Кэрол Мортимер - Прекрасна и опасна
– Меня? А какого черта меня это может не устраивать?
Элизабет было очень трудно выдерживать суровый, внимательный взгляд Рогана.
– Я просто подумала…
– А я думаю, что мне не хочется знать, что ты там думала! – презрительно перебил он. – Или тебе представляется, что занимайся я чем-то незаконным, это сегодня утром добавило бы тебе удовольствие? Стало бы более захватывающим?
Она почувствовала, как кровь отлила от ее лица.
– Совсем не обязательно прибегать к оскорблениям…
– А я думаю, обязательно. Чем, как ты думаешь, я занимаюсь в Штатах? По твоему мнению, явно чем-то противоправным – вроде продажи наркотиков или контрабандного ввоза оружия?
– Не будь смешным, – неловко попыталась возразить она.
Элизабет понятия не имела, чем Роган занимается в Америке, он ведь ничего не рассказывал.
Роган скрестил руки на груди:
– А если не то и не другое, что еще ты сможешь придумать?
Она раздраженно отмахнулась:
– Хватит, Роган!
Он сердито буркнул:
– Нет, я серьезно. Мне интересно.
Ему, видите ли, интересно! У Элизабет не было никакого сомнения, что он здорово рассердился. У него есть для этого серьезные основания?
Она облизнула пересохшие губы:
– Я подума… Я вообразила, что, может быть, ты наемник…
Шоколадные глаза Рогана вспыхнули.
– Ты считаешь, что солдаты моей страны – сплошь наемные убийцы и продаются любому, кто больше заплатит?
Зачем он так? Элизабет поморщилась:
– Вероятно, нет. Может, если бы ты захотел рассказать о себе немного больше…
– И испортить тебе все удовольствие? Даже не подумаю!
Он смеялся ей в лицо! А Элизабет было не до удовольствий.
– Извини, Роган, если я тебя обидела…
– Ну какие могут быть обиды у негодяя-наемника?
Она стиснула руки:
– Я извинилась…
– И теперь все хорошо, да?
– Нет, далеко не хорошо, – тихо признала Элизабет. – Я не имела никакого права строить предположения о твоих… о твоей профессии.
– И не строй. Уверяю тебя, в моих делах нет абсолютно ничего, что нужно было бы скрывать от полиции. А ты можешь сказать о себе то же самое?
Она услышала вызов в его тоне и нахмурилась:
– А что мне скрывать?
Роган скрестил руки на груди:
– Вот и расскажи.
Элизабет смущенно качнула головой:
– Представления не имею, о чем ты…
Он нахмурился:
– Много ли зарабатывает университетский преподаватель? Догадываюсь, что не так уж и много. Впрочем, это не важно. Я уверен, что у тебя вполне может быть возможность пополнить свой счет в банке на несколько сотен.
Элизабет слабо ахнула и схватилась за горло:
– Ты думаешь, что это сделала я? Что я вернулась с пляжа и нарочно устроила этот погром в библиотеке, чтобы скрыть кражу первого издания Дарвина?
Губы Рогана вытянулись в ниточку.
– А чем это предположение невероятнее, чем, скажем, твое о том, что я – чертов наемник?
Элизабет вынуждена была признать, что звучит действительно немногим невероятнее. Если не считать, что преподавательская зарплата – не единственный источник ее доходов. Ей, конечно, платят за лекции, но эти деньги – сущий пустяк по сравнению с теми, что она унаследовала десять лет назад после смерти матери…
Но это касается только ее и никого больше!
Она гордо выпрямилась:
– Полагаю, для сегодняшнего утра уже достаточно оскорблений. Как ты считаешь?
– Ох, не знаю…
– Роган! Давай, наконец, позвоним в полицию, и пусть они в этом разбираются.
Он прищурился. Судя по тому, каким отчужденным вдруг стало ее лицо, она все-таки что-то скрывает. Но непонятно, имеет ли это отношение к разгрому библиотеки…
Примерно через час Роган, помогавший Элизабет сверять названия книг и складывать их в аккуратные штабеля, с огорчением признал:
– Похоже, не слишком много от этого пользы, правда?
Полиция уже была, установила, что никакого незаконного проникновения в дом не было, опросила свидетелей и уехала. И со всем этим она справилась всего за час.
Элизабет растерянно отозвалась:
– А ведь я говорила, что в округе недавно было совершено несколько ограблений.
– У полицейских было бы больше шансов поймать преступника, если б они проявили хоть какой-то интерес к месту преступления, – зло проворчал Роган.
