Татьяна Апраксина - Башня вавилонская
Методики, как и ожидалось, сертифицированы и апробированы Комитетом, в котором работала сама Анаит. Только пакеты и совокупности никто не тестировал, а тут, похоже, как в осточертевшей рекламе леденцов от кашля «Вся сила в сочетании!». Только не травок с корешками, а способов формирования… чего? Образа мысли?
Она только сейчас поняла, насколько неподготовленной приехала в филиал. Чистый лист. Непредвзятость, насколько это возможно с жалобой на руках и после личного знакомства с потерпевшим, конечно… но в очень, очень большой степени. Огромной просто. Вот это точно почерк Джона.
Шаги, звонок.
— Не заперто!
И что ж они не входят, не вампиры же, можно и без приглашения. А жаловаться, что пьют кровь, инспектору не с руки.
За дверью — вчерашняя пара. Здравствуйте, Петр и Тася, вернее Бутрос и Таиси. Александрийцы, христиане, копты, то есть, в переводе с греческого, просто «египтяне». Это если глубоко не копать. А если копать, то из коптской общины в Мали. И из коптской общины в Тимбукту. Первая стипендия у обоих — после начальной школы. Шаг за шагом по всем ступенькам. С самого что ни на есть дна. Африканского дна.
Анаит опускается на диван первой:
— Вы пришли не рассказывать, вы пришли просить. О чем?
— Мы хотели бы сказать, что вчера несколько погорячились. — Мальчик.
— И были слишком резки в оценках. — Девочка.
Впрочем, тут дифференциация не нужна, вежливые хорошо поставленные голоса сливаются в единый речитатив «мы». Устойчивая пара с первого курса. Пробовали разогнать, скорее для проверки — не преуспели.
— Мы сразу хотим сказать, что мы не хотели бы, чтобы нас привлекали как свидетелей.
— Но дело в другом.
— Нельзя ли, чтобы все происходящее как-то прошло мимо? — это ирония.
— Это стихийное бедствие вполне несвоевременно.
— Конечно, мы эгоистичны…
— …но господину Щербине уже и так неплохо, а в нашем положении остаться без дипломов…
Птицы? Две цапли? Не то.
— Кто вам сказал, что вы останетесь без дипломов?
По хоровому пению уже можно ставить «отлично».
— Письмо господина Лима.
— Выступление господина проректора.
— Этого так не оставят. Начнутся бодания, кончится ревизией.
— Ревизия здесь все разнесет.
Еще бы.
— Студентов раскидают по другим филиалам или во внешние заведения.
— Там будут просвечивать.
— Тех, кто успел нашуметь — особенно.
— А за нами есть и настоящие нарушения.
— Мы прекрасно понимаем, что тут происходит.
— Лучше чем вы думаете.
Интересно, насколько лучше?
— Но нам осталось доучиться год. И не только нам.
— Здесь ни у кого нет родственников в корпорациях или банках.
— Сюда таких не берут. Это все специально. Уже давно не берут.
— Но так нас только перевели бы на факультет управления, в худшем случае.
— Вы не представляете, что у нас дома.
Где вы не были с первого курса.
— Это наш единственный шанс.
Они ждут. Потом девочка тихо говорит:
— Нам нужна работа. И не просто работа.
— Нам нужна настоящая работа.
— Вы, — вздыхает Анаит, — не годитесь для настоящей работы. И не говорите мне «дайте нам закончить, а дальше мы сами разберемся». Сделайте лучше другое. Я пойду заварю чай. У вас есть… четверть часа. Я буду долго-долго заваривать чай. Когда я вернусь, вы расскажете мне, какую ошибку вы только что сделали. Не этическую, профессиональную. Если вы найдете хотя бы направление, я сделаю вам подарок.
Хотелось бы знать, что они поняли.
— Да, — добавляет она, — если кто-то будет стучать и звонить, меня нет дома. Так и говорите.
Она вернулась с большим заварочным чайником и тремя чашками ровно через шестнадцать минут.
— Самой серьезной ошибки мы не совершили, — спокойно сказал мальчик.
— Мы только могли ее совершить.
— Если бы начали подбирать ответ под вас.
— Под то, что вы считаете правильным, или под то, чего вы ждете от перспективного материала.
— Мы уже было начали мозговой штурм.
— Это чай с бергамотом?
— С бергамотом, — кивает инспектор. — Вы с молоком или по-русски?
— С молоком.
— По-русски.
Дети удивлены гораздо больше, чем Анаит.
— Может быть, — очень осторожно и неуверенно говорит девочка, — после всего, что тут обязательно будет, нам выгоднее закончить хотя бы в другом филиале?..
— Потому что у тех, кто закончит здесь, будет совсем уж нулевая перспектива?
