Смутные дни (СИ) - Волков Тим

— Ольга Яковлевна, добрый день!

— Добрый, добрый, Иван Палыч! — странно было видеть секретаря управы без привычной папиросы. Видно, докурила на улице или в машине…

— Вы лично еще не знакомы, господа? — улыбнулся Виктор Иваныч. — Это вот — Петров, Иван Палыч… доктор и наш комиссар по здравоохранению… Вот Иван Палыч, позволь представить… Воскобойников, Павел Ильич — председатель Комитета… Краюшкин, Федор Кузьмич — товарищ председателя…

«Товарищами» тогда называли заместителей, коих у главы уездного Комитета было два — Чарушин и этот вот Краюшкин.

— Мы, собственно, не к вам, дорогой доктор, — церемонно пожав руку, протянул Воскобойников. — А к нашему герою… вашему, так сказать, пациенту! Он в палате один?

— Господа, в палату все ж таки бы нежелательно! — Ольга Яковлевна вытащила из сумочки пачку дешевых папирос «Тройка». Повертела в руках, но не закурила, а, вздохнув, убрала прочь и снова посмотрела на доктора:

— Так как себя чувствует наш Василий Андреевич? Может сюда прийти?

— Да пожалуйста! — пожал плечами доктор. — На той неделе его вообще в город отпущу.

— Вот как? Это было бы просто прекрасно! — довольно потеребив бородку, покивал Воскобойников.

— Аглая… приведите…

Войдя в смотровую, Петраков напряженно покусал губу:

— А я вас в окно еще заметил, господа. Значит, по мою душу?

Вытащим какую-то бумагу, Воскобойников выступил вперед:

— Дорогой Василий Андреевич! Позвольте довести до сведения несколько правительственных циркуляров. Так сказать, по вашему профилю. Во-первых…

Чиновник откашлялся и продолжил:

— Циркуляр министерства внутренних дел за подпись министра, князя Львова. «О необходимости сохранения и возобновления деятельности сыскных отделений по делам уголовного розыска». Так что, дорогой господин Петраков, будет восстанавливать уголовный сыск!

— Хорошо — не жандармерию, — не выдержав, пошутил Василий.

— Будет надо — восстановим и ее! — Воскобойников шутки не принял. — Да-да, восстановить сыск! А то шпана совсем распоясалась. Бандиты никого не бояться, грабят средь бела дня. Да что там говорить, господа! Так что, Василий Андреевич, ищите опытных сыскарей… И сам лично будешь за ними приглядывать… Ибо что?

— Что?

— Ибо имеется еще и постановление правительства «Об учреждении милиции»! Это — во-вторых… Милиция сия объявляется исполнительным органом государственной власти на местах, как указано — «состоящем в непосредственном ведении земских и городских общественных управлений». Начальниками местной милиции могут быть лица с образованием не ниже среднего, назначенные городской или уездной земской управой.

Начальники милиции должны ежегодно отчитываться перед Городской думой или Уездным собранием, а также перед комиссаром Временного правительства в данной местности. Министр внутренних дел осуществляет общее руководство, обеспечивает разработку нормативно-правовой базы и организовывает ревизии на местах. Подпись — председатель правительства князь Львов! Так что, Василий Андреевич, с этого момента вы — начальник уездной и городской милиции. Как там дело о краже приводных ремней, кстати?

— Работаем…

— Что ж, удачи. И, господин Петраков, работайте поэнергичней!

Воскобойников неожиданно улыбнулся:

— За сим удаляемся! Есть еще дело одно — закрыть местный вертеп! Опять же, согласно постановлению от двадцать седьмого марта о запрете на изготовление и продажу спиртного. До конца войны, так-то! А то, что же это получается? Одни воюют, а другие спокойно себе пьянствуют? Непорядок!

Вот тут доктор был полностью согласен. Однако, ничуточки не сомневался, что закрытый трактир обязательно возобновит работу… нелегально.

— Вы, Василий Андреевич, особо-то не хорохорьтесь и в огонь не лезьте! — провожая Петракова в палату, вскользь заметил Иван Палыч. — Недели две — три просто набирайтесь сил! Плечевая артерия — не шутка.

— Вот и Степан Григорьевич мне то же самое сказал, — Петраков улыбнулся. — Этими же самыми словами. Да, вы про просьбу мою не забыли? Насчет глаз…

— Не забыл, не забыл… помню… Идите, Василий Андреевич… отдыхайте.

