Сергей Конарев - Балаустион
Мастер Горгил, наблюдавший за этим с безопасного расстояния, тщательно отер влажной тряпицей руку, в которой был порошок, затем нагнулся и вытащил из ножен на поясе царевича кинжал. Тот, наблюдая за этим красными, страшно слезящимися глазами, ничем не мог помешать убийце, потому что не владел конечностями.
— Пр-рочь! — едва слышно прогнусавил Павсаний, выпрямившись и отбросив одеяло. — Стража!
— Язык отнялся? — участливо поинтересовался убийца, толчком отправляя старика обратно. — Не стоит переживать — это всего лишь действие выпитого настоя. Спустя час прошло бы без следа, если бы не вот этот, более весомый, аргумент.
Он покачал кинжалом. Пирр, извиваясь, как выброшенный на берег осьминог, с нечеловеческим усилием перевернулся на живот и сейчас делал попытку встать.
Павсаний в ужасе уставился в нависшего над ним человека.
— Ого, да мы, кажется, не хотим умирать? — удивился Горгил. — А ведь я только что слышал, старик, что тебе не пристало потихоньку умирать в своей постели. Вот я и явился, чтобы сделать этот процесс более кровавым и, следовательно, достойным воинственного спартанского владыки.
Пирр, комкая простыни, в которые вцепился мертвой хваткой, поднялся на колени.
— Эх, какая драма! — вскричал убийца. — И как бесподобно сыграно! Как мне не хватает театра, наполненного рукоплещущей толпой! Увы, время эпилога истекает. Занавес!
С этим благородный клинок, мелькнув в короткой дуге, с хрустом пробил грудину и вонзился лакедемонскому царю точно в сердце. Старик содрогнулся, заскреб пальцами и выставил в страшном оскале источенные желтые зубы. Убийца наблюдал за его конвульсиями жадным влажным взором.
— В такие моменты чувствуешь себя богом, — выдохнул он. — Однако пора уходить, дабы грубые смертные не испортили это ощущение.
Небрежно выплеснув в лицо трясущегося всем телом царевича воду из широкой керамической вазы и окропив той же водой припорошенные зловещим порошком пол и кровать, мастер убийств направился к двери уборной.
Прямоугольный глаз окна потемнел — видимо, солнце отвратило свой сверкающий лик, не в силах взирать на сцену сего ужасающего злодейства. Впрочем, светило быстро оправилось, ибо нет в жизни людей такого, чего ему не приходилось бы видеть бессчетное множество раз. Уже спустя полминуты веселый желтый лучик осмелился заглянуть в царскую опочивальню, спрыгнул на пол и заиграл последними белыми пылинками, осевшими на ковер. Жизнь продолжалась.
Из груди Пирра Эврипонтида вырвался сдавленный звериный вой.
— Остальное вам известно. Когда ворвались номарги, я находился в полубезумном состоянии, и даже не смог бы подняться на ноги, не то что защититься или попытаться что-то объяснить. Я и соображал не очень четко, и практически не помню, что произошло дальше, и как меня доставили сюда.
— Ты обязан жизнью царевичу Диону, командир, — пояснил Галиарт. — Он спас тебя от Иамида, который озверел, увидев мертвого государя.
— Вот как? Хм, поблагодарю Диона, если мне дадут такую возможность. А Иамид… как он мог поверить, что… эх! — Царевич закусил губу, тяжело дыша и хмуря брови. — Окончательно я пришел в себя только вчера днем, спустя более суток… — продолжал он через полминуты. — Проклятое зелье! И проклятый Горгил! Мы столько раз избегали ловушек убийцы, что расслабились, и вот… — Пирр громко заскрежетал зубами, — он нанес удар. Опустошающе смертоносный. О, отец….
— Это Эпименид ввел убийцу в покои государя, — глухо произнес Гермоген. — Отослал прежнего лекаря, сказав, что его человек — несравненный знаток трав. Какой невероятный цинизм!
— Эпименид предатель, — промолвил царевич медленно, словно пробуя эти горькие слова на вкус. — Но, великие боги, почему?
Он качнулся на лавке, опершись спиной на обитую крашеным деревом стену. Камера царевича вообще мало походила на узилище: в ней находились удобная кровать, стол с табуретом и тумба, на полу лежал ковер, пускай и видавший виды, на стене красовались почти не облупившиеся фрески, и только тяжелая железная дверь да толстый прут поперек узкого окна напоминали, что это не комната на дешевом постоялом дворе, а тюрьма.
— Каковы бы ни были причины, побудившие его на злодеяние, сути это не меняет. Эпименид предал и заплатит за это, — сурово сказал Гермоген.
— Жизнью, — добавил Галиарт. Он готов был совершить казнь собственными руками, но подозревал, что ему пришлось бы драться с множеством других, жаждущих сделать это.