– Так ведь мы не знаем, было ли преступление. Если не считать явного вандализма. И не узнаем, пока не проверим все книги. Пропало что-нибудь или нет…
То же самое сказали и полицейские. Потому Элизабет с Роганом и взялись складывать книги хоть в каком-нибудь порядке.
Наведение этого самого порядка, по убеждению Элизабет, могло занять даже не часы, а дни. Одно дело – переписывать в каталог книги, установленные на полках в более или менее определенной последовательности, и совсем другое – когда они валяются на полу по всей комнате. Как тут поймешь, украли что-нибудь или не украли?
Элизабет хмуро добавила:
– Может, для того, чтобы выяснить, пропал ли Дарвин, много времени не понадобится.
– Зато, кажется, теперь Салливан-Хаус еще больше понадобятся твои услуги, – заметил Роган, продолжая подбирать, сверять и складывать книги.
Элизабет бросила на него острый взгляд:
– Что это значит?
– Это значит, что ничего не значит, – нетерпеливо вздохнул Роган.
Напряженность между ними еще больше увеличилась, однако после обнаруженного взлома и оскорбительной перепалки любовные ласки в бухте отошли на второй план. Теперь они выглядели сущей ерундой. Может, и к лучшему, поскольку Роган все больше склонялся к тому, чтобы как можно скорее покинуть Англию.
Он выпрямился и сухо сообщил:
– Скажу миссис Бэйнс, чтобы она сварила нам кофе. Надо снять напряжение. – И Роган ушел на кухню.
Расстроенная Элизабет осталась разбирать и складывать книги. Ей от всей души хотелось, чтобы сегодняшнего утра не было. Любовные игры с Роганом, погром в библиотеке, последовавший за этим раз говор между ними, бесполезный визит полиции… Никакой кофе не устранит взаимных подозрений и напряженности в отношениях!
Они слишком недавно познакомились, чтобы знать друг друга достаточно хорошо. И разумеется, не доверяли друг другу. Конечно, если бы они познакомились поближе, то и недоверия было бы меньше. Но этому не бывать, если Роган, как и собирался, уедет сразу после похорон отца.
Наверное, это и к лучшему. Утренняя необычная реакция Элизабет на Рогана – дикая, неконтролируемая – показывает, что в будущем ей лучше всего держаться от него подальше.
– Извини, что так задержался. Я не нашел миссис Бэйнс и сварил кофе сам… Элизабет, ты… плачешь? – Роган принес в библиотеку кофейный поднос и сейчас недоверчиво рассматривал мокрые щеки Элизабет.
Она потрогала щеку и удивилась: «Надо же, действительно плачу!»
– Извини, я просто не понимаю, зачем кто-то решил это сделать? – Элизабет в замешательстве оглядывалась вокруг. – Книги никому не мешают, никому не приносят вреда. Только дают знания. Развлекают. В них вся моя жизнь! – Она немного поколебалась и неуверенно добавила: – Они – мои друзья. – И опять по ее щекам покатились тихие слезы.
Роган поставил поднос и пробрался к ней. У Элизабет было очень бледное лицо и слегка дрожали руки. Он понял, что вся эта история действительно ее очень расстраивает. Роган знал и ценил книги, но, как и многие, считал, что без них вполне можно обойтись. Элизабет же говорила о книгах с любовью. Ей было больно, что они валяются на полу. Она называла их друзьями…
В жизни Рогана было не много людей, которым он верил. Конечно, это Эйс, Грант и Рики. Ну и еще несколько парней, с которыми он когда-то служил.
Какую жизнь вела – или еще ведет – Элизабет, если ее друзья книги, а не люди?
– Эй, это совсем не конец света! – Он приподнял подбородок Элизабет и заглянул ей в лицо. – Еще несколько часов, и мы наведем кое-какой порядок.
От его прикосновения у нее загорелась кожа. Она понимала, что нужно немедленно отодвинуться от него. Но темный взгляд Рогана и ощутимое тепло его тела действовали на нее как наркотик. И она ничего не могла с этим поделать.
Элизабет облизнула сухие губы:
– Я уверена, что тебе следует заняться своими делами…
Он поморщился:
– Вроде того, чтобы разбирать личные вещи отца? Уверяю тебя, у меня нет никакого желания это делать. Я вообще не собирался этим заниматься.
«Его отец! – вдруг вспомнила Элизабет. – Он умер всего несколько дней назад, а я плачу над какими-то книгами! Тот факт, что отец с сыном не были близки, ничего не меняет…»
Она отступила от Рогана:
– Наверное, ты думаешь, что я совершенно бесчувственная, если рыдаю над книгами, тогда как ты переживаешь ужасную личную потерю.