— Мы вряд ли имеем право на компенсацию…
— Хотя по сути дела с нами обошлись нечестно…
— С вами обошлись не просто нечестно. — Тонкостенные белые чашки со сдвоенными ребрами граней и слегка расплывающимся синим узором, сумасшедшие птицы на блюдцах и такая же — всех цветов рыжего — обнимает крыльями чайник. Должно бы казаться безвкусицей. Не кажется. Если бы Анаит дала волю паранойе, решила бы, что посуду отбирал и утверждал Моран. Анализ, впрочем, говорит то же самое, что и паранойя. — И вы имеете право на компенсацию. Это не значит, что вас обязательно удовлетворит форма компенсации.
Дети куда-то несутся резвой мыслью — и спотыкаются, как фигурист на выщербленном льду.
Они очень хорошо простроили беседу заранее и пару раз удачно сымпровизировали, не заметив, правда, насколько подгоняли ответ под спрашивающего, говоря при этом об обратном. Это бессознательное, не отслеживаемое уже. Одна из черт идеального сотрудника по здешним критериям: превентивная коммуникация, пассивный контроль.
Хамелеончики сидят в одном кресле, тесно прижавшись друг к другу.
— Честно говоря, — выдает после паузы мальчик, делая лицо обреченное и мученическое, — нам… к черту все равно, лишь бы не волчий билет. Любой ценой. Если надо сотрудничать…
— Почему любой ценой? Это три разных вопроса. Почему? Почему любой? Почему ценой? Да, и четвертый. Зачем сотрудничать?
Когда она — как ей тогда казалось — приставила Сообществу нож к горлу: сделайте меня умной… Ее не убили. Ей не дали по рукам. Ее даже не прогнали. Ее спросили: зачем.
— Почему? — слегка издевательски говорит девочка. — Потому, что мы промахнулись. С лучшим заведением. Лезли, лезли и залезли… а эта башня — вавилонская. Почему любой? Потому что я лучше утоплюсь в Волхове, чем скажу дома, что я даже не смогла закончить…
— А ценой, — мальчик гладит ее по плечу, — потому что даром ничего не бывает. Мы знаем.
— Вот это, — запах чая, горячая жидкость, вкус, послевкусие, выдох, естественная пауза, — и есть самая большая профессиональная ошибка, которую вы сделали. Вы торгуетесь за возмещение, которое положено вам по праву. В соответствии с основами правосудия. Вы — не корпорации. И не готовые специалисты. Не солдаты. Не профессионалы в поле. Вы — студенты, ученики, подмастерья. А от вас требовали соответствия — и не давали защиты.
Двуглавое существо смотрит стереоскопическим взором, разочарованно, снисходительно, немного свысока — и совершенно безнадежно. Даже не с отчаянием, а просто… сквозь. Сразу представляется какая-то нищенка, пропускающая взглядом разряженного господина: этот не подаст, этот даже не увидит. Они даже — слегка демонстративно — не говорят никаких банальностей о том, что им виднее, или что у самой Анаит такого опыта нет. Принципы правосудия они видали в гробу.
До них не дошло, не дошло совсем и полностью.
— Вы дали мне… скажем, пол-ответа. — грустно говорит Анаит. — И я должна вам полподарка. Думайте, чего вы хотите. А теперь допивайте чай и идите. Если не хотите столкнуться у входа с господином проректором Мораном.
Парочка быстро обменивается сигналами.
— Половину выхода, — говорит мальчик. — То есть, один.
— Уже есть. — отвечает Анаит. — Думайте еще.
— Еще пенни, — улыбается девочка.
— Уже есть. — повторяет Анаит. — Думайте еще.
Теперь геральдическое существо имеет озадаченный вид, как ребенок перед праздничной витриной. Они, кажется, вообще очень плохо представляют, что такое «подарок». Где пределы допустимого, где уже наглость, которой можно все испортить, а где излишняя скромность… и где половина от этого всего.
Конструкция плывет от недоумения, пальцы мелко неритмично дрожат.
— Пусть это будет сюрприз, — находят они подобие решения.
Хорошо, что Морана здесь нет. Очень хорошо. А ведь эти еще — из лучших.
— Можно и так. Передумаете, скажете.
— Большое спасибо, — встают вежливые дети.
— Большое спасибо, сударыня золотая рыбка.
— Сударыня половинка золотой рыбки.
— Не за что… — отвечает правду Анаит.
* * *На последнем и самом важном экзамене ему достался скучнейший билет. Пунические войны, это на демонстрацию способностей к зубрежке дат, имен и последовательностей. Эволюция корпоративного права, это вообще к юристам. И по современной истории — присоединение Экваториальной Африки к Мировому сообществу. Пятьсот лет предыстории и еще сто деятельности. Ответ на третий вопрос комиссии особо понравился, а самому Алваро совершенно не понравилась ученая дама в блузке с воротничком под горло, которая прощебетала, что абитуриент чувствует дух истории. Потом ей, наверное, под столом на ногу наступили.
