Андрей Гончаров - Два выстрела во втором антракте
– Но что их в таком случае подвело? Я слышал, Столыпина в тот раз успели предупредить, и он спасся…
– Да, верно, тогда наших подвела сущая мелочь: фуражки полицейские у них были старой формы, а полицию всю в новые переодели, вот охрана и заподозрила. Потому я тебе и говорю: ваш Богров никак не мог один это покушение провернуть. Кто-то ему помогал.
– А вы, случайно, не знаете, кто это мог быть?
– Нет, в точности не знаю, – покачал головой Всеволод Романов. – Но знаешь, что я тебе скажу? Вот ты сейчас начал спрашивать, и я вспомнил, что месяца два назад появлялся тут, в революционных кругах, один человек. Говорил, что прибыл из-за границы специально, чтобы устранить Столыпина. Искал себе помощников.
– Выдающийся, наверно, человек… – сказал Ваня со вздохом восхищения.
– Да, человек, судя по всему, опытный, бывалый боец, – согласился Романов. – Называл он себя Емельян Пугачев – понятно, почему и откуда такую партийную кличку взял. Был он невысокого роста, крепко сложенный, а взгляд такой – насквозь пронзает. А что одевается как буржуй, так тут ничего такого нет – многие наши умеют себя за богачей выдать. Хочешь с волками жить – учись по-волчьи выть. А если хочешь волков резать, тем более надо всем их повадкам научиться. Только…
– Что?
– Спустя месяц, как этот товарищ Емельян уже исчез, приехал из Женевы наш старый боец Гриша Смертин – привез партийную литературу. Мы с ним в 1906 году в нескольких громких делах участвовали. Ну, я ему и сказал, что тут от них недавно приезжал такой товарищ Емельян. А Гриша очень удивился и заявил, что никакого Емельяна не знает. Нет такого – ни среди максималистов, ни среди простых эсеров, ни у эсдеков. Но припомнил, что полгода назад у них в Женеве, а также в Цюрихе появлялся неизвестный человек, сказал, что из России и что ищет помощников, чтобы казнить Столыпина. Назвался Кулаковым.
– И тоже невысокого роста и взгляд пронзительный? – догадался Полушкин.
– Вот я тоже так подумал. Но Гриша сказал – нет, у этого самого Кулакова приметы другие: молодой брюнет, прическа, будто только что от парикмахера, личико свежее… Но они к нему не успели толком присмотреться – дня три побыл и пропал. Ладно, что мы этот вопрос взялись обсуждать, словно следователи какие? Что нам за дело, кто казнил кровавого палача Столыпина? Казнили – и хорошо.
– Да, нечего над этим голову ломать, – согласился Ваня.
Глава 13
Потрясение, вызванное внезапной и насильственной смертью глубоко уважаемого государственного деятеля и единомышленника, премьер-министра Столыпина, прошло, горе притупилось. Теперь следовало думать, как жить дальше. Что из задуманного вместе с Петром Аркадьевичем можно осуществить, а что – никак нельзя. И следует ли вообще пытаться предлагать новые проекты реформ из той папки, что они с премьером собирали вместе, или оставить эти новации до лучших времен и сосредоточиться на том, чтобы сохранить то, что уже сделано? А то ведь и уже совершенные начинания могут перечеркнуть – во всяком случае, такое впечатление Александр Васильевич Кривошеин составил из обрывков фраз высших сановников на похоронах в Киеве и потом уже здесь, в Петербурге.
Это был важный вопрос, и решить его следовало безотлагательно. Главноуправляющий землеустройством и земледелием Российской империи, ближайший сподвижник покойного премьера Александр Кривошеин вообще-то был склонен важные вопросы откладывать, по десять раз все обдумывать. Он сам знал за собой такой недостаток. Если бы не эта его проклятая нерешительность, земельная реформа в России могла бы начаться значительно раньше. Это ведь он придумал весь этот комплекс мер, позднее получивший название Столыпинской реформы: и разрушение общины, создание крепких крестьянских хозяйств, и переселение крестьян из переполненной Центральной России в Сибирь… Он придумал, но продвинуть не мог – сил, воли не хватало. Только благодаря настойчивости Петра Аркадьевича эти проекты были воплощены в жизнь; потому и стали известны как столыпинские.
Впрочем, Александр Васильевич ничуть не был обижен на своего старшего товарища. Он понимал: в политике воля, настойчивость зачастую важнее ума и таланта. Да и какие обиды теперь, когда Петра Аркадьевича убили! Теперь надо думать, как быть с его наследием…
От этих невеселых размышлений Кривошеина отвлек раздавшийся в прихожей звонок. Странно! Время уже позднее, кто мог в такой неурочный час навестить соратника покойного премьера? Главный землемер страны прислушался к голосам, доносившимся из прихожей. Спустя несколько минут в кабинет вошел слуга и доложил:
– Там пришли два господина, говорят, что они из какой-то сенатской комиссии. Один – статский советник Угрюмов, другой – следователь Зверев. Прикажете принять?
