Николай Берг - Лёха
– Старорежимное это, – засопел с другой стороны Азаров.
– Вот и нишкни! – рассердился красноармеец.
Молокососы притихли. Хотя конечно, зря это боец так свирепо. Пацаны неплохие, можно бы и помягче. Все равно состав не проспишь, да и не им четверым тут первую скрипку играть. Разведчики сидели поодаль от основной группы отряда по простой причине: увидев состав, а идти эшелон мог с обеих сторон, разведка должна была определить – стоит его рвать или нет? Если, по мнению разведчиков, оно того заслуживало, то они должны были бахнуть из винтовки в воздух – и тогда Абдуллин, сидевший с веревкой, словно терпеливый рыболов с удочкой, должен был выдернуть из своего хитроумного взрывателя чеку, чтоб под паровозом бумкнули те килограммы тола, старательно заготовленные еще в лагере. Ну а дальше – как бог на душу положит.
За три часа ничего не изменилось. Разве что судорожно и суетливо закапывавшие свою мину под колею партизаны давно уже убрались с рельсов. Смеркалось уже.
– Может, зря лежим? А утром патруль на дрезине покатит – может и увидеть, что копались, – не утерпел Леха.
– Вполне возможно. У фрицев – свое расписание. Чай не Вятский вокзал. Значит, будем ждать утра. Кто ни то, да приедет.
– Пехотный полк в полном составе. Надерут нам задницы, – пробурчал Леха, но тихонько.
Семенов недовольно покосился, но в перебранку не полез. Смахнул насыпавшиеся на тряпку листочки. Сыпались они уже довольно часто; осень… Насторожился, глянул на Леху. Потомок пожал плечами – он ничего не слышал. Зато Сиволап напрягся, посмотрел вопросительно на старших.
– Едут! – уверенно заявил Семенов и сдернул тряпку с пулемета.
– Все как договаривались – вы стреляете после взрыва, мы вас подстраховываем, – залопотал Леха, стараясь, чтобы вышло бодро, по-деловому и как положено военным людям.
Дояр дернул щекой, прилаживаясь к прикладу. То ли выразил свое «фе», то ли приклад был неудобен.
А дальше все пошло очень быстро: бахнул далекий выстрел, из-за поворота выкатился – совсем как в кино – паровоз, из трубы которого бодро валил дым. Следом один за другим повыскакивали кургузенькие вагоны и последней гордо моталась ярко-желтая цистерна с надписью «Shell» на боку. Удивиться толком Леха не успел, только глянул на толкнувшего его в бок локтем Семенова и услышал возглас:
– Рты открыли все!!!
Потомок и впрямь открыл рот, чтобы спросить: «А зачем?» – но сказать не успел.
Под паровозом рявкнуло пушистое бурое облако, зад локомотива с тендером кинуло вверх, после чего встать на рельсы паровоз не смог – ткнулся рылом, подняв перед собой веер щебенки и щепок от шпал, мотанулся вправо, влево и, продолжая сучить рычагами, связывающими колеса, повалился набок, перегородив пути.
Пар окутал железяку, продолжавшую дергаться и вертеть колесиками, словно жук, перевернутый на спину, – лапками. Бурый дым кривым грибом лез в темнеющее небо, а внизу, в пару и дыму, кто-то орал и визжал. Вагон, шедший за паровозом, оказался наполовину раскурочен, из него что-то бурно сыпалось, а сам вагон напористо и бодро бодал лежащий паровоз, словно поросенок, рвущийся к сиське свиноматки. Сзади подпирали трещащие и хрустящие собратья. Наконец передний вагон не удержался и, сминаясь, словно бумажный, полез на паровоз, следующий за ним встал на дыбы, а остальные вагоны, приплюснутые тяжелой цистерной, уткнулись друг в друга и замерли.
По ушам прилетело изрядно, взрыв оказался громче, чем Леха ожидал, а тут еще и Сиволап добавил, выпалив в сторону поезда. Куда он бахнул, потомок не увидел, но и остальные партизаны бодро начали палить в состав, откуда совершенно неожиданно кто-то стал отвечать в три-четыре ствола. Семенов довернул свой пулемет, поводил стволом из стороны в сторону, но стрелять не стал. Вместо него бойко выпустил обойму Азаров.
Леха приложился, совместил, как учили, мушку с прицелом, но, к своему стыду, в темной массе состава не заметил ни одной цели. Решил пальнуть под вагоны, вроде как оттуда отблескивали эфемерные огоньки немецких выстрелов. Затаил дыхание, крепко прижал приклад к плечу, прикинул, как лучше послать пулю, чтоб зацепила прячущихся с той стороны вагонов врагов, но тут рядом грохнул из своего винтаря чертов Сиволап, палец от неожиданности дернулся и пуля уфитилила черт знает куда.
– Патроны поберегите, – одернул раздухарившихся молокососов Семенов.
Вспыхнувшая было стрельба стала затихать. Пару раз отдаданили винтовки партизан, несколько раз огрызнулись из-за вагонов. Затихло. Только из паровоза кто-то верещал и причитал на непонятном языке.
