Простой советский спасатель 3 (СИ) - Буров Дмитрий
От Олега Сергеевича я едва вырвался. Дежурный врач долго меня осматривал, щупал голову, заглядывал в глаза, стучал по коленкам, уточнял, откуда и при каких обстоятельствах появилась та или иная царапина и порез.
С ожогами мне повезло, не заработал. А вот мелкие ранки, синяк на ноге от удара об угол, небольшие порезы на руках и лице присутствовали. Но тут я не смог объяснить доктору, откуда они взялись, сам не знал. Когда скатывался по трубе во второй подвал вроде головой не крутили фейсом ни за что не цеплялся, а вот, поди ж ты. Разве что приложился о стену шкафа при первом паление. Надо же, а ведь я и правда, некоторые моменты с трудом помню. Вот и ладненько, достоверней разыграю свою партию.
Наконец, я вырвался от доктора и, прижимая к себе папку, потопал в палату, очень надеясь, что сосед уже спит и не будет приставать с вопросами. Моим надеждам, как и всем остальным мечтам за последние сутки, не суждено было сбыться. В палате меня ожидала компания из четверо мужичков, которые резались в карты на пустой соседней койке.
— Ты глянь и вправду живой! — воскликнул тот самый дедок, которого примерно час назад кто-то обозвал старым брехуном. — Точно живой-то, паря? — задрав голову и почесывая куцую бороденку, уточнил старикан, сощурив левый глаз.
— Живой, батя, но адски уставший. Так что я — спать. Все вопросы завтра!
— Да че ты, хех, мы тут тебя ждем, подробности узнать, а ты спать! — хекнул сожитель по палате. — Давай, рассказывай, че случилось? Как ты не угорел-то? Тебя ж пожарники так и не нашли, и люди не видели, как ты с пожара-то выскакивал.
— Не, мужики, я — спать, сказал же. Битый час медсестрам и доктору объяснял, где был, что делал как выбрался. Потом еще Олег Сергеевич устроил форменный допрос точнее осмотр с ног до головы, еле вырвался. Так что, тушите свет, с картами в коридор. Хотя не советую: Василиса Тимофеевна сегодня не в настроение.
— Ты че тут раскомандовался, сопля, хех. Ты как со старшими разговариваешь? А? Верно я говорю, мужики.
Но мужики промолчали, не поддержали нагловатого соседа. Я устало вздохнул: этот день когда-нибудь закончится? Очень хотелось нахамить, но я сдержался, развернулся и шагнул к соседу по палате. Мужичонка сидел на кровати, держа в руках карты веером.
Понятное дело, борзый дядя оказался в проигрышной позиции и тут же попытался вскочить, чтобы перехватить инициативу и задавить авторитетом. Лидер из него такой же как из Васьки-ирода трезвенник. Я возвышался над ним, обгоняя на две головы в росте, это я молчу про собственную ширину плеч.
В голове мелькнула строчка из детского стихотворения: надо спортом заниматься, надо-надо закаляться, надо первым быть во всем. Но тут явно не этот случай. Дядья засуетился не зная как выкрутиться, чтобы не ударить в грязь лицом. Вроде заявился же как крутой мужик, а выходит пшик. С минуту мы поиграли в молчанку с гляделками, потом я растянул губы в улыбке, пожелал всем спокойной ночи, развернулся и пошел к своей кровати.
— Да ты че, борзый, да?
Вот правду говорят, не поворачивайся спиной к шелудивым псам, укусят. Вот и это норовит цапнуть за пятку, сделав неправильный выводы. Я молча засунул папку в сумку, сумку в тумбочку, достал полотенце и умывальные принадлежности и двинул к выходу. Возле порога задержался, оглянулся и очень вежливо попросил, глядя в глаза деду с козлиной бородкой:
— Все разговоры — завтра. До свидания товарищи, — и отправился умываться.
— Да ты чё, сопляк!
— Угомонись, Петро, че ты загоношился? — услышал я сильный и властный голос деда. — Прав парнишка. Хоть и молодой, да поумнее некоторых будет. Ша, ребяты, все по палатам. А то и правда, засиделись мы, как бы Тимофеевна клизьму не выписала, по прямому назначению.
Мужики заржали, и пока я шел по коридору слышал, как они разбредаются по своим комнатам, негромко переговариваясь.
Я вернулся в палату, ожидая продолжение банкета, то бишь скандала. Обычно такие типчики быстро не успокаиваются, если уж решили повозникать. Но, к моему удивлению, мужичонки в кровати не было.