– Из комиссии? Проси! – приказал Кривошеин.
Он подождал еще немного, дверь открылась, и гости вошли в кабинет. Оба они были главноуправляющему не знакомы. Впрочем, неудивительно: в столице много чиновного люда.
– Прошу вас, господа, садитесь, – сказал Кривошеин. – Что привело вас ко мне в столь поздний час?
– Да, действительно, час поздний, – сказал статский советник. – И мы просим нас извинить за вторжение в такое время. Но дело в том, что мы с ротмистром только сегодня прибыли из Киева, где вели расследование обстоятельств убийства Петра Аркадьевича. И вот, прямо с поезда – к вам. Уж больно дело неотложное. И потом, Максимилиан Илларионович требует от нас расследовать дело скорейшим образом.
– Да, понимаю, понимаю! – воскликнул хозяин. – И нисколько на вас не в претензии. У вас, как я полагаю, есть ко мне вопросы?
– Да, совершенно верно, – кивнул Угрюмов. – Но сначала мы вам расскажем, что нам удалось узнать в Киеве. Начальник Киевского охранного отделения Кулябко сообщил, что незадолго до 1 сентября к нему пожаловал некий господин Стрекало с рекомендательным письмом от императрицы Александры Федоровны. И этот самый Стрекало настоял на том, чтобы охранники допустили на представление в театр человека, который и убил премьера. И мало того что допустили – Стрекало категорически запретил обыскивать убийцу. Кроме того, нам удалось выяснить, что этот же господин встречался с самим Богровым и заставил его совершить это покушение. Таким образом, мы можем с уверенностью заявить, что именно этот человек организовал убийство премьера; не будь его, Петр Аркадьевич остался бы жив. В связи с этим у нас возникает вопрос: знаете ли вы в столичных государственных кругах такого человека?
– Так вы полагаете, что убийцу Петра Аркадьевича следует искать среди государственных служащих? – удивился соратник покойного премьера. – Но в газетах писали, что Столыпина убил анархист. Да его и раньше несколько раз пытались убить революционеры…
– Да, пытались, – подтвердил следователь Зверев. – Но сейчас мы проверили революционные круги, и все они свою причастность к организации убийства отрицают. И потом, господа бомбисты не ходят с рекомендательными письмами императрицы. Так что нас в данный момент интересует этот господин Стрекало.
– Стрекало… – задумчиво произнес Кривошеин. – Нет, господа, я такого человека не припомню. Впрочем, я ведь не вхож в самые высшие сферы. Тем более – в придворные круги.
– Мы это обстоятельство очень даже учитываем, – сказал статский советник. – Однако вы много общались с покойным премьером, он наверняка рассказывал вам о разных ситуациях, возникающих при дворе. Скажите, вы знаете такие случаи, когда бы императрица Александра Федоровна вмешивалась в политику, посылала куда-либо доверенных людей?
– Нет, на моей памяти такого не было, – твердо заявил Кривошеин. – Ее Высочество в государственные дела никогда не вступала. Единственное, что занимало все ее внимание, – это здоровье цесаревича. Вот тут она была очень энергичной и посылала доверенных людей, чтобы они нашли самых лучших врачей. А в последние годы она перестала доверять медицине и больше полагалась на святых старцев и народных целителей. Ее усилиями при дворе появился Григорий Распутин…
– Распутин? – сказал статский советник; они с ротмистром переглянулись. – Да, мы слышали о таком. Надо будет еще им заняться. Однако вернемся к загадочному господину Стрекало. Вы говорите, что императрица ранее никогда не вмешивалась в политику. Но, возможно, она была очень привязана лично к Петру Аркадьевичу? Беспокоилась за него? И поэтому послала в Киев своего доверенного человека?
– Я, конечно, не хочу сказать ничего, что могло бы бросить тень на супругу нашего государя, – отвечал Кривошеин. – Но у всех, кто хоть немного знал отношения при дворе, ваше предположение, господин Угрюмов, может вызвать только усмешку. Всем при дворе известно, что Александра Федоровна испытывала к Петру Аркадьевичу стойкую неприязнь. Нет, она вполне ценила его как государственного деятеля, ценила за верность трону… Но в то же время Ее Высочество считали, что премьер-министр недостаточно почтительно относится к ее царственному супругу, позволяет себе возражения, даже дерзости. Кроме того, она весьма настороженно относилась к начинаниям, которые мы с Петром Аркадьевичем старались осуществить.
