Андрей Посняков - Черные плащи
— Мокабе!
Покачав головой, незнакомец показал рукой на озеро.
Саша повернул голову и ахнул: из больших, втихую приставших к берегу лодок уже высадились такие же поджарые и высокие воины, числом никак не меньше двух дюжин. Пятеро имели при себе копья, остальные целились в чужаков из длинных луков!
— Ну вот, — пригладив волосы, рассеянно протянул Александр. — Опять угодили. Главное, не понять, чего им надо?
— Ну отчего ж не понять? — Вдруг усмехнувшись, Нгоно бросил баллончик в траву, после чего подошел к незнакомцу, поклонился, приложив руки к сердцу, и разразился длинной и трескучей фразой явно не на французском языке.
Господи!
Тут только Саша заметил, как же они похожи, Нгоно и незнакомец, — оба высоченные, худые, с красноватым отливом темной кожи и тонкими чувственными носами. Похожи, как родные братья… Ну, пусть как двоюродные.
Ах да! Нгоно, верно, снова встретил людей из своего древнего племени, как уже было когда-то и как раз в этих местах. Впрочем, нет — гораздо севернее.
— Это мой народ, фульбе, — обернувшись, с улыбкой пояснил Нгоно. — А Мокабе — их божество, алтарь которого — этот вот камень.
— А мы его, на свои головы, испортили… — Александр потянулся к ТТ.
— Ну почему же испортили? — весело подмигнул напарник. — Я сказал вождю, что мы, наоборот, принесли их божеству достойную жертву — кровь убитого зверя. Вождь, кстати, доволен. Приглашает нас в свою деревню.
— К слову сказать, довольно настойчиво приглашает, — покосившись на воинов, хмуро заметил Саша. — Похоже, это из тех предложений, от которых невозможно отказаться при всем желании.
— Вождь настроен вполне дружелюбно.
— Ну, это тебе лучше знать… Черт с ним, пошли. Надеюсь, они нас не съедят.
— Фульбе не людоеды!
Деревней, как оказалось, называлось просто стойбище — фульбе занимались кочевым скотоводством. Все богатство племени составляли овцы, козы, коровы, несколько белых верблюдов, тем не менее гостей приняли радушно. В самом прямом смысле слова накрыли поляну — расстелили прямо на лесной опушке плетенные из травы и шерсти циновки, поверх них расставили яства: печеную и жареную озерную рыбу, раковины, молоко и сыр, дичь — жаренную на вертеле антилопу и птиц, журавлей, перепелов, уток. Кроме того, имелись просяные лепешки и какая-то кислая мутноватая бражка, которую Александр, честно сказать, поначалу пил с опаской, ну а потом уж как пошла. А пошла хорошо! Особенно когда рядом, за деревьями, зазвучали тамтамы и на поляне появились танцоры, точнее сказать, танцовщицы — юные красавицы девы, вся одежда которых состояла из тонкого пояска и травяного передника. Изящные черные фигурки, вопреки всем Сашиным представлениям об Африке, просто поражали своим совершенством и казались вырезанными из эбенового дерева самым искусным мастером. Ах, как они плясали, как они пели!
Казалось, даже что-то на мотив того же Янника Ноа:
— Е, мама, е!
Ну конечно же, это так только казалось — откуда здесь взяться реггей?
И тем не менее веселье постепенно захватывало всех пирующих — и хлебосольных хозяев, и их невольных гостей.
Трубили длинные трубы, украшенные перьями музыканты били в тамтамы, девушки соблазнительно извивались в изощренно-эротическом танце, и Александр сам не заметил, как стал прихлопывать и подпевать:
— Е, мама, е-е!
А потом и сам, при полном одобрении собравшихся, пустился в лихой перепляс, да чуть ли не вприсядку.
— Эй-йо! — довольно скалил зубы вождь или староста, бог знает, кем он здесь считался.
Танцовщицы обступили Сашу со всех сторон, сверкая ослепительно белыми зубами и золотом браслетов и ожерелий.
— Е, мама, е!
А ничего попадались девчонки, вполне даже симпатичные… особенно вот эта, с ожерельем из серебряных византийских денариев. Неплохое такое монисто, по стоимости на небольшое стадо потянет. И личико приятное у девчонки, и грудь… упругая!
Ишь как колышется, а уж фигурка… впрочем, у них у всех тут фигурки — е, мама, е!
Танцовщица не сводила с гостя глаз — или тому просто так казалось?
Саша даже не заметил, когда вдруг смолкли тамтамы; вокруг резко стемнело, позади пирующих появились подростки с зажженными факелами.
— Нгоно, — наконец-то смог спросить Александр. — Вся эта феерия — неужели в нашу честь?