— Да будет так, — с каменным выражением лица кивнул Эврипонтид. — И я желаю насладиться возмездием раньше, чем испущу дух в руках палача.
— Мы не допустим несправедливого суда! — горячо вскричал Галиарт. — Царь Полидор прибывает в Кидонию завтра, и царевич Дион обещал, что попросит отца предоставить тебе убежище.
Гермоген покачал седой головой.
— Лакедемон никогда не допустит этого, и критскому царю нет резона вешать себе на шею чужую проблему. Напротив, я полагаю, что Полидор будет счастлив возможности как можно скорее отправить тебя, наследник, в Элладу и предоставить спартанцам самим разрешать это дурно пахнущее дело. Он и в эти годы нас не очень-то жаловал: всего дважды мы были приглашены на официальные празднества, зато стоимость Полидорова гостеприимства повышалась из года в год. Это еще одна печальная новость, юноша: из того золота, что нам удалось тайно спасти от конфискации и вывезти на Крит, осталась едва десятая часть. Дом Эврипонтидов почти разорен.
— Нет, ведь нам вернули земли и особняк, — ответил царевич. — Но, уверяю тебя, верный Гермоген, что о деньгах я буду беспокоиться не раньше, чем спасу свою жизнь и отомщу убийцам отца. Я имею в виду не столько самого Горгила, сколько его нанимателей. Что же касается критского царя — я бы и не подумал воспользоваться убежищем, даже если бы он его предоставил. Я не убивал отца! И не намерен скрываться от суда, как виновный.
— Но дело, клянусь Афиной, обставлено так, что оправдательный вердикт невозможен! — вскричал Галиарт. — Они убьют тебя!
— Пусть, если такова тяжесть моего жребия, — склонил голову Пирр. — Я подчинюсь воле богов, но людям без борьбы я не сдамся.
Глаза Эврипонтида блистали огненными всполохами, он сам был похож на бога. Плечи Галиарта покрылись гусиной кожей, и он глядел на Пирра, как завороженный.
— Истинные спартанцы встанут за тебя, молодой Эврипонтид, — проговорил суровый советник. — Никто не поверит, что ты виновен. Мы призовем на помощь законников и сочувствующих нам магистратов.
— Мы поднимем мечи! — выпалил сын наварха.
— И если Агиадам недостанет сил погубить нас, мы уничтожим их! — от голоса Пирра мороз драл по коже. — Всех до единого.
Солнечные лучи, проникающие через два разделенных колонной окна, освещали неширокий серый коридор, начисто лишенный архитектурных и прочих украшений, которыми были полны парадные помещения Персики. Этот скрытый проход был одним из рукавов тайного лабиринта, пронизывающего громаду старого дворца. Коридор заканчивался дверью, ведущей в подземный ход, а тот, проходя под половиной Спарты, выводил в один из стоявших за городом постоялых дворов.
В восточном конце коридора, щелкнув запором, открылась дверь, впуская в коридор группу из трех мужчин и одной женщины. Невысокая и немолодая женщина была одета в длинный двойной подир и темную дорожную паллу, наброшенный на голову капюшон скрывал большую часть лица. Мужчины держали в руках обнаженные мечи и тяжело дышали. Из проема двери доносился грохот, вопли и лязг оружия.
— Сюда, скорее.
Массивная дверь захлопнулась, отсекая звуки боя.
— Это задержит их. Пока они справятся с охраной и дверью, мы должны быть далеко отсюда, господин. Лошади и сопровождение ждут в таверне, — выговорил один из воинов.
— Поспешим! — властно произнесла «женщина». Группа бодро зашагала по коридору.
Леотихид, скрывавшийся до поры за колонной, нацепил на лицо скорбное выражение и неторопливо выступил из укрытия, заступая беглецам дорогу.
— Как же так, достойный мастер Горгил? — с надрывом произнес элименарх. — Ты нас покидаешь? А наш уговор?
Увидев, что он один, телохранители, выставив мечи, молча двинулись на него. Но облаченный в женское платье убийца остановил их резким взмахом руки и, отбросив капюшон, сам пошел навстречу Леотихиду.
— Приветствую тебя, славный Леотихид. Сожалею, что не успел увидеться с тобой сразу по прибытии в Спарту.
— Ничего, я сам позаботился о том, чтобы эта встреча состоялась, — вежливо кивнул Леотихид.
— Наша затея, как ты, наверное, уже знаешь, увенчалась полным успехом. Однако я не готов принять приглашение на праздничный пир, дела заставляют меня срочно отбыть из вашего чудесного города, — Горгил, повернув голову, прислушался. Шум схватки за стеной начал стихать. — Увы, издержки профессии.
