Старые недобрые времена 2 (СИ) - Панфилов Василий Сергеевич "Маленький Диванный Тигр"

— … а я говорю — логистика, логистика, и ещё раз логистика! — один из соседей, стуча кулаком по столу, доказывает что-то своё, говоря, кажется, о снабжении войск в Крыму.

— Логистика и медицина! — не тушуется оппонент, выпячивая тощую грудь и задирая куда-то вверх маленький скошенный подбородок, который никак не спасает редкая юношеская бородка, — Если бы не Флери…

Они дружно ругают Флери, кто бы это ни был, пьют…

— Кофе моему другу! — щёлкает пальцами Бартош, — Гарсон! Кофе, и…

Он находит взглядом Ежи, дружески тому улыбается, и начинает объяснять официанту, что у его друга завтра дуэль, и ему следует быть с утра в хорошей форме, а потому…

Ни официант, ни присутствующие ничему не удивляются — эка невидаль, дуэль! Принеся кофе, официант, подкручивая усы, сообщает, что он и сам вполне недурной фехтовальщик и стрелок, и…

… Ваньку снова триггерит, потому что ну никак не вяжется вот этот вот официант (!), неоднократно дравшийся на дуэлях, и привычное ему по России, лакейское…

Ночью, а можно даже сказать — под утро следующего дня, ворочаясь на тюфяке, он никак не мог заснуть, переполненный мыслями и впечатлениями. Дуэль нисколечко не страшит его…

… ну может быть, немного нервирует, но это ведь естественно, верно⁈

Нет, если бы пришлось стреляться, он бы, пожалуй, нервничал несколько больше — здесь есть элемент случайности, и немалый. Но шпаги⁈ Право слово… он видел, как Давыдов двигается, и понимает, что бояться решительно нечего.

Каким он был фехтовальщиком в молодости, Бог весть, хотя вряд ли хорошим. Но уже давно он если и держит в руках клинок, то от случая к случаю, и вернее всего, снимая в подпитии висящий на ковре клинок, да показывая гостям былое, а вернее, небывалое молодчество.

А вот мысли… и хуже того — эмоции, не дают заснуть, и не дают, чёрт подери, додумать хоть одну мысль до конца! Право слово, какая-то дурацкая чехарда! И ведь мелькало, кажется, что-то важное…

Добравшись до окраины Парижа на конке, взяли, после шумного и весёлого торга два наёмных экипажа, набившись туда совершенно невообразимо, и происходящее разом стало отдавать какой-то цыганщиной. Это, впрочем, нимало не смущало ни вагантов, ни кучера, выторговавшего за такой перегруз дополнительные сантимы.

Ехали весело, толкаясь, хохоча, переругиваясь друг с другом, с кучерами и пассажирами встреченных экипажей. Комментировали всё встреченное, часто невпопад, сбиваясь с природных красот на архитектуру, на обсуждение людей, и перебивая друг друга самым нещадным образом. Выходило, как ни странно, не только весело, но и, некоторым образом, органично.

— Эгей, красотка! — орёт Эжен, перегнувшись через товарища, — Бросай своего муженька, пересаживайся к нам! Не обидим!

— Никто не обидит! — добавляет кто-то из компании под взрыв хохота, — Каждый по несколько раз не обидит!

«Красотка», дама очень средних лет, с несколько расплывшимся лицом и неправдоподобными выпуклостями в передней части корсета, делала вид, что отчаянно фраппирована, но явно была польщена таким вниманием. Её супруг, немолодой осанистый господин, старше её лет на десять, слушая это, улыбался саркастически, даже не думая оскорбляться. Весь его вид говорил, что он, пожалуй, и не против подобного развития событий, да только, увы, увядшими прелестями супруги приходится заниматься ему единолично!

— … приедем когда, ты никого особо не слушай, а сразу позицию занимай! — орёт в самое ухо Якуб, — Место хорошее, я там трижды дрался! Хитро так — можно встать, чтобы вроде и солнце не за спиной, но если противника вправо вести, там в ветвях проём, ему сразу по глазам солнечным светом…

Кивая, Ежи не забывает смотреть по сторонам, слушая разом всех. Франция, Париж, Булонский лес, дуэль…

… его не то чтобы оглушило, но, пожалуй, слегка придавило чередой событий, прошедших за самое короткое время. Вчера в это время он ещё плыл на судне по Сене, а сейчас едет на первую в своей жизни дуэль!

