Шайтан Иван 7 (СИ) - Тен Эдуард

— Ты хотел повидать аманата? Ужин уже окончен, все воспитанники сейчас в казарме, занимаются. Пойдём, сможешь увидеть их и поговорить.

При их появлении в дверях казармы гул голосов мгновенно стих. Десятки глаз с любопытством и лёгкой настороженностью устремились на вошедших. Длинный общий стол был окружён мальчишками самого разного возраста.

— Это их дом, — тихо сказал Руслан.

Джоха окинул взглядом просторное помещение: чистота и строгий порядок. Приглушённый свет масленых ламп отбрасывал на стены колеблющиеся тени. Молчаливые, внимательные взгляды мальчиков разных национальностей сопровождали каждого гостя. Байсар тронул брата за локоть и подвёл к двухъярусным нарам.

— Вот моё место, я сплю здесь, — с гордостью указал он на аккуратно заправленную постель.

Спальное место было небогатым: войлочная подстилка, валик, служивший подушкой, и свёрнутая у изголовья бурка. Вдруг Джоха заметил знакомое лицо — это был Рахим, сын старейшины из Адиль-Отара. Их взгляды встретились, и Джоха с едва заметно кивнул юноше.

Вернувшись в дом, братья засиделись далеко за полночь. А на рассвете, едва первая полоса света тронула горизонт и база начала потихоньку оживать, Байсар вскочил на ноги. Крепко обняв брата, он торопливо произнёс:

— Прости, Джоха, но мне нужно идти. Я десятник, мои ребята ждут.

И, не оглядываясь, быстро вышел, растворившись в утренних сумерках. Джоха посмотрев долгим взглядом в след брату. Вздохнув, он стал собираться.

Я не стал заезжать в Пятигорск, направился к Веселову, в третью сотню.

— Здравия, командир! — обрадовался Веселов. — Никак к Хайбуле собрался?

— Смотрю я на тебя Ерёма и вижу, не испытываешь ты никакого пиетета к начальству? Сияешь, как рубль новой чеканки.

— Так чего плохого в том, что начальство рад видеть? — рассмеялся он.

— Ты должен испытывать трепет и почтение при виде меня. Ладно, пошли в штаб, доложишь, что и как у тебя дела обстоят.

После долгого разговора и ужина, когда за окном сгустилась ночь, Ерёма, отодвинув пустую кружку, наклонился ко мне.

— А может, командир, есаул и прав? Чего нам ждать? Доходят слухи, что Абдулах-амин воинство собирает для набега. Давай выйдем наперёд, вдарим первыми! Разведка прознает, где они собираются, и мы их упредим.

Я понимал его порыв, этот зуд в ожидании боя, знакомый каждому солдату.

— Мысль здравая, Ерёма, — остудил я его, — но не всё так просто. Наши действия нужно согласовать со штабом линии. Без их одобрения — ни шагу. Сам понимаешь, не согласованность, бедой обернётся

— Ладно, командир, — сотник вздохнул смиряясь. — На то ты голова, тебе и думать.

К исходу следующего дня мы были уже в Картахе. Хайбула и Мелис встретили меня тепло, с радушием, словно дорогого родственника. Меня уже второй день дожидалась группа дальней разведки. Но они не торопились с докладом, терпеливо дожидаясь окончания всех церемоний. А значит, ничего чрезвычайного не случилось. Довольное лицо Хайбулы и спокойный, ясный взгляд Мелис красноречиво говорили о том, что дела идут своим чередом и обстановка стабильна.

Наконец, когда все формальности были соблюдены, мы остались с Хайбулой наедине в его кунацкой, где потрескивал в очаге огонь.

— Судя по твоему довольному виду, мой друг, ты не слишком-то опасаешься угроз со стороны Абдулаха-амина? — начал я.

— Ты всё видишь, Пётр, — усмехнулся он, поправляя рукоять кинжала на поясе. — Ко мне недавно наведывался Хамид. Рассказал много любопытного. Многие аварские тухумы не горят желанием идти с Абдулах-амином в набег. Опасаются ответа от вас. Все прекрасно понимают: в случае беды Абдулах-амин лёгок на подъём, отступит в высокогорье, а если и там прижмут, так и в Турцию уйдёт. А люди останутся одни на растерзание. На что им тогда надеяться? Старейшины уже четырёх селений, через того же Хамида, просят меня принять их под свою руку и родичи самого Хамида задумались о мирном соглашении с тобой.