С удовольствием завалившись на кровать и с наслаждением вытянувшись в полный рост, я глубоко вздохнул, закрывая глаза и мечтая только об одном, уснуть и не видеть никаких снов. На этот раз вселенная или кто там отвечает за сновидения, меня услышала, я вырубился и проспал до утра.
Проснулся на рассвете. В отделение было темно и тихо. На койке сопел и прихрапывал сосед. Я даже не слышал, когда он вернулся. Повалявшись и сообразив, что спать больше не хочу, решил взять папку и пойти в холл почитать возле окна. Но сначала перекусить пирожками.
Достал пакет, подумал, решил совместить приятное с полезным, как делал всегда: чтение за столом во время еды — за это меня в детстве только бабушка не ругала. А читал я много и запоем. Прятал книжки под ванной и в туалетном шкафчике за трубами. Нет читать мне не запрещали, но когда я брал в руки книги, то забывал обо всем на свете, выпадал из реальности, забывая не только про домашнее задание но и про мамины просьбы пропылесосить, убраться и прочие прелести семейного быта.
А еще я очень любил валяться в ванной с книгой. что тоже не приветствовалось родителями, несмотря на то, что санузел у нас был раздельный. Приходилось прятать книги под ванную, чтобы валяться в воде и читать.
В туалете тоже частенько запирался, чтобы не мешали. Оно ж ведь как, стоило показаться родителям на глаза, как непременно озадачат чем-нибудь очень важным и нужным. А там мушкетеры и королевские интриги, детективы и погони, индейцы и поиски сокровищ.
Долгое время читал ночами за столом в своей комнате, закрывая двери, прикрывая щель возле пола скатанным покрывалом. Бабушка на мои чудачества не реагировала, мы с ней жили в одной комнате, относилась спокойно, покрывала меня, как водиться во всех делах.
Помню, мама долго удивлялся, почему на моем письменном столе оргстекло пошло волнами, пока не спалила мои ночные бдения. От настольной лампы, которую я очень низко наклонял, покрытие нагревалось, а когда остывало, ровная поверхность превращалась в пластиковые холмы.
После этого пришлось читать под одеялом с фонариком. Хорошо было, когда мама уезжала в командировку на несколько дней. Я мог спокойно читать на кухне, треская ванильные сухари и запивая их молоком. Отец тоже был запойным читателем. Поэтому без мамы сильно не ворчал.
Помню, «Молодую гвардию» и «Горячий снег» я проглотил буквально за сутки. И очень расстроился, думая, что в нашем современном мире больше нет места подвигу. Как оказалось, место подвигу есть всегда. Просто не всегда он громогласный, точнее, подвиги любят тишину. Наверное, поэтому я и стал спасателем.
Отложив сверток с пирожками, я сунулся в тумбочку за сумкой с архивом и офонарел: бумаг на месте не оказалось.
Глава 8
Я встал на колени и едва ли не с головой нырну в деревянное нутро, не понимая, что происходит. Кружка, вещи, тарелка с ложкой, которые Женька притащил по совету Сидора Кузьмич, все лежало на месте, кроме самого главного — папок с архивами Федора Васильевича. Даже скоросшиватель, который я прихватил из сестринской и тот исчез.
Трижды переложив вещи с одной полки на другую, я опустошил тумбочку, вывалив все свое барахло на соседнюю койку, прекрасно осознавая, что все мои действия ни к чему не приведут. Сумка с папками — это не иголка в стоге сена, в маленьком шкафчике затеряться не смогла бы.
Я медленно выпрямился и плюхнулся на койку, растеряно глядя в одну точку. В голове звенела пустота, я пытался сообразить, кому могли понадобиться старые бумаги, и кроме Игорька, которые проявлял нездоровый интерес с моим так называемым конспектам, и, может быть Кузьмича, в голову никто больше не приходил. Мысль хоть и не была лишена здравого смысла, но показалась мне бредовой.
Даже если мои предложения верны и мичман как-то во всем этом замешан, вряд ли он стал бы так рисковать и похищать бумаги из больницы. Тем более посылать Игорька. Чужой человек в отделение маячить долго не сможет, тем более ночью. Когда я вернулся в травму после пожара, бумаги были на месте. Вечером я залазил в тумбочку, брал умывальные принадлежности. Значит, свистнули сумку ночью.