– И что дальше делать? – забеспокоился Леха.
– Да сейчас с ними разберутся, – ответил дояр.
– Кто?
Зря спросил, потому как с той стороны бодро затрещал автомат, стала знакомо рявкать самозарядка и еще пара винтовок. Вроде кто-то крикнул, но что – опять менеджер не понял.
А потом от состава начал мигать синими вспышками фонарик. Партизаны зашевелились, засуетились, двинув массой к составу. Сиволап с Азаровым вопросительно уставились на своих наставников.
– Ладно, идите, вижу, что невтерпеж. А мы пока поглядим, чтоб кто шустрый не прибежал, – сказал Семенов.
Молокососы подхватились и кинулись к поезду, где уже загорелось с десяток факелов и раздавался шум: видно, вагоны открывать старались.
– Что? И все? – удивленно спросил Леха.
– Мне-то откуда знать? У меня как-то раньше не было такого, чтоб поезда подвзрывать, – пожал плечами пулеметчик.
Потомок замер, ожидая, что вот сейчас – оставшись наконец с ним наедине, дояр напустится с упреками и обвинениями, но Семенов был сух, спокоен и молчалив.
И Леха даже как-то растерялся.
Так молча и лежали некоторое время. Пока не прибежал взбудораженный Сиволап и не заторопил идти к составу. Опять неугомонный комиссар хотел присутствия писарчука, чтобы тот увековечил несколько умных мыслей прямо на месте и был очевидцем. Леха, чувствуя себя смесью журналиста-репортера и стенографистки, пошел с радостью – молчать рядом с Семеновым как-то было неуютно: как ни верти, а черная кошка между ними пробежала. Хотя и не очень понятно все, потому что не злится вроде дояр, а вот как-то призадумался…
У состава здорово прибавилось факелов, и горели эти факелы весьма ярко, давая неплохое освещение. Блики огня придавали поверженному паровозу и груде непонятного железа, вывалившейся из расквашенного вагона, странный средневековый вид. Или киберпанковский. Из убитого паровоза еще валил пар, но уже не так свистяще и угрожающе, видно было, что все, отбегался, болезный. Несколько партизан из второго взвода что-то делали у цистерны, стоявшей в хвосте состава, кто-то гремел железом в россыпях у развороченного остова, другие корячились, пытаясь открыть пару вагонов, оказавшихся ближе всего к штабникам. Судя по пыхтению и матерщине – открыть не получалось. Особенно сложно было это сделать с тем вагоном, что словно на дыбы взвился и так застыл, чернея буферами в темнеющем небе.
Комиссар находился – как и должно – рядом с командиром, который ругался довольно злобно. У стоявшего тут же комвзвода-два вид был виноватый, но ругань была вроде как безадресной. Хотя все было похоже на известную ситуацию: «Я тебя, дочка, ругаю, а ты, невестка, слушай!»
– Ото ж зараза, хвороба бродяча, шоб им вспухло с их ухлем дурацким! – уловил менеджер фразу, содержащую внятный посыл.
– По вашему приказанию прибыл, товарищ комиссар, – заявил Леха, подойдя поближе.
– Добре! Запоминайте, что видите, надо будет завтра в «Боевом листке» отразить максимально точно! Нашим отрядом уничтожен вражеский товарный эшелон в составе паровоза, семи вагонов и железнодорожной цистерны. Гитлеровцы, числом девять человек, перебиты в перестрелке…
– И паровоз не уничтожен еще, и вахоны целы, и цистерна, будь она неладна! Фрицы тоже – не военщина, а железнодорожники, хоть и с оружием. И не все с оружием! – встрял крайне недовольный пышноусый.
И наконец напустился на виноватого комвзвода:
– И чехо стоишь? На паровозе должен быть инструмент – лом, к примеру. Видишь же, что не откроют так. Командуй иди, да чтоб твои не ухробились опять!
– У нас потери, товарищ командир? – не удержался любопытный потомок.
– Типун тебе на язык! – огрызнулся пышноусый.
– Боец додумался смотреть, что в цистерне, сунув в ее люк факел. И башку, – сказал упавшим голосом комиссар.
Леха тут же вспомнил несколько видеороликов с бензовозами и бензобаками, где такие же «умные умники» светили зажигалками в люки и горловины. Но тут, однако, суровых последствий видно не было – цистерна стояла целая, и на двадцать метров пожарище не полыхало.
– И что?
– Опалило ему харю. Воняет, как порося паленая. На его счастье, там мазут оказался: вон факелов наделали. Повезло. Или не повезло. Эту цистерну и не подпалишь толком. Четыре вахона без крыш – с ухлем. Тоже ни пришей ни пристехни. В переднем – всякая железнодорожная тряхомуть: стрелки, фонари, паровозные детали и всяко-разно. Если в оставшихся двух та же дрянь – то зря нохи били. Мохли разведчиками и подрывниками все провернуть, – печально заявил командир. У него даже усы обвисли от такой непрухи.
