Михаил Ахманов - Странник по прозвищу Скиф
Он остановился, пытаясь осмыслить увиденное, потом кивнул головой и усмехнулся. Кратер! Еще один нефритовый кратер со спиральной дорогой, что вилась и уходила вверх вдоль внутренних стен! Вероятно, мелькнула мысль, эти сооружения служат сархам домами — такими же, как разноцветные пузыри, цилиндры и сферы городов Фрир Шардиса. И на сей раз эти дома — или чем бы они ни являлись — были не пусты; Скиф разглядел на галерее крохотные фигурки в облегающих одеждах: красных, синих, зеленых и голубых. Но большинство — в красном; вернее — в алом и блестящем, цвета местного солнца. Фигурки двигались неторопливо и без суеты, то возникали в сиянии изумрудных врат, то вновь исчезали, скрываясь за мерцающим пологом тайо. Скифу почудилось, что у некоторых из них многовато рук и ног, а очертания тел совсем не похожи на людские; впрочем, это могло явиться лишь обманом зрения. Надо было взять у Сарагосы бинокль, подумал он и перевел взгляд на площадку.
Она в отличие от первого кратера оказалась не пустой. По периметру ее торчали некие сооружения, принятые Скифом за экраны; во всяком случае, он ясно видел, как в блеклых голубых овалах мерцают и бегут изображения или символы, столь же загадочные, как письменность туземцев острова Пасхи. Пожалуй, еще более таинственные, ибо он не мог выделить строчки или колонки, обычные для любых земных систем письма; знаки на экранах двигались и рассыпались в полном беспорядке, напоминая муравьев, суетившихся среди крошек сахара. Около четверти экранов было выключено, и Скиф разглядел, что изготовлены они не из стекла или подобного стеклу материала; эти конструкции скорей напоминали рамы с натянутой на них серебристой проволочной паутиной. Размер у всех был одинаков — метров десять в длину и три-четыре в высоту.
Эта площадка, окруженная экранами, показалась Скифу каким-то функциональным центром; быть может, отсюда вели наблюдение, или управляли механизмами, или занимались расчетами — тем более что в середине ее стояла группа существ в алых одеждах, явно следивших за россыпью символов, мелькающих в блеклой голубизне. Было их десять или двенадцать, и не все походили на людей.
Вот и генералы, подумал Скиф; целый генеральный штаб, иди и бери любого. Только шума не оберешься! Слишком оживленное место, а потому надо поискать закуток потише или выманить кого-нибудь из красных в коридор.
Поразмыслив, он все же избрал первый вариант, легкой тенью проскользнул мимо проема и через минуту наткнулся на тоннель, ответвлявшийся вправо. Этот проход был узким, в нем царил благословенный полумрак и не замечалось никакой суеты, и Скиф без колебаний повернул в него. Харана безмолвствовал, дурные предчувствия Скифа не томили, и это придавало ему уверенности; а воспоминания о Сийе, ее губах и душистом облаке волос, вливались в душу живительным бальзамом. Он приостановился и потряс головой, ибо на какое-то мгновение в полутьме коридора явились ему амм-хамматские небеса с тремя лунами, багряной Миа, серебряным Зилуром и крохотным Ко; и были те луны вовсе не ночными светилами, а губами и глазами Сийи.
Коридор повернул, и Скиф вместе с ним. Открылась арка — нефритовый полукруг с узкой щелью входа, испещренный застывшими молниями; они слабо мерцали, напоминая золотистые нити, просвечивающие сквозь поверхность ледяной глыбы. Пол начал ощутимо опускаться, а в стенах появились ниши, сначала неглубокие, с собачью конуру, затем побольше, с выступающим над входом козырьком. В нишах царила уже полная темнота, но в ней чудились Скифу какое-то неясное шевеление и потрескивание; заглянув в одну из них, он различил смутные контуры шаровидной конструкции, словно бы прилепившейся к стене и мерно подрагивавшей вверх-вниз; эти колебания, видимо, и служили источником треска.
Потом ему стали попадаться освещенные нищи. И не только освещенные; теперь в них располагались существа, лежавшие прямо на полу или на подвешенных в воздухе полотнищах. Одни из них походили на людей, другие — нет, но при каждом имелось блестящее алое одеяние, соответствующее фигуре, числу конечностей и общим габаритам. Шаровидный механизм оказался шлемом из двух частей, напоминавшим полусомкнутые ладони с многочисленными длинными и крючковатыми пальцами, плотно прижатыми к затылкам и вискам тех созданий, что обретались в нишах. Головы были у всех и глаза вроде бы тоже, но их Скифу разглядеть не удавалось: пальцы-крючки плотно охватывали верхнюю половину лиц, будто руки врача, желавшего пощупать лоб больного.
