Ольга Чигиринская - Ваше благородие
Или у тебя есть варианты? Или ты думаешь, что послужишь к пользе Отечества? Три ха-ха. Любое выступление против СССР будет ничем иным, как коллективным самоубийством. Тебя будут писать через запятую с Чарли Мэнсоном — ты этого хочешь?
Впрочем, еще не поздно повернуть назад. Да, есть люди, которые не повернут — но ты тут уже будешь ни при чем. И что бы ни случилось — кто не вмешивался, тот не виноват. Не виноват рядовой немец, что его компатриоты отправили с дымом шесть миллионов евреев. Не виноват обычный американский гражданин в страшной гибели двухсот тысяч японцев. Не причастен к сталинскому геноциду против миллионов своих сограждан простой советский человек. Что изменилось бы, попробуй они бороться и протестовать? Чего бы они добились, кроме неприятностей на свою задницу?
Арт Верещагин, ты смешон… Ты ломаешь голову так, как будто ты властен что-то изменить в этой жизни. У тебя есть волшебная палочка, по мановению которой исчезнет гул за окном? Нет? Тогда заткнись, встань, иди и делай что должен, и пусть будет что будет.
* * *Ее разбудило ощущение пустоты, кошмарной холодной бездны справа и сзади, как будто она лежала на скальной полке, на самом краю, спиной к обрыву, а под ней были сотни и сотни метров леденящей пустоты…
Раньше между ней и пустотой была граница. Пять футов девять дюймов тепла, упакованного в плоть и кровь. Теперь эта граница исчезла, и пропасть распахнула свою пасть, тихо и плотоядно урча.
Этот звук выхватил ее из сна и погрузил в панику.
— Арт! — взвизгнула она, бросаясь вперед-влево, стараясь откатиться от пропасти. И тут же ощутила под собой реальную пустоту, уже просыпаясь, успела выбросить вперед руки и согнуть колени, которыми тут же коснулась близкого пола.
Он появился сразу же, сначала — черная тень на фоне яркого прямоугольника — двери в ванную, потом — бледная тень в растворе выгорающей ночи.
— Что случилось?
Она засмеялась над собой, вернее, попыталась — вместо смеха выплеснулся всхлип.
— Ты исчез… Я испугалась… Свалилась с кровати, как маленькая…
— Это бывает, — он осторожно усадил ее на постель, откинул ладонью упавшие на лицо пряди. — Все нормально, ты пришла в себя?
Она не знала, что ответить. Страх исчез, но тревога осталась. И была какая-то причина, что-то реальное…
Лицо Верещагина изменилось. Оно стало жестче, перестало походить на физиономию молодого и доброго пирата. Секундой позже она сообразила: исчезла борода.
Она коснулась ладонями его щек.
— Жаль, что ты побрился. С бородой ты казался моложе.
— Моложе?
— Да. Ты был похож на мальчика, который для солидности отпустил бороду.
— Спасибо, — он встал, как-то неуловимо оказался у окна. — Никогда не буду больше ее отпускать.
Он отдернул занавеску. Утренние сумерки сонно вползли в комнату. Предметы как будто отяжелели, обрели ту плотность, которую ночью обнаруживаешь только тогда, когда треснешься обо что-нибудь.
Голубой лужицей застыл на коврике шелковый халат. Тамара подняла его, погрузилась в прохладную ткань, затянула поясок. Тревога, которую она относила на счет своей наготы, не проходила.
Было что-то еще. Но что?
Гул. Низкий утробный гул, который она слышала во сне.
Она слышала его и теперь. Догадка оглушила:
— Арт!
Он повернулся к ней, кивнул.
— Ты уже поняла, да? Советские транспортники. Один из них выбрасывает десант где-то в районе военного порта. Выбрасываются с парашютами… Кто-то у них там любит дешевые эффекты.
Тамара подошла к нему, прижалась. Хорошо было бы еще уткнуться лицом в его плечо, но увы — они были почти одного роста. Ей не везло на высоких мужчин, хотя иногда она пыталась знакомиться с такими специально — девушке, вымахавшей под метр семьдесят семь, тоже хочется иногда ощутить себя маленькой и хрупкой. Но высокие атлеты или не клевали на нее, или оказывались на поверку такими, что не только в одну постель — в одной комнате находиться противно. Интересно, пытался ли Арт знакомиться с лолиточками, чтобы выглядеть на их фоне Гераклом? Вряд ли…
Они соприкоснулись лбами. От него пахло мятой (зубная паста) и алоэ (крем для бритья).
