Юлия Федотова - Опасная колея
Затем, к их большому удивлению, зачем-то свели к лекарю, тут же, при Канцелярии состоявшему. Лекарь велел Роману Григорьевичу снять рубашку, заставил лечь на обитую чёрной кожей кушетку и потом мучительно долго возился: считал пульс, разглядывал старые шрамы и свежие синяки, стучал по рёбрам холодными пальцами, выслушивал через костяную трубку, даже иголки прямо в живое тело втыкал. И, наконец, объявил.
— Что ж, не смотря на то, что пару раз вы были чрезвычайно близки к смерти, теперь здоровье ваше вполне удовлетворительно. Точнее, станет таковым, когда пройдут ушибы. К службе вы, безусловно, годны. Однако, впредь вам не следует себя излишне переутомлять, и питаться вы должны лучше. Вам не помешало бы прибавить в весе.
— Я весьма недурно питаюсь, — холодно ответил Роман Григорьевич, не имевший ни малейшего намерения «прибавлять в весе».
— А, — понимающе кивнул лекарь, истолковав его ответ по-своему. — Военное детство. Что ж, у многих молодых людей теперь так. В любом случае, ешьте побольше жирной свинины с кровью — пойдёт на пользу.
— Спасибо, учту, — пообещал Ивенский сердито.
За Ивенским наступила очередь Удальцева.
— Вы, юноша, здоровы отменно! — заключил лекарь после осмотра куда более беглого. — Однако если станете злоупотреблять вином, то к пятидесяти годам вас непременно ждёт удар.
— Я вовсе не пью вина! — обиженно вскричал Тит Ардалионович.
От лекаря оба ушли очень недовольные, но оказалось, что на этом их испытаниям ещё не конец. За лекарем последовал маг.
В отличие от пожилого лекаря, маг оказался человеком сравнительно молодым для своей профессии — лет тридцати пяти, не старше. Был он очень статен и импозантен. Вместо чёрной мантии, приличествующей ему по роду деятельности, носил коричневый диагоналевый костюм модного покроя и туфли, совсем не подходящие для зимы.
На юного Удальцева он едва взглянул. Спросил сурово:
— Оккультным наукам обучались?
— В гимназии! — затравленно пискнул юноша, маг его подавлял.
— Больше трёх баллов не имели?
— Так точно, не имел! — откуда только узнал, окаянный? Ведь по всем прочим дисциплинам Титушка Удальцев был первым учеником, и только магия ему не давалась, хоть ты плачь!
— Свободны. Нужные амулеты получите завтра, у кладовщика.
Роман Григорьевич решил, что и с ним будет так же легко — и просчитался. Маг сразу схватил его за руку.
— Боги мои! Это что такое?!
— А что? — искренне удивился Роман Григорьевич, о неприятном происшествии в доме убитого он успел позабыть.
— Что? Вы меня спрашиваете, что? Да как вы живы-то до сих пор?!
— Ваш лекарь сказал, что здоровье моё вполне удовлетворительно, — заметил Ивенский сухо.
Маг усмехнулся.
— Молодой человек, кирпичу, который упадёт вам на голову, или экипажу, который вас переедет, не будет никакого дела до состояния вашего здоровья! На вас лежит старинное мадьярское проклятие Мегсемизита, обычно с таким живут не более трёх часов, а вы уже несколько дней ходите как ни в чём… И оберегов на вас серьёзных нет… Поразительно! Расскажите-ка в деталях, что случилось с вами в доме мага Понурова?
Роман Григорьевич нехотя рассказал, и о «праздничных» происшествиях упомянул на всякий случай.
— Да-а, — маг ходил вокруг него кругами и любовался, как на заморскую диковину. — Удивительный случай! Откуда такая устойчивость?… Тем не менее, оставлять проклятие без вмешательства нельзя. Извольте-ка вот сюда, в пентакль… да-да, точно по центру встаньте. Придётся вам, молодой человек, вытерпеть одну не совсем лёгкую процедуру…
Слово «процедура» неприятно кольнуло. Сомнение мелькнуло: уж не решили ли ему всё-таки память «подправить»? Не за тем ли привел их сюда господин Иванов? А все разговоры о новой службе — это так, пилюлю подсластить, чтобы не дёргались лишний раз?
Впрочем, теперь они уже ничего не могли изменить. Оставалось подчиниться…
Обошлось. Память осталась нетронутой, только несколько мгновений выпали из неё: сначала чудовищная боль пронзила руку, ту самую, что уже пострадала от магии в доме Понурова — казалось, будто из неё железным крюком выдирают нервы. А потом Роман Григорьевич вдруг обнаружил себя уже не стоящим в пентакле, начертанном белой краской на каменном полу, а лежащим в чёрном кожаном кресле у окна. Знакомый лекарь склонялся над ним с баночкой нюхательной соли.
— Что же вы творите, милейший Аполлон Владимирович?! — сердито выговаривал лекарь магу. — К чему такая изуверская жестокость? Неужели трудно было подождать пару минут, позвать меня, чтобы я дал молодому человеку опия? От боли умирают, будет вам известно!
— От опия тоже, — насмешливо возразил маг.
— В умеренных дозах опий ещё никому не повредил.