Плечевая артерия… Что же, Рябинин разбирается в медицине? Ну-у, верно, немного… Как всякий интеллигентный человек.

Где искать Гробовского, доктор, конечно, не знал. Зато хорошо представлял, у кого можно об этом спросить… Вдруг да повезет? В конце концов, верных людей у поручика в городе — раз, два и обчелся.

И вновь ревет мотором верный «Дукс»! Проносятся по сторонам леса, поля, перелески. Низко над пожней грачи кружат стаями, зеленеет молоденькая травка, перемежаемая мохнатыми солнышками мать-и-мачехи. Вкусно пахнет набухшими почками и клейким первым листом… Середина весны, однако!

Вот и город. Помпезный вокзал, извозчики, афишная тумба, оклеенная рекламой синематографа: «Тайна охранки», «Тайна дома Романовых», «В цепких лапах двуглавого орла», «В лапах Иуды» («Провокатор Азеф»)… Тот еще репертуарчик, однако!

Девушки в весенних пальто и шляпках, студенты. Много солдат. И что они не на фронте? Стоят, митингуют… Все — с красными бантами!

Тротуары засыпаны шелухою от семечек. В скверике, прямо на газоне, выпивали и закусывали какие-то люди. Духовой оркестр неподалеку играл «Амурские волны»…

Проскочив шумный проспект, доктор поверну налево. Спешился и, оставив «Дукс» у парадной, вошел… не встретив ни привратника, ни дворника…

Знакомой латунной таблички — «А. П. Везенцевъ, мастеръ-граверъ» — на дверях не оказалось. Как видно, украли… Звонок тоже не работал, пришлось стучать. И довольно долго.

— Кто там? — наконец, послышался за дверями дребезжащий голос. — Кто-кто? Доктор? Я не жду… Постойте, постойте… Господин Петров? Иван Палыч? Алексея Николаевича друг…

Гравер ничуть не изменился — все тот же живенький старичок с венчиком седых волос и остроконечной бородкой. Небольшого росточка, подвижный, как ртуть. Разве что выглядел чуть устало…

— Алексей Николаевич сказал, что вам можно доверять… Да, он был. Ночевал пару ночей. Потом ушел. Сказал, его можно найти в синематографе Коралли. Это недалеко, на Ярославской… По четным дням просто постойте у входа… Сегодня как раз четный. Сеанс на семь вечера…

Семь вечера. Синематограф Коралли…

Поблагодарив гравера, доктор спустился вниз.

Еще оставалось время, чтобы заехать в Совет, тоже располагавшийся неподалеку, в центре города, в особнячке, до войны принадлежавшему какому-то немецкому кондитеру.

Домчав до особняка минут за десять, Иван Палыч оставил мотоциклет у чугунной ограды и вошел во двор. Во дворе шел митинг. Сброшенная с пьедестала статуя наяды валялась под ногами собравшихся, с пьедестал же вещал какой-то патлатый деятель в тужурке с красным бантом:

— Граждане свободной России! Мы, партия социалистов-революционеров, стояли истоим за полную социализацию земли! За изъятие ее из товарного оборота, из частной собственности — в общенародное достояние!

— Верно! Даешь! — одобрительно закричали солдаты. Похоже, почти все они были из недавних крестьян…

И в окопы явно не торопились, несмотря на все призывы правительства. Поднимаясь по широкой лестнице, Иван Палыч подумал вдруг, что задерживать солдат в городе очень выгодно самому Совету. Он же — «рабочих и солдатский депутатов». А солдаты нынче — реальная сила. Пожалуй, даже единственная!

— Куда? — в дверях нарисовался солдатик с винтовкой и в гимнастерке с красным бантом.

— Мне бы Мирскую, Анну Львовну… Она тут по женским делам у вас…

— Мирская… — солдатик задумался, подозрительно глядя на доктора… — Нету нас таких! И вообще, посторонних пускать не велено!

— Кем не велено? — возмутился Иван Палыч. — Я, между прочим, в Комитете…

— А нам Комитет не указ! Хотим — поможем, нет — так нет… Сила-то вся у нас, вона!

Солдат засмеялся, показав желтые прокуренные зубы.

— Доктор! — послышалось вдруг с лестницы, сверху. — Иван Палыч! Это ж — вы?