— А что это мы вскочили в такую рань? — он распустил поясок ее халата. — Нам что, делать нечего? Что мы, парашютистов не видели?
— Ты маньяк.
— Три раза поделить на полтора месяца — это раз в две недели.Я монах.
— Сначала я пойду и почищу зубы (Господи, мне страшно! Почему мне так страшно?).
— Это святое.
Потом они были вместе, и пока они были вместе, ей не было страшно. А тем временем пустой на три четверти отель «Севастополь-Шератон» начал оживать. Под их окном, пятью этажами ниже, располагалась смотровая площадка. Сейчас она заполнялась народом — персоналом в красных униформах и постояльцами в фирменных халатах. Все смотрели на запад — туда, где за темной черточкой советского транспортника тянулось многоточие розовых пятнышек — парашютных куполов, подсвеченых утренним солнцем.
Шел Берен от полночных гор —
Исполнен скорби, одинок.
Он устремлял печальный взор
Во тьму, ища угасший день.
Его укрыл лесной чертог
И вспыхнул золотой узор
Цветов, пронзающих поток
Волос летящих Лучиэнь.
4. Общая Судьба
Я приказал своим войскам,
Лихим наездникам, стрелкам,
Начав немедленно войну,
Занять соседнюю страну…
Согласно плану Министерства Обороны СССР от 2-го февраля 1980-го года военно-спортивный праздник «Весна» начался 29-го апреля 1980-го года в 01 час 00 минут.
Согласо воле крымского народа, пожелавшего присоединиться к СССР, к этому времени на Остров прибыли первые представители советского народа — солдаты 9-й бригады спецназа ГРУ. Как и в Чехословакии, аэропорт захватили чисто и грамотно. Уже через полчаса садился первый «Антей» с десантниками из 104-й дивизии ВДВ, которые должны были взять контроль над двумя не менее значимыми аэродромами — Сарабуз и Сары-Булат. Еще через полчаса в Саках с вертолетов высадились ребята из 40-й десантно-штурмовой бригады, так что и третий большой военный аэропорт Крыма смог беспрепятственно принимать транспорты из СССР.
Мирная интеграция к пяти утра шла на всю железку.
* * *Для удобства большой комплекс сооружений военного назначения под Бахчисараем называют «База Чуфут-Кале». Хотя сама база Чуфут-Кале — далеко не самое заметное и не самое большое из них. Вырубленная в скале неподалеку от древнего пещерного города, ощетинившаяся антеннами, база в Чуфут-Кале выглядит довольно скромно по сравнению, скажем с учебно-тренировочным комплексом для резервистов, находящимся в полукилометре от нее, или расположением 4-го батальона 1-ой горноегерской бригады.
Великолепная весна хозяйничала в Крыму, и батальон она тоже не обошла своим вниманием. Все, что было в его расположении зеленого — аккуратные газоны, клумбы перед столовой, казармой и коттеджами для семейных офицеров — все затеплилось тюльпанами и одуванчиками. Соседство строгих голландцев и местной желтоголовой шпаны оказалось настолько трогательным, что убрать одуванчики никто не решился. По молчаливому сговору солдаты, занятые уборкой территории, и офицеры проверяющие их работу, игнорировали золотые цыплячьи головки.
В такие великолепные майские дни думать о плохом не хотелось. Поэтому, получив около часу ночи известия о начале вторжения, полковник Кронин не объявил тревогу и общий сбор, а просто заварил кофе (даже денщика ему жаль было будить по такому пустячному делу), оделся и поехал в тактический центр Чуфут-Кале к своему непосредственному начальству — полковнику Адамсу.
По логике вещей Адамс должен был быть генералом. Но — так сложилась неписанная крымская армейская традиция: до полковника дослужиться было сравнительно легко, а вот преодолеть ступень от полковника к генералу — чрезвычайно трудно. Дабы избежать путаницы, предлагали в тридцатые годы ввести звание «бригадный генерал». А то что это такое — батальоном командует полковник, полком — полковник, дивизией — тоже полковник! А генералов всего три, плюс один адмирал! Честное слово, господа, — возражали другие, не вижу в этом ничего плохого. Не хотите же вы брать пример с Франции, где генералов, ей-богу, скоро станет больше, чем солдат! Наше обилие полковников — не худшее бедствие, да и давайте вспомним, как сложилась такая ситуация: во время гражданской войны случаев проявить себя было более чем достаточно, а повышение в звании было едва ли не единственной заменой орденам, которых принципиально не давали на братоубийственной войне. Так что, господа, нам нечего стыдится своих полковников!