Чернокожий полисмен ухмыльнулся:
— Фульбе издревле отличаются гостеприимством, а к тому же они считают меня странствующим сыном вождя.
— Хм… интересно, а почему они так считают?
— Да потому что я им об этом сказал. — Пожав плечами, Нгоно поднял выделанную из тыквы чашу с бражкой. — Выпьем за здоровье их старосты. Кстати, он обещал дать нам проводников к побережью!
— Да ты что! — обрадовался Саша. — Вот это здорово, вот это мы удачно зашли. А что тебе еще удалось выяснить?
— Да больше ничего. — Напарник потупился. — Сам видишь, не до разговоров пока. Ничего, завтра все подробненько выспросим!
— Да уж, да уж — коль пошла такая пьянка, режь последний огурец! Ну что — вздрогнули? За здоровье местного старосты! Гип-гип… Ура!
— Ура-а! — потянул Нгоно. — За здоровье.
Нельзя сказать, чтобы Александр сильно опьянел, все же не водку пили, но устал — это точно. И когда староста, через Нгоно, предложил гостям отправиться почивать, молодой человек очень обрадовался. В конце-то концов, хватит тут скакать да пьянствовать, пора и о деле подумать. Вызвать завтра местных на серьезный разговор, установить более конкретно свое местонахождение, а заодно и точное время, так сказать. Вообще-то все эти пляски сильно смахивали на специальный спектакль для туристов: и вопли, и бражка, и девчонки — ну манекенщицы просто! Наоми Кемпбелл каждой из них и в подметки не годилась бы.
Все это тревожило — не оставляло ощущение какой-то наигранности, фальши. Неужели и вправду аттракцион? Неужто профессор смог лишь пронзить пространство, а время… а время осталось прежним. Вот сейчас явятся из-за деревьев официанты в черных смокингах, начнут выклянчивать чаевые… ага, ну конечно — вон и староста уже вытащил мобильник! Хотя… нет, это не мобильник — амулет какой-то, талисман на счастье кочевой жизни.
Гостям постелили в шатрах, каждому в отдельном. Скорее, это были просто переносные хижины, нечто вроде вигвамов или чумов — воткнутые в землю колья, связанные вместе и обтянутые циновками да звериными шкурами. Но в общем — симпатичненько, этакий древнеплеменной экстрим. Расстеленная на земле циновка казалась сплетенной из самых пахучих трав, явно пахло шалфеем и мятой, а еще едва уловимо анисом. Чум — или вигвам? — не был закрыт до самого верха, видно, дождей не ждали, и сквозь прорехи внутрь заглядывала луна. Большая такая, серебристая, светлая, прямо не луна, а прожектор.
Луна! А не сверкающий астероидный пояс!
Все хорошо, вот только одеяло и подушку гостям выдать забыли. Ну, без одеяла-то можно было обойтись — ночка выдалась жаркой, а вот без подушки Саша не мог никак, а потому все ворочался, не в силах заснуть. Впрочем, недолго. К шатру явно кто-то шел, не особо скрываясь… вот остановился. Мягкий певучий голос что-то спросил…
— Антре, антре, — по-французски откликнулся Саша. — Заходите.
Как ни странно, но его поняли — не трудно было догадаться. Вошли… точнее сказать, вошла… нет — вползла на коленках, по-иному тут было никак. Поздним гостем оказалась та самая танцовщица-манекенщица с серебряным звенящим ожерельем. Узкий поясок, передничек, голая упругая грудь… а какие бедра, какой животик…
Не тратя времени даром, незваная гостья — почаще бы такие заходили! — без лишних слов сразу же перешла к ласкам, причем весьма изысканным. Ах, как работал ее язычок, как ласкали кожу твердые, налившиеся любовным соком соски, как…
Александр все же был нормальным молодым мужиком, без всяких модных извращений, а потому живенько притянул красотку к себе, погладил по бедру, по спине, поласкал грудь: девушка задрожала, зашлась в нетерпении, видно было — по крайней мере, Саша это хорошо чувствовал, — все, что здесь сейчас происходит, этой ночной фее очень и очень приятно.
А какие были у нее глаза! И как в них блестела отраженная луна… Ах…
Нежно поцеловав девушку в губы, быть может чуть более тонкие, нежели принято у красавиц, молодой человек осторожно повалил танцовщицу на циновку, чувствуя жар темно-красной кожи и теплую упругую грудь…
И вот уже два тела сплелись в любовном экстазе, и послышались стоны, и мерно зашуршала циновка, а вот девушка вскрикнула… нет, не от боли, от удовольствия… вот что-то зашептала… вот засмеялась…
И за всем этим сверху подглядывала луна.
— Какая ты славная! Нет, в самом деле славная, — шептал Александр по-французски. — О, ма шери… Как тебя зовут? Имя? Скажи мне имя?
