Красный Вервольф 5 (СИ) - Фишер Саша

— Странно это слышать от советского человека, — пробормотала Злата.

— Я, прежде всего, человек опытный, поживший на этом свете и всякого повидавший, — вздохнул я. — Ты должна понимать, что пока суд да дело, Фимку могут отправить в детский дом, а тебя — под следствие. Женщин с освобожденных территорий, замешанных в интимных связях с врагом, в лучшем случае отправляют в Сибирь, в ссылку. Вместе с детьми.

Бедняжку аж передернуло, она беспомощно пробормотала:

— Ну должна же быть какая-то справедливость?..

— Забудь о справедливости. Твоя забота — жизнь и здоровье сына. После того, как выполним задание, я помогу вам с Фимкой и твоему Помидору уехать из Пскова. А там Серебряков пусть сам кумекает, как вам за океан перебраться.

Злата всхлипнула и кивнула. Я махнул рукой «лихачу». Тот притормозил клячу. Я помог спутнице подняться в раздолбанный экипаж, сунул извозчику плату. Проводив повозку взглядом, поспешил к городской управе, радуясь, что заранее забил стрелку с Юханом именно в этом месте, еще не зная, что мне понