Андрей Посняков - Дикое поле
— Не увидят, — заверил парень. — Мы за лошадь прятаться. Пусть там думать — дикий табун.
— Якши… — Миша довольно кивнул. — Тогда вперед, не стойте. Ну, а я уж — вплавь.
И улыбнулся, глядя, как парни, свесившись по бокам седел, пустили коней вскачь. Действительно, со стороны — полное впечатление, что одни лошади мчатся. Молодцы, джигиты! И, самое главное, что они сейчас его, Михаила, послушались, не стали артачиться, выступать. Не глупые, да — понимали, что в подобной гнилой ситуации надо ловить любой, даже самый завалящий, шанс. Впрочем, Ратников отнюдь не считал себя завалящим. Тем более очень хотелось узнать — что там, на шхуне? А вдруг, да и браслетик отыщется? Да и девчонку, честно говоря, было жалко. Что они там с ней сделают? А все, что угодно.
Таясь за кустами, Михаил пробрался по берегу как можно ближе к стоящему на якоре кораблю. Присмотрелся — палуба была чистой — и, не раздумывая, бросился в воду, поплыл — самое главное было сейчас добраться до судна, чтоб не заметили.
Быстрее, быстрей… Ага! Есть.
По светло-серому борту, на скуле, тянулись белые буквы — «Эспаньола». Стивенсона начитались, романтики хреновы…
Ухватившись руками за якорную цепь, Ратников подтянулся и, оказавшись на палубе, затаился за небольшой надстройкой, скрывавшей вход в трюм или в машинное отделение. Да-а, и в самом деле, назвать это суденышко шхуной можно было бы лишь с большой натяжкой. Скорее, мотобот или даже шестивесельный ял, только что — с настланной палубой и мотором, короче — клуб и художественная самодеятельность или моделист-конструктор.
Прислушиваясь, Ратников наморщил нос — откуда-то вдруг сильно пахнуло соляркой, и тут же из трюма — машинного отделения? — донеслись приглушенные голоса. А вот и чья-то голова показалась:
— Аслан! Эй, Аслан! Говорил же — сальники менять придется. Теперь точно — до вечера встанем.
— Стоять можем и до вечера… — В кормовой надстройке резко распахнулась дверь. — Главное — товар не упустить.
— Да не упустим. Слышь, Аслан… мы кое-какие детали на палубу вытащим, промоем соляркой, а то там, в машинном, духота невыносимая.
— Промывайте. Только смотрите не курите рядом, а то на хрен разнесете тут все.
Из каюты донесся приглушенный стон, явно женский… Миша скрипнул зубами.
— Ладно, делайте… Пойду пока дикаркой займусь, а то Фосген один не справится.
— Ишь, дикаркой… — завистливо произнесли под палубой. — Слышь, Палыч, они сейчас там девку пялят. Вот бы нам дали попробовать!
— Ага… догонят и еще дадут. Давай, Кешка, не зуди — работай. До вечера еще много чего надобно сделать.
В каюте снова застонали… А вот вдруг послышался смех. Неприятный такой, скорее даже — гогот.
Ратников проскользнул к двери, подхватил валявшийся у борта лом…
— Ах ты ж сука! Ты ж его грохнула, тварь! Фосген, эй, Фосген, ты че? Ну, я тебя сейчас, падла дикая, приласкаю…
Миша успел вовремя — здоровенный, голый по пояс бугай, заросший густой серовато-коричневой шерстью, как раз размахнулся, явно намереваясь ударить пленницу, привязанную за руки и ноги к койке. Меж ногами девушки, безжизненно опустил голову какой-то ферт со спущенными штанами и в рваной полосатой майке… Ак-ханум наверняка переломала ему шею бедрами, чем теперь и возмущался шерстнатый Аслан, правда, возмущался недолго — Ратников вовсе не собирался с ним миндальничать, тут же проломив ломиком башку.
Удивленно крякнув, похотливец рухнул под койку, и Миша, достав торчавший за поясом незадачливого насильника нож, проворно освободил пленницу.
— Ты вовремя, урусут, — улыбнулась та. — Дай нож, я вырежу остальных!
— Боюсь, они могут быть вооружены, моя госпожа.
— Оружны? Тем хуже для них. — Степная красавица сверкнула очами.
Ох, как она была сейчас красива, какое желание вызывала! Крутые бедра, упругая грудь, растрепанные медные волосы… и пылающие ненавистью глаза!
Бегло осмотрев каюту — уж что успел, Михаил вслед за своей юной госпожой выбежал на палубу… увидев, как шустро юркнула в трюм чья-то выглянувшая было фигура.
— Тут чужаки! Давай наган, Палыч!
Бабах! Бабах! Доски палубы вспучились под ногами от пуль.
— Не пори горячку, Кастет! Сейчас поглядим… чего там.
Бух! И снова выстрелы.
И наглый, донесшийся снизу смех:
— Ничо, суки! Пуль у нас хватит.
— Уходи! — Ратников взял девушку за руку. — Быстро!
— А ты?
— А я задержусь чуток… Прыгай, кому говорю? Прыгай!
