Старые недобрые времена 2 (СИ) - Панфилов Василий Сергеевич "Маленький Диванный Тигр"
— Благодарю вас, друзья, — ответил он, пытаясь вложить в слова как можно больше тепла. Потому что…
… а что ему ещё остаётся делать⁈
— Да! — спохватился внезапно Жером, — Друг, ты как, шпагу в руках держать привычен?
Уверения Ежи, что и со шпагой, и с саблей, и с тесаком он вполне дружен, не подействовали, и ваганты, разгорячённые вином и дуэлями, насели на него.
— Да какие там защитные колпачки! — отмахнулся от него Жером, вручая шпагу и вытаскивая его на средину комнаты, пока остальные спешно сгрудились у стен, чтобы не мешать им, — Блажь это всё!
Попаданец нервно дёрнул плечом, но спорить не стал — он уже уяснил, что у французов, по крайней мере, значительной их части, весьма своеобразное отношение к дуэлям. Схватываются на шпагах или стреляются здесь по любому поводу, а чаще — без!
Писатель вызывает критика, художник — торговца картинами, лавочник конкурента, а клерк — коллегу по работе, а то и начальника!
Задиристый национальный характер, наложенный на лояльное отношение властей к дуэлям, превратился в привычку к оружию, к опасности, и, в значительной степени, к пренебрежению ею.
Обратная сторона сего явления — презрение к тем, кто не готов стоять под прицелом, не готов, пусть даже в теории, убивать и быть убитым. Неумение, а тем паче, нежелание брать в руки оружие, значительно осложняет жизнь французского обывателя. Да и что говорить, если, по словам вагантов, дуэлируют порой даже священники, а вызов на дуэль может последовать и от ученика учителю!
Поверить в это сложно… но с другой стороны, вздумай он рассказывать им о нравах и обычаях века двадцать первого, кто бы ему поверил⁈ Нет… ну бред же, бред! Верно?
Начали, естественно, с Салюта, вызвавшего бурную реакцию собравшихся, мнящих себя, без исключения, знатоками фехтования.
Вопреки подспудным опасениям Ежи, Жером именно проверял его уровень фехтования, а не бравировал дурной лихостью. Салют, потом осторожные выпады, связки…
— Пойдёт, — постановил он через несколько минут, — Слишком академично, как по мне, но уровень, пожалуй, повыше, чем у меня.
— А я бы вот один момент поправил, — вмешался бургундец Эжен, несколько разгорячённый вином и разговором, но вполне доброжелательный и терпеливый.
— Ты, Жорж, ногу во время выпада вот так ставишь… — он показал, притопнув для наглядности, — и в зале это верно. Но на траве нога может заскользить, и я бы…
— Верно! — подхватил Матеуш, — Ты, Ежи, слушай Эжена, он в войну до су-лейтенанта дослужился!
— Ого! — громко отозвался попаданец, пряча за возгласом нервозность, — Серьёзно!
— А то! — подкрутил ус Эжен, — Я, признаться, не самый лучший фехтовальщик, есть среди присутствующих и получше меня, но именно что боевой опыт у меня, пожалуй, побольше, чем у прочих!
— Ну это ты загнул! — парировал его долговязый эльзасец, и начался спор о том, кто и как воевал…
… а Ванька изо всех сил держался, только сейчас поняв, что ещё полгода назад, он, быть может, выцеливал одного из них, приложив приклад штуцера к плечу, или сходился в рукопашной.
Только в Крыму, как выяснилось, воевало трое…
' — Интересно, — мелькнула непрошенная мысль, — это у французов такой высокий уровень патриотизма, или мне повезло?'
Мелькнула, и ушла… оставив взамен отстранённое спокойствие.
А пока эти славные парни, ещё недавно убивавшие русских, показывают ему разного рода ухватки, могущие быть полезные на дуэли или в бою.
— Так-то, брат! — хлопнул его по плечу довольный Эжен.
' — Брат' — мысленно повторил попаданец…
… впрочем, он подумает об этом потом.
Якуб, вернувшись, был засыпан сотнями вопросами, и, державшийся сперва очень важно и степенно, как и полагается шляхтичу в столь важной роли, быстро оттаял. Не прошло и пары минут, как он весьма живо, в лучших традициях миманса, начал представлять вызов на дуэль, гротескные физиономии московитов, лицо присутствовавшей при этом мадам Шерин и её постояльцев.
