Николай Берг - Лёха
– И что?
– Опалило ему харю. Воняет, как порося паленая. На его счастье, там мазут оказался: вон факелов наделали. Повезло. Или не повезло. Эту цистерну и не подпалишь толком. Четыре вахона без крыш – с ухлем. Тоже ни пришей ни пристехни. В переднем – всякая железнодорожная тряхомуть: стрелки, фонари, паровозные детали и всяко-разно. Если в оставшихся двух та же дрянь – то зря нохи били. Мохли разведчиками и подрывниками все провернуть, – печально заявил командир. У него даже усы обвисли от такой непрухи.
– Сейчас подготовим вагоны к поджогу. Думаю, что уголь раскочегарим, тогда от огня и насыпные вагоны поведет, – доложил подошедший комвзвод-один.
Комиссар насмешливо фыркнул.
– Это не так просто, товарищ комиссар. Уголь возят мокрым, чтоб не самовозгорался. И этот пролит водой грамотно. Сейчас ссыпаем на насыпь – и мазутом поливаем; жаль, ведер два всего, – хмуро глянул партизан на комиссара.
– Совсем пустой состав, – горестно сказал пышноусый.
– Ну не совсем так. В запчастях из первого тисочки нашли очень хорошие, в будке паровоза опять же кое-какой инструментарий надыбали. Жалко, керосинки побились, пригодились бы.
– Паровоз надо из строя вообще вывести, – напомнил командир.
– Сделаем. Ломать – не строить, а машинка знакомая, наш ведь «Э-1112». Даже жалко, я такой водил.
– Самому жаль. Потом же самим ремонтировать, когда наши фрица попрут обратно. Но сейчас – чтоб не ездил под немцем.
– Сделаем! Эти криворукие все никак вагон открыть не могут? – усмехнулся комвзвод-один.
– Как видишь. Но они раскурочить як слид вахоны не вспопашатся. Так что давай своих напряхай. Ездить это больше не должно.
– Есть! – махнул лапищей перед своим носом партизан, вроде как козырнув.
Тут толпившиеся рядом люди что-то радостно завопили, и дверь вагона со скрежетом и нехотя отползла вбок. В вагон полезли сразу несколько человек. Застучали там чем-то. Остальные поползли опасливо к дверям вагона, самую малость не вставшему на попа.
Тут же двое или трое горохом ссыпались вниз, пошмякавшись оземь весьма неловко, но шумно. Грохотнула скользнувшая по направляющим дверь вагона – под тяжестью своего веса, как только сорвали пломбы и отбили засов, чудом не покалечив никого.
Командир только вздохнул глубоко.
– Прямо хоть лестницу тут сколачивай, – буркнул он.
Потиравшие ушибленные места, партизаны восприняли это как упрек и постарались с глаз долой испариться.
– Ну что там? – нетерпеливо спросил пышноусый у тех, кто опасливо светил в вагоны своими факелами.
– В этом – станки какие-то в ящиках… – глухо донеслось из стоящего ровно вагона. Там продолжали стучать, отбивая с ящиков доски. Командир вздохнул глубоко, промолчал.
– Тут гвинтоуки! И коробки! – радостно заверещал кто-то из стоящего почти вертикально вагона. Командир приободрился, пригладил свои усы, отчего они наконец приняли бравое горизонтально-вспушенное состояние, и улыбнулся не без удовлетворения.
– Побережись!
Рядом с рельсой косо вонзилась штыком в насыпь мосинская винтовка, легко узнаваемая по силуэту магазинной коробки. Ее тут же подхватил кто-то из безоружных. И сразу удивился:
– Она же без затвора!
Лехе показалось, что усы у командира чуток дрогнули, опускаясь опять.
– Старшина, ты из ВВС – высоты, значит, не боишься. Давай разберись! – хлопнул менеджера по плечу комиссар.
Леха побаивался высоты, приказ не вызвал ни малейшей радости, но позориться перед публикой страшно не хотелось. Хорошо, что ему помогли, с энтузиазмом подпихивая в зад и помогая всяко: те, кто находились выше, – тянули за руки и шиворот, кто ниже – подталкивали. Карабкаться по стенке вагона в принципе оказалось не очень сложно – есть за что зацепиться и на что опереться, но впихивание себя в темный провал дверного проема стало для Лехи облегчением. Ненадолго, правда, – потому что внутри вагона царил настоящий хаос и воняло селедкой. Нога тут же зацепилась за что-то, и Леха шмякнулся – небольно, но нелепо, уперевшись руками во что-то длинное и твердое, разъезжающееся под ладонями.
– Света дайте, черти!
Снизу передали еще пару шипящих факелов, кто-то держал их, освещая внутренность вагона – совсем небольшого, по меркам менеджера. Залезшие сюда молокососы из второго взвода оказались правы – в вагоне насыпана куча советских винтовок; сначала Лехе показалось, что их сотни, потом прикинул на глазок – нет. Штук пятьдесят, не больше, да еще перемешаны с картонными коробками. Пошевелил одну картонку аккуратно сапогом – тяжелая, хотя и не очень большая.