Хайбула старался сдерживаться, но не смог унять довольную, чуть торжествующую улыбку.

— Ты был прав, Пётр. Все устали от войны. Хотят мирной жизни. И она возможна. Пусть не такая, как нам мечтается, но всё же — мир. На приемлемых условиях. Жизнь, в которой не дрожишь за завтрашний день, не ждёшь каждую ночь смерти или разорения.

Глава 9

Уже совсем поздно, за полночь встретился с разведкой. Докладывал Эркен.

— Да, командир, все подтверждают подготовку к набегу. Абдулах-амин бросил клич. По рассказам добровольцы есть, но их не так много.

— Мои родственники говорят, что многие не хотят участвовать в набеге и молча не исполняют волю Абдулах-амина. Горные вольные тухумы тоже не откликнулись на его призыв. Они понесли большие потери в последней стычке с нами. Добровольцы конечно есть, но в основном чеченцы, кумыки, лезгины. Очень Абдулах-амин надеется на черкесов с побережья и наёмников с Турции. — добавил Халид.

— Молодцы, моя благодарность вам. Завтра выйдем домой.

Тронуться утром, как планировалось, не вышло. Едва я умылся и оделся, как в комнату постучал слуга хозяина дома.

— Господин, Хайбула просит вас к себе, — почтительно сообщил он.

Я застал Хайбулу в гостевой комнате, где пахло деревом и воском. Он сидел за низким столиком, на котором дымились две чашки крепчайшего кофе.

— Ассаламу алейкум, Пётр, — его приветствие было тёплым, но в глазах читалась серьёзность. — Садись, друг.

Дождавшись, когда я сделаю первый глоток горьковатого напитка, он продолжил:

— Помнишь, я как-то рассказывал тебе об аккинцах?

Я молча кивнул, всем видом показывая, что весь во внимании.

— Сейчас у меня гостит их посланник, старший сын Сулай бека, старейшины из Акин-Ауха. Речь о четырёх селениях в предгорьях. И они хотят говорить не с русским чиновником, а именно с тобой, — Хайбула усмехнулся, — с Шайтан-Иваном. О тебе ходят легенды. Они видят, что наш мир — не просто бумажка, и верят твоему слову. Но не верят твоей же администрации. Их сородичи, живущие у Линии, постоянно жалуются на поборы и притеснения со стороны мелких начальников. Они хотят заключить мирный договор с тобой, лично, надеясь, что ты проследишь за честным исполнением договора со стороны администрации.

Меня будто обухом по голове ударило. Ситуация была чудовищно сложной. Они предлагали мне роль, на которую у меня не было ни полномочий, ни ресурсов. Как я смогу обуздать алчные руки тыловых чиновников и пыл местных военачальников? И кто, в свою очередь, поручится за самих аккинцев?

— Хайбула, — начал я, тщательно подбирая слова. — Ты знаешь, я всем сердцем за такое дело. Но я не всесилен. Есть вещи, которые решаются далеко отсюда, в высоких кабинетах. Этот вопрос… он требует высочайшего одобрения.

— Я понимаю тебя, Пётр, — мягко отозвался Хайбула. — Но так же понимаю и их. Ты ведь сам когда-то сказал мне в минуты моих сомнений. Даже самые великие дороги начинаются с первого шага. Разве не с этого мы начинали с тобой?

— Кто они вообще, эти аккинцы? — спросил я, желая оттянуть время на раздумья.

Хайбула откинулся на подушки, задумался.

— Когда-то давно, с разрешения аварских ханов, они спустились с горных ущелий Акки на эти равнины. Платили ясак, пахали землю. История у них… непростая. Сначала они были среди самых ярых сторонников Абдулах-амина. Их селения не раз грабили и разрушали, но они, как трава после дождя, возрождались вновь. Их хлеб кормит многие аулы. Сейчас они устали. Устали от бесконечной войны, от того, что лучших их юношей убивает чужая вражда. Я думаю, они будут просить у тебя не только мира, но и защиты от предстоящего набега.

Он помолчал, давая мне осознать тяжесть его слов.

— Я не склоняю тебя ни к какому решению, Пётр. Ты волен поступить так, как велит тебе долг и совесть. Посланник ждёт в гостевом доме. Если не готов говорить с ним — не надо. Я найду слова, чтобы деликатно отказать.