Питт сглотнул. В мозгу отчетливо билась мысль — «Если адмирал Кальдер не разгромит в Канале транспорты, то Лондон неизбежно падет! Имеющимися силами генерал Артур Уэлсли обещал разбить только авангард оккупационной армии, но никак не ее главные силы!»
Вся надежда у Питта оставалась только на эти семь линкоров — последний довод Британии. Хотя еще мог подойти и Коллингвуд от Гибралтара, но на столь скорую помощь премьер-министр не надеялся и с отчаянной просьбой в глазах посмотрел на висящее на стене распятие, тихо обращаясь к небесному покровительству:
— Защити и спаси Англию!
Ла-Манш
— А-а-а!!! — Петр кричал от боли, катаясь по чему-то твердому, чувствуя, как чьи-то руки хватают его за плечи, стараясь приподнять и держать на весу. Невероятным усилием он открыл веки, понимая, что уже пробудился от кошмарного сна. По мозгу тут же ударил страшный грохот, такой сильный, что ему показалось — еще немного, и лопнут барабанные перепонки.
В тусклом свете знакомых корабельных керосиновых ламп он увидел склонившееся над ним лицо Аракчеева и какие-то другие, незнакомые, во флотских робах. Они что-то говорили, кричали, но он никак не мог их расслышать, все заглушал чудовищный грохот. А еще Петр увидел, как у больших пушек суетились канониры, накатывая орудия к раскрытым портам, высовывая стволы мощных пушек через броневые амбразуры.
С лязгом открывались замки, и суетящиеся канониры моментально задвигали в каморы тяжелые ядра, вслед за которыми следовали большие, упакованные в шелк пороховые картузы.
Петр сглотнул, в ушах отозвалось болью, и, преодолевая ее, император еще несколько раз судорожно дернул кадыком. Неожиданно матросы радостно закричали, и он расслышал эти полные ликования крики:
— Второй!
— Взорвался, сука!
— Второй готов!!!
«Мама мия! Там бой вовсю идет! Вот тебе и янычары с бревном. Это ж ядра в каземат попадают!»
Мысль не успела пролететь в голове, как броню потряс новый удар, от которого гром и вибрация прошли по всему телу. Аракчеев упал, повалились и матросы.
Императору повезло: он падал уже на них сверху, на мягкое, успев заметить, как от пушки отшвырнуло матроса, зажимающего уши ладонями. В царящих внутри сумерках Петр разглядел черные струйки, потекшие между пальцев, и внимательно бросил взгляд на свое окружение. К своему удивлению, увидел такие же потеки у многих матросов.
«Твою мать! Я и не думал, что на этих бронированных корытах страшно воевать. Они же тут все контуженные! А это их второй бой меньше чем за сутки, а я еще с наградами пожмотился!»
Попеняв и выругав самого себя, Петр кое-как встал с копошащейся под ним кучи и бросился к пушке, которая произвела выстрел и немного откатилась, сдерживаемая толстыми канатами и листовыми пружинами, выполнявшими роль противооткатного устройства.
Оттолкнув в сторону стоявшего на коленях матроса, что с искаженным лицом орал от непереносимой боли, сжимая ладонями виски, Петр подхватил выпавший из его рук пороховой картуз, мимолетно удивившись тяжести. Ему показалось, что заряд весит не менее полупуда, — с усилием запихнул его в зев каморы, едва успел убрать руки. Тяжелый орудийный замок лязгнул, чуть не отдавив ему пальцы.
— Выстрел!
Отчаянный выкрик офицера в изорванном мундире Петр хорошо расслышал. Это было первое слово, — он обрадовался, поняв, что не потерял слух. Стоящий на коленях по другую сторону пушки матрос дернул шнур. Тяжелая трехтонная пушка выплюнула ядро и откатилась, дернувшись. Петр едва успел убрать ноги, содрогнувшись от ужаса.