Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Кот, проходящий сквозь стены
Теперь мы отбросили всякое стеснение и действовали без оглядки. Но я хотела еще кое-что ему сказать, поэтому чуть отвела свои губы и со смешком, щекочущим ему рот, проговорила:
— Ты не удивился, что я без панталон? Я их сняла, когда поднималась наверх… не могла же я прощаться с моим бравым воином в панталонах. Смелей, любимый мой солдат — мне ничего не будет, я в положении.
— Что ты сказала?
— Неужели мне опять надо проявлять смелость? Я беременна, Теодор; никаких сомнений, уже семь недель. Так что резинки не надо…
— У меня ее и нет.
— Значит, хорошо, что она не понадобится. Но разве ты не собирался любить меня?
— Нет, не собирался. И в мыслях не было.
— Так вот сейчас ты меня возьмешь. Теперь уж не отвертишься. Я достанусь тебе голенькая, дорогой, без резинки. Хочешь, чтобы я разделась совсем? Я разденусь, если хочешь. Я не боюсь.
Он впился в меня поцелуем.
— Морин, по-моему, ты ничего на свете не боишься.
— Нет, боюсь. Ни за что не пошла бы одна ночью по Двенадцатой улице. Но бояться секса и любви? Что же в них страшного? И ты не бойся, милый. Я буду любить тебя, как умею. А если чего-то не сумею — научи меня, и я попробую. (Теодор, хватит разговоров — бери меня!)
— Сиденье очень узкое.
— Я слышала, молодежь снимает заднее сиденье и устраивается на земле. Там, сзади, и полость есть.
— Ага.
Мы вышли из машины, и тут произошла история прямо в духе Кейстона Копса.
Вудро.
Мой любимчик, которого я бы в тот момент охотно придушила, спал на заднем сиденье и проснулся, когда я открыла дверцу. То есть это я думала, что он проснулся — может быть, он не спал и все слышал, запоминая незнакомые слова для будущих расспросов — или для шантажа.
Ох, уж этот мальчишка! И что из него только вырастет?
Вслух я произнесла полным счастья голосом:
— Вудро, негодник ты этакий! Сержант Теодор, посмотрите-ка, кто спит на заднем сиденье, — я протянула руку назад, стараясь застегнуть Теодоровы бриджи.
— Сержант Тед обещал взять меня в Электрик-парк!
И мы, уже под присмотром, отправились в Электрик-парк.
Интересно, старалась ли еще какая-нибудь женщина «погубить себя» так же, как я?
Двадцать часов спустя я лежала в своей постели. По правую руку от меня лежал мой муж капитан Брайан Смит, по левую — мой любовник капитан Лазарус Лонг. Каждый положил руку мне под голову и ласкал меня свободной рукой.
— Брайан, любимый, — говорила я, — когда Лазарус завершил пароль, произнеся: «…но только пока не настали тяжелые времена», я чуть не упала в обморок. А когда он сказал, что происходит от меня — то есть от нас с тобой — то есть от Вудро — я почувствовала, что схожу с ума. Или уже сошла.
Брайни щекотал мой правый сосок.
— Не волнуйся, Вертлявые Ляжки. У женщин это не так заметно — лишь бы не забыла, как стряпать. А ну-ка перестань.
Я ослабила хватку.
— Неженка. Не так уж я и сильно.
— Я несколько не в форме. Капитан Лонг, насколько я понимаю, вы решили открыться — в ущерб своим же интересам — лишь для того, чтобы сказать мне, что меня не ранят и не убьют.
— Нет, капитан, совсем не поэтому.
— Тогда сознаюсь, что ничего не понимаю.
— Я открыл, что я говардовец из будущего, чтобы успокоить миссис Смит. Ее безумно тревожило то, что вы можете не вернуться. И я сказал ей, что уверен в вашем возвращении. Поскольку вы один из прямых моих предков, я изучил вашу биографию еще в Бундоке и знаю, о чем говорю.
— Ценю ваши побуждения. Морин — мое сокровище. Но вы и меня успокоили.
— Извините, капитан Смит — я не говорил, что вас не ранят.
— Как же не говорили? Вы только что…
— Нет, сэр. Я сказал, что вы вернетесь — и вы вернетесь. Но я не говорил, что вас не ранят. В архивах Бундока на этот счет ничего нет. Вы можете лишиться руки. Или ноги. Или глаз. А может, и рук и ног — не знаю. Я уверен только в одном: вы останетесь в живых и сохраните в целости свои гениталии — в архивах есть сведения, что у вас будет еще несколько детей — те, что появятся после войны, после вашего возвращения из Франции. Видите ли, капитан, в Архивах Семей Говарда содержатся в основном генеалогические данные — других почти нет.
— Капитан Лонг…
— Зовите меня лучше «Бронсон», сэр. Здесь я сержант — мой корабль находится в далеком будущем и за много световых лет отсюда.
— Тогда и вы бросьте называть меня «капитан» ради всего святого. Я Брайан, а вы Лазарус.