Без всякого почтения схватив девчонку в охапку, Михаил выбросил ее в море и издевательски помахал рукой:
— Плыви, краса моя! Еще увидимся.
И тут же присел: кто-то снова высунулся из трюма, на этот раз выпустив автоматную очередь!
Однако…
Наверное, автоматчик задел бы Ратникова, и все стало бы гораздо хуже, если бы не прятавшиеся на скале лучники, поразившие стрелка в руку. Слышно было, как тот орал:
— Ай, Палыч… Чуть руку не продырявили, сволочи.
— Дай-ка сюда машинку, Кешка… Ничего, не канючь — прорвемся. А ну, прикрой…
И снова очередь!
И снова — стрела.
— Ишь, суки, садят… Индейцы проклятые.
Мише, конечно, очень хотелось перешерстить сейчас весь этот кораблик. Однако нужно было еще отыскать Тему, а геройствовать уж потом. Обернувшись, он помахал рукой лучникам, еще раз указав на надстройку… В ответ кто-то поднял руку — ага, поняли, значит. Можно надеяться, стрелков на палубу не выпустят, а раз так…
В три прыжка Ратников снова оказался в каюте, теперь уже осматриваясь куда более внимательнее, нежели прежде.
Узкая койка, на ней и под ней — трупы… Хотя нет, тот, с проломленной башкой, вроде бы дышит. Черт с ним… Что тут еще есть? Полка на стене, какая-то до неузнаваемости засиженная мухами гравюра, привинченная к полу тумбочка. А в ней что? Жаль, не револьвер — какие-то сапоги, миски, консервы… книжка — «Лоции Азовского моря», «Госметеоиздат», 1946 год.
Консервы… Хо! «Юнайтед Стейтс», однако. Свиная тушенка, говядина… Яичный порошок. Нож — финка с наборной плексигласовой ручкой — явно самодельный, говорят, такие «мастырят» на зонах. Больше ничего интересного.
Черт! Снова выстрелы…
Так и стрел не напасешься… Бабах!!!
Миша едва успел зажать ладонями уши — вот это бабахнуло! Вот это приложило! Скрывавшиеся в трюме гопники, похоже, не придумали больше ничего лучшего, как швырнуть в каюту гранату, рискуя утопить свое суденышко! Ну, придурки… Однако, если б кинули поточнее… если б им дали кинуть…
Да ну вас к черту, ребята!
Выскочив на палубу, молодой человек перевалился через борт и нырнул в воду, старясь вынырнуть как можно дальше от корабля.
Вынырнул, отдышался, поплыл… Как раз к камню!
Джигиты ждали там, а с ними и Ак-ханум, уже накинувшая чей-то халат.
— Что там такое?
— Уходим. И побыстрее. Там — демоны.
— Я уже поняла, что демоны, — задумчиво усмехнулась краса степей. — И все же они смертны. Впрочем, хорошо, что Господь дал нам степи, а не море. Уходим.
На шхуне запустили двигатель. Ага, выбрались все-таки, сволочи. Вот выбрали якорь… Отвалили, разворачиваясь курсом в открытое море. «Эспаньола», блин… Пираты недорезанные. Впрочем, этим парням сейчас несладко пришлось. Один — труп, второй — раненый.
Проводив тающую в морской дымке шхуну глазами, джигиты вскочили на коней и вслед за своей госпожой неспешно направились в степь.
Ратников, как и раньше, шагал возле лошади Ак-ханум.
— Я в долгу перед тобой, — вскользь заметила девушка. Потом усмехнулась, кивнула на воинов: — И все они — тоже. Если б со мной что случилось, им бы переломали хребты.
— И тебе их не жалко?
— Жалко. Но таков уж обычай. Все забываю спросить… как тебя зовут, раб? Впрочем… отныне ты больше не раб! И можешь идти, куда хочешь.
— Ты меня гонишь, моя госпожа?
— О, нет, я не такая неблагодарная, как ты почему-то думаешь! Конечно же оставайся в нашем кочевье. Но свободным, не рабом.
— Благодарю тебя, моя госпожа!
— Так ты не сказал свое имя.
— Михаил.
— Михаил? Надо же, как Святой Михаил Архангел. Я позову тебя сегодня в свою юрту… вовсе не за тем, о чем ты, может быть, думаешь.
— Да ничего я такого не думаю, госпожа.
Владычица сдержала свое слово — вечером прислала служанку. К этому времени уже все кочевье знало — урус Михаил больше не раб, а свободный воин. Отнеслись с уважением, особенно те молодые парнишки, что едва не проворонили свою госпожу. Старший из них, четырнадцатилетний Утчигин, улучив момент, отвел бывшего невольника в сторону:
— Михаил, брат наш. Мы — я, Уриу, Джангазак и Карнай — мы все хотеть угощать тебя арька!
— А вам уже можно пить?
— Нет, но… сейчас можно. Госпожа разрешила.
— Ну, раз сама госпожа… Ладно, уж не буду ссылаться на то, что не спаиваю подростков. Сегодня я иду к госпоже… а вот завтра вечером и посидим. Где только?