Все трое первооткрывателей стояли на винтовках и коробках, с трудом удерживая равновесие. Потомок поднял один из винтарей и удивился – такого грязного оружия он в руках не держал, просто длинный ком грязи, облеплена обсохшей глиной и ремень как из жести. Аккуратно выкинул ее вниз, там поймали, послышались удивленные возгласы. Поднял вторую, с открытым затвором. Попытался затвор загнать на место – нет, заклинило. Передал одному из «светильников», люди внизу опять удивились. Следующий винтарь был без приклада – тот, отломанный, болтался свободно на конце ремня. А потом в руку Лехи впились занозы – новая винтовка была вся в зарубках и вроде даже и осколок торчал из деревяхи. Поневоле вспомнилось, как ругался тихонько Семенов, заполучив свой легендарный пулемет: схватил его сгоряча, а у того масса мелких осколочков застряла в деревянных частях, и воронение ствола поцарапало, когда граната хлестнула. Дояр тогда здорово ладонь поранил, потом долго выковыривал острые осколочки из ложа и приклада.
– Да что за черт? – удивились внизу.
– Сам не знаю, они все зачуханные какие-то, одна другой страшнее, – ответил потомок, принимая от своих помощников следующую винтовку – словно измазанную лихо коричневой краской и с задубелым ремнем. Попытался передернуть затвор – ладонь сорвалась безрезультатно с рукоятки, только испачкал шарик на ее конце сочившейся из ранки кровью. Понял, что это за краска, передал факельщикам, сердито сопя носом.
– Почему затор? Мы так неделю копаться будем! – раздался нетерпеливый голос пышноусого.
Внизу разноголосо отозвались, показывая увечные винтовки.
– Ну и шо? Кладите сюдой!
– Дык ломаные же!
– Машеров! Из трех неисправных винтарей одну исправную собрать можно? – крикнул кому-то командир отряда.
– Проще пареной репы! Во втором вагоне – станки: видать, фрицы везли для «железки» оборудование ремонтной мастерской. И винтовки где-то поперли у военных – неликвид, металлолом, в разумении починить и себе прибрать. У тех, кто в охране был, – тоже наши винтовки оказались, – отозвался неторопливый рассудительный голос.
– Так мы сами с усами или как? – уже повеселев, откликнулся командир.
– Еще с какими! – рассмеялся кто-то из взводных, и стоявшие у вагона хохотнули дружно.
– Тоди давайте, выхребайте, времени у нас мало!
Леха тем временем нашел приклеенную бумажку на коробке и при убогом освещении все же сумел прочитать, благо буквы были крупные:
«Борщ из сыросушеных овощей, концентрат в брикетах». Это что? – спросил он молокососов и потряс ящик, ожидая постукивания консервных банок. Но никакого бряканья не услышал; так, шелест бумажный. Молокососы переглянулись и пожали плечами.
– Это здорово! Если не врешь, конечно! – отозвались снизу недоверчиво. И нетерпеливо поторопили: – Кидай, давай!
Потомок не стал кидать, потому что не нужно убивать своих товарищей даже и случайно, а бережно передал факельщикам тяжелую коробку. Те аккуратно переправили стоящим ниже.
– И много там этого… такого? – с надеждой спросили снизу.
– Да весь вагон. И винтовок еще десятка три-четыре!
Внизу обрадованно зашумели. Суповые брикеты! Концентраты! А Леха с теплотой вспомнил гороховый суп в котелках, которые предусмотрительно уволок Жанаев. Говорили же ребята – из концентратов тоже.
И опять удивился – с чего воняет селедкой?
Балансируя на куче перемешанных с винтовками коробок, стали передавать вниз и то и это, стараясь действовать побыстрее, благо снизу порыкивал командир, которому очень не хотелось задерживаться на этой дороге. Сам Леха тоже опасался: вот припрется сейчас другой поезд, хотя бы и с отпускниками, – и будет вместо победы тяжкая драка. Отпускнички-то у немцев и с касками и с оружием своим ездят, читал давным-давно про такое менеджер.
Сунул в протянутые снизу руки очередную коробку, повернулся схватить, что подадут, но увидел, что затор – очередная винтовка зацепилась за что-то в куче, и молокосос свирепо ее дергал за ствол, а она не хотела и на сантиметр подаваться. Рванул сильнее.
Леха обалдел. Выстрел, хоть и в открытом вагоне, а оглушил. Выстрел с моментальным мясным чваком-стуком. Точно как тогда, когда у машины Леха фрица застрелил. И как раньше – с Петровым. И когда пленных достреливали. В кино такое не показывали, а в реале пуля, влетая в человечье мясо, издавала отлично слышимый звук.