— О! Не приехали ещё, — соскочив с экипажа, радостно констатировал Якуб, и потащил Ежи, показывать ему предстоящее место дуэли, со всеми его особенностями. Насколько это сочетается с дуэльным кодексом, попаданец особо не задумывается — если что, вот, полтора десятка человек рядом, и если они не считают это нарушение, то не будет считать и он.

— Постой пока дружок, — фамильярно обратился кто-то из вагантов к ближайшему кучеру, — нам ещё назад ехать!

Кучер, что один, что второй, и не против, потому как, кроме платы за ожидание, то бишь аллегорического хлеба, будут ещё и зрелища, во всей их гладиаторской первородности! Что ж не подождать, на таких-то условиях⁈

Русские приехали минут через пятнадцать, и к этому времени Ежи исходил поляну под большим дубом вдоль и поперёк, прощупав ногами каждую ямку, каждый выступающий корень и упавшую ветку. Ещё чуть, и он, наверное, смог бы нарисовать всё это по памяти, в мельчайших деталях!

Приехали русские не одни, с ними, не то товарищи, не то, вернее, просто земляки, ещё семеро, из которых двое в офицерских вицмундирах, при наградах, держащиеся чрезвычайно деревянно. Ситуация для них со всех сторон непростая, как ты не крути…

При виде их попаданца ненадолго коротнуло, потому что с одной стороны — свои…

… так, по крайней мере, положено считать! Не его время, не его страна, но, внезапно, свои!

С другой же стороны…

… а чего хорошего он видел в России от офицеров? Только то, что не все из них откровенная сволочь по отношению к солдатам? Некоторые не сволочи, да… а просто мудаки.

Ведь даже если отбросить скотское, привычное отношение к солдатам, которых забивают насмерть, выставляют на бруствер, обворовывают, оставляют гнить заживо в госпиталях, сдают в аренду на работы и используют, как собственных крепостных…

… то как быть с тем, что эти же люди пушками подавляют крестьянские даже не бунты, а просто — выступления?

Безоружную толпу, иногда просто шествующую с иконами и вполне невинным прошением — картечью, а выживших потом судят военно-полевым судами, а чаще обходятся и без. И вот этих-то людей считать своими? Вот уж нет?

Но…

… Крым!

Но…

… воюют-то, едва ли не по большей части, с собственным народом! А если считать Кавказ, Польшу и Среднюю Азию неотъемлемой частью Империи, то выходит, они скорее каратели⁈ Ну, пусть внутренние войска…

Но…

— Господа, — поприветствовал он их кивком, и, не обращая ни них более никакого внимания, отошёл, предоставив всё на откуп секундантам. О политике, этике, природе Государства, армии и прочем он подумает потом…

Отрешившись от всего происходящего, попаданец оставил ситуацию на откуп распорядителю дуэли и секундантам. Перекатившись несколько раз с пятки на носок, он, смущаясь неведомо чего, размял голеностоп, повращал руками, изображая мельницу, шеей, кистями рук, сделал несколько наклонов и махов ногами, и решил наконец, что готов, насколько вообще можно быть готовым к такой ситуации.

Вопрос о возможности примирения сторон скорее понял, нежели услышал, и отрицательно качнул головой.

— Нет, — сказал он уже вслух, с трудом разомкнув сухие тяжёлые губы, — примирение невозможно.

В паре десятков шагов яростно тряс головой Давыдов, корча свирепое лицо, так что осталось только кинуть жребий и выбрать шпагу. Отличались они, наверное, только степенью потёртости эфесов, вряд ли чем-то большим, так что за полётом монеты он следил вполне безучастно.

Не глядя, скинул сюртук кому-то на руки, оставшись в простой рубахе, отметив машинально и безучастно, что стоило бы, пожалуй, переодеться в чистое перед дуэлью, но вещи, в том числе и драгоценности, остались в пансионе мадам Шерин. Вчера не сообразили, а теперь чего уж…

Давыдов, яростно жестикулируя, и кажется, говоря что-то обидное…

… что, к слову, противоречит дуэльному кодексу более чем полностью… но плевать!