Аполлон Владимирович усмехнулся хищно.
— О! Вот об этом мы с вами, Иван Тихонович, ещё поспорим! Годков, эдак, через сто.
На это доктор отвечать не стал, только возмущённо шмыгнул носом. Потому что лекари, в отличие от магов, по двести лет на свете не живут.
Наконец, все неприятности остались позади. Господин Иванов (впрочем, теперь его следовало именовать господином Ларцевым Антоном Степановичем) проводил подопечных в их новый кабинет, один на двоих. Два окна, два шкафа, два стола. Над столом Романа Григорьевича — портрет государя в золочёной раме строгого профиля, без рельефного узора. Над столом Тита Ардалионовича государь предусмотрен не был, дело ограничилось латинским изречением, тоже в золотой рамке. «Ab haedis segregare oves» — гласило оно: «отделять овец от козлищ». Видимо, именно этим ему отныне предлагалось заниматься.
— Ну вот, — бодро подытожил господин Ларцев, давая понять, что его миссия провожатого завершена. — Все формальности позади, поздравляю с повышением в чинах, — заметим, что для Тита Ардалионовича повышение вышло весьма значительным: дали сразу коллежского секретаря, Роман Григорьевич перешагнул через класс, получил коллежского советника, — можете приступать к работе, продолжать ваше расследование. Будут ли у вас какие-то вопросы, господа?
— Будут, — тут же откликнулся Ивенский. — Раз уж мы теперь служим по вашему ведомству, не скажете ли, известно ли вам по делу Понурова что-то, чего пока не знаем мы? Просто чтобы не делать лишнюю работу и не терять времени даром.
Ларцев серьёзно задумался, собрал складками лоб.
— Что такое известно нам, чего не знали бы вы?… Да пожалуй, немногое, очень немногое. Известно, какие средства предполагается прилечь к данному прожекту, и какие уже были привлечены — для следствия это, согласитесь, непринципиально. Скажу лишь, что цифра имеет порядочно нулей. Известны имена государственных и частных лиц, материально заинтересованных в воплощении этой идеи. Я могу предоставить вам список, но это потребует от вас ещё одной расписки гусиным пером.
— Нам больше интересны были бы имена лиц НЕ заинтересованных, — заметил Ивенский, невольно потирая безымянный палец.
— Ах, когда бы всё было так просто! — развёл руками Ларцев. — Этого мы пока, увы, не знаем. Ищите, Роман Григорьевич, всё в ваших руках! Ещё вопросы?
— Да. Всякий магический портал имеет два конца. Значит, обслуживать его должны два мага. С нашей, московской стороны таковым предполагался убиенный Понуров. А со стороны пальмирской? Вам известно имя второго мага?
— Известно, — с лёгким недоумением пожал плечами Антон Степанович. — Академик Контоккайнен Илья Эмильевич, гроссмейстер. А к чему оно вам?
— Да так… Думается, нелишним будет нам с ним побеседовать. И знаете что? Я бы посоветовал вам телеграфировать в Пальмиру, чтобы к нему приставили охрану. Для душевного спокойствия, знаете ли.
— Вы считаете? — озабоченно нахмурился Ларцев. — Пожалуй… Пойду, распоряжусь. Удачной вам дороги, господа, — он удалился.
— Дороги? Разве мы куда-то едем? — не понял Удальцев, он почему-то вообразил, что академик Контокайнен должен сам явиться из Северной Пальмиры к ним на допрос.
— В Северную Пальмиру мы с вами едем, Тит Ардалионович. Притом нынче же! Насколько я помню, поезд отходит в восемнадцать-тридцать, у нас ещё достаточно времени на сборы. Пожалуй, даже успеем навестит пару-тройку адресов из списка… или нет! Не станем рисковать, отправимся сразу на вокзал. Мы непременно должны уехать сегодня! — Роман Григорьевич и сам не знал, отчего так торопится увидеть пальмирского мага, и что, собственно, надеется у него выведать. Но внутренний голос подсказывал: надо спешить, а внутреннему голосу своему недавний второй пристав, а ныне агент по специальным поручениям Ивенский привык доверять — тот его ещё никогда не подводил.
Часть 2
Во всех углах жилья, в проходах, за дверьми
Стоят чудовища, не зримые людьми:
В. БрюсовПоезд тронулся с опозданием в четверть часа — дожидались некую важную персону, каковой было угодно задержаться. Роман Григорьевич злился — он любил точность, и хотя сам имел обыкновение являться в последнюю минуту назначенного срока, но не опаздывал никогда. Впрочем, внешне он раздражение своё почти не проявлял, так что настроение Тита Ардалионовича было восторженно-безмятежным. Его радовало всё: и внезапная головокружительная карьера (шутка ли, с четырнадцатого класса табели о рангах перепрыгнуть сразу в десятый!), и неожиданный отъезд в «Петровскую столицу» (стыдно признаться, но за восемнадцать лет жизни ему ещё ни разу не довелось путешествовать поездом — только в старом родительском дормезе, на своих), и снег, вновь поваливший крупными хлопьями, и предотъездная суета на станции, и трогательные сцены прощания, коим он стал невольным свидетелем.