Что-то царапнуло попаданца, какая-то неправильность во всём этом…
— Вот так вот, брат! — хлопнул его по плечу Матеуш, — Вот она, Польша! И веселиться умеем, и драться!
Приобняв нового брата, он потащил его к компании, что-то по шмелиному гудя на ухо с высоты своего роста, весьма немаленького даже по меркам двадцать первого века. Окружённый весёлыми вагантами с их шутками, порой очень острыми и забавными, попаданец быстро забыл, что хотел поставить в памяти условную галочку и отдался веселью.
— В генгет! — прерывая шум, закричал Якуб, — Я угощаю!
Все вразнобой загомонили и потянулись за ним пчелиным роем, и уже чуть позже, на ночной улице, Ежи понял, что это что-то вроде традиции, по крайней мере, у вагантов. Секундант берёт на себя не только собственно дуэль, но и все хлопоты, ограждая будущего дуэлянта от любых проблем.
— … под процент одолжил, как всегда, — царапнули слух слова одного из студентов.
Ежи, услышав это, хмыкнул задумчиво, переведя взгляд на беззаботного Якуба. Поляк, несмотря на всю шляхетность, даже не полунищий, а откровенно нищий!
И хотя это его, и только его дело, но… внушает. Недавняя ситуация, когда попаданец платил за всех в кафе, теперь не то чтобы полностью переосмыслилась, но выглядит несколько иначе. Это не умение жить на халяву, но, судя по всему, часть неких негласных правил, с чётко очерченными границами, переступая которые недавний, казалось бы, иждивенец, показывает другую сторону своей натуры.
Разговоры о дуэли несколько смущают попаданца, и он негромко поинтересовался у Матеуша, а не будет ли чего…
— Сразу видно, что ты из России приехал! — фыркнул он, — С чего бы? Это там даже дворянина могут за дуэль на каторгу упечь, от чего там ни понятий чести, ни…
Он махнул рукой, и, не найдя подходящих слов, сплюнул на мостовую.
— О чём разговор, братья? — поинтересовался долговязый бургундец Эжен, выйдя из темноты.
— О русских, — хмуря брови, мрачно отозвался Матеуш.
— А, эти… — и разговор перешёл на Россию, недавнюю войну и мирные переговоры, проходящие сейчас в Париже.
В генгет ввалилась уже не компания задир, а едва ли не члены Государственного Совета, ну или как минимум уважаемые журналисты, регулярно освещающие политические события в стране и в мире. Апломба, по крайней мере, у каждого оратора ничуть не меньше!
К русским солдатам, как к противникам, отношение вполне уважительное, хотя и не без оттенка пренебрежения.
— Они храбры, — пояснил свою позицию один из вагантов, — но это храбрость низменная, понимаешь?
— Не вполне, — осторожно отозвался попаданец, сжимая, раз уж не может кулаки, пальцы ног, и стараясь держать лицо спокойным.
— М-м… понимаешь, храбрость русских не по велению души, не от взвешенного патриотизма, а от страха перед наказанием, и, пожалуй, ещё и потому, что русские солдаты, живущие в совершенно скотских условиях, не очень-то и ценят такую жизнь.
Ванька мог бы многое возразить…
… но Ежи не стал. А французы, решив, что ему, как поляку и несомненному ненавистнику не только Московии, но и русских вообще, будут интересны нелицеприятные, подчас очень спорные и откровенно завиральные факты и мнения о стране, начали настоящую спам-атаку.
Попаданцу пришлось напоминать себе, что он, чёрт возьми, поляк! Польша от можа до можа…
… и в какой-то момент поймал себя на том, что согласно кивает рассказу о неполноценности русских, как нации, находя его вполне убедительным. Вжился…
— Месье, не будете ли вы так любезны… — один из вагантов просит компанию за соседним столом пересесть, и, поскольку просит он вежливо, те пересаживаются. Да и что ж не пересесть? Сегодня тебя попросили, завтра ты… и два десятка студентов, как дополнительный аргумент к просьбе.
— Да, русские… — Матеуш, приобняв Ежи, снова загудел что-то русофобское, мешая факты с домыслами, личными воспоминаниями и почему-то — религией.