Эта аналогия промелькнула у него не случайно, так как создания в нишах подвергались, видимо, какой-то процедуре, то ли медицинской, то ли иного характера; все они были неподвижны и, как решил Скиф, пребывали во сне или в трансе. Лучших объектов для предстоящей операции желать не приходилось, и он приступил к более внимательному осмотру, желая выбрать нечто человекоподобное, хотя бы с двумя руками и двумя ногами. Вряд ли Сарагоса останется доволен, если он притащит какую-нибудь страхолюдную тварь с хоботом на физиономии и ушами, свисающими ниже плеч… А такие монстры в нишах тоже попадались, хоть и не часто; в основном же Скиф был склонен признать их людьми, плодами с того самого гуманоидного Древа, о котором рассказывал Джамаль.
Выбор был широк, ибо ниш насчитывалось несколько сотен. Наконец он остановился на одном существе весьма привычных пропорций, темноволосом, худощавом, с нормальными ушами и подбородком, напомнившим ему упрямую челюсть Сарагосы. Рот этого пациента был раскрыт, зубы — тоже вполне человеческие — слабо поблескивали, скулы и щеки покрывала испарина, словно спящему мнилось, что он таскает камни или ворочает в шахте кайлом. Видимо, сны у него были неприятные, тяжелые.
«Ну, ничего, — подумал Скиф, — пробуждение будет еще неприятней».
Он уже вознамерился содрать с темноволосого шлем, как сзади послышались шорох и шелест, и чей-то скрипучий голос произнес:
— Каратель! Чтоб мне гнить в Тумане Разложения! Каратель! Что тебе нужно в Тихих Коридорах, воплотившийся по ошибке? Ты должен стоять на посту, у врат Центральной Спирали!
Скиф резко обернулся. Невысокое и щуплое создание, почти карлик, явно относилось к той же расе, что и сегани, которому он сломал позвонки — такая же длинная шея и голова, торчащая словно набалдашник трости. Лицо было вполне человеческим, но крохотным, величиной с ладонь, и на этом пространстве помещалось все самое интересное — близко посаженные глазки, острый выступающий нос с едва заметными ноздрями, безгубый маленький рот, впалые щеки и срезанный крысиный подбородок. Все остальное — лоб и лысый череп, раздутый в затылочной части, — показалось Скифу столь же неприятным и чуждым, как физиономия этого хорька с жирафьей шеей. Облачен он был в синее и блестящее.
Признак высшей касты, если верить князю, промелькнуло у Скифа в голове. Может, этого прихватить? Но привычка к дисциплине взяла свое: шеф желал генерала в красном мундире и должен получить то, что заказано. А потому Скиф отодвинулся от темноволосого, погруженного в свои мрачные кошмары, и сказал:
— Слушай, недомерок, мне нужен оринхо. Самый мудрый оринхо в твоих Тихих Коридорах, тот, который решает больше других. Не поискать ли нам такого вместе?
Лицо синего не изменилось, сохраняя холодное спокойствие с оттенком то ли пренебрежения, то ли брезгливости, однако он шагнул вперед, вытянул руку, положил тощую пятипалую кисть на грудь Скифу и пристально уставился в прорезь каски.
— Запомни, ничтожный: все властительные оринхо одинаково мудры, все иркоза одинаково искусны, а мы, садра, одинаково предусмотрительны. Еще раз спрашиваю: что ты делаешь здесь, у камер обучающего сна?
Обучающего, отметил Скиф; значит, всех пациентов в шлемах накачивают сейчас информацией, а эти Тихие Коридоры — нечто вроде местного университета. Что ж, обученный оринхо стоит больше необученного!
Он поглядел на костлявую руку садра, вцепившуюся в плащ.
— Я же сказал, предусмотрительная крыса, ищу оринхо! Но могу и тебя прихватить!
— Ищет оринхо! Сегани ищет оринхо! — Садра откинул безволосую голову. — Так не бывает. Сегани ждут, когда они понадобятся оринхо, или иркоза, или нам, садра… Ты забыл об этом, Каратель! Тебя плохо обучили, хоть я и не понимаю, как это могло произойти… Придется исправить.
Его крохотные глазки вдруг стали пронзительными, и Скиф почувствовал, что парализован. Затем ему показалось, что два острых буравчика впились в виски, мгновенно вскрыли черепную коробку и проникли в мозг. Он пошатнулся; это было больно и неприятно, и он почти физически ощутил, как невидимые сверла вращаются под черепом, продвигаясь все дальше и дальше, все глубже и глубже, с неумолимым упорством стремясь навстречу друг другу. И почему-то Скиф знал, был уверен: когда сверла встретятся, ему наступит конец.