— Лучше Тед. Ваши дети зовут меня «дядя Тед» или «сержант Тед». Имя Лазарус вызовет лишние расспросы.
— Теодор, — сказала я, — отец знает, что ты Лазарус, и Нэнси с Джонатаном знают. Будет знать и Кэрол, когда ты ляжешь с ней в постель. Ты разрешил мне рассказать все Нэнси, когда лег в постель с ней, а мои старшие дочки слишком близки друг к другу, чтобы хранить такие тайны — так мне кажется.
— Морин, я разрешил тебе рассказать обо мне кому угодно — все равно не поверят. Но слишком долго объяснять каждому все сначала. И почему ты полагаешь, что я лягу в постель с Кэрол? Я ничего на этот счет не говорил и не просил о такой привилегии.
Я повернулась вправо.
— Ты слышишь этого человека, Брайан? Понимаешь теперь, почему мне больше года не удавалось его изловить? Он ничуть не возражал против того, чтобы трахнуть Нэнси…
— Меня это не удивляет — я тоже не возражал бы, — облизнулся мой муж. — Нэнси — нечто особенное, я всегда это знал.
— Старый ты козел, любимый. Не думаю, чтобы ты пропустил хоть одну юбку с тех пор, как тебе исполнилось девять…
— Восемь.
— Хвастун и врунишка. И Теодор не лучше. Дает мне понять, что готов исполнить мечту Кэрол, если я улажу это со штабом, то есть с тобой… я это делаю, потом говорю Кэрол, чтобы не отчаивалась — мама хлопочет, и все еще может быть хорошо. А теперь он делает вид, будто впервые об этом слышит.
— Я предвидел, Морин, что у Брайана будут возражения — и они есть.
— Минутку, Лазарус. Я не возражаю. Кэрол — физически взрослая женщина и, как я сегодня узнал, уже не девственница. Оно и не удивительно: Кэрол на год старше, чем была ее мать, когда…
— Почти на два, — вставила я.
— Ты молчи — я дочку сватаю. Я просто оговорил несколько разумных правил, чтобы уберечь Кэрол. Ты ведь согласен, Лазарус, что они разумны?
— Безусловно, капитан. Просто я отказываюсь подчиняться им. Это мое право, как ваше право — устанавливать их. Вы поставили мне условие, что я могу сойтись с вашей дочерью Кэрол только по вашим правилам. Решено — я ее не трону.
— Прекрасно, сэр!
— Джентльмены, джентльмены! — позволила я себе несколько повысить голос. — Вы оба прямо как Вудро. Что это за правила?
Теодор промолчал, а Брайан обиженно ответил:
— Во-первых, я просил его воспользоваться резинкой. С тобой или с Нэнси это было не обязательно — вы обе и так брюхатые. Он отказался. Тогда я…
— Ты удивлен, дорогой? Не ты ли говорил, что это все равно, что мыть ноги, не снимая носков.
— Да, но Кэрол ребенок пока совсем ни к чему. И уж тем более незаконный, пока она не заключила говардский союз. Я знаю, Мо, Теодор — тоже говардец, поэтому сказал: ладно, если Кэрол забеременеет от этакого прощания с солдатом, пусть он тогда пообещает, что после войны вернется, женится на Кэрол и возьмет ее с ребенком на… как называется твоя планета, капитан? Бундок?
— Бундок — это город, я живу в его пригороде. Планета называется Теллус Терциус, Земля номер три.
— Почему же ты не соглашаешься, Теодор? — вздохнула я. — Ты говорил, что у тебя четыре жены и три собрата-мужа. Почему бы тебе не жениться и на нашей Кэрол? Она хорошо готовит и не так уж много ест. И у нее славный характер и любящее сердечко, — я думала о том, с какой радостью сама отправилась бы в Бундок — и вышла замуж за Тамару. Этого, конечно не будет — у меня ведь тут Брайни и малыши, но помечтать и старухе можно.
— Я живу по своим правилам, — медленно сказал Теодор, — и у меня на то свои резоны. Если капитан Смит не доверяет моему отношению к людям…
— Не к людям, капитан! А к шестнадцатилетней девочке, за которую я отвечаю.
— И я тоже. Я повторяю — к людям, шестнадцатилетние они девочки или нет. Вы требуете от меня обещания — обещаний я не даю. Это все, и я жалею, что мы подняли этот вопрос. Я его не поднимал. Я здесь не для того, капитан, чтобы спать с вашими леди — я приехал попрощаться и поблагодарить семью, которая дарила мне тепло и гостеприимство. Я не хотел смущать ваш покой. Извините, капитан.
— Тед, не будь ты таким официальным, черт тебя подери. Ты прямо как мой тесть, когда он сердится. Ничей покой ты не смущал. Ты принес большую радость моей жене, и я благодарю тебя за это. Я знаю, что она все подстроила: она давно говорит, что сделала бы с тобой, если бы застала одного. Речь только о Кэрол, а она на тебя не покушалась. Если ты не хочешь ее на тех минимальных условиях, которые я поставил для ее же блага, пусть путается с мальчишками своего возраста, как ей и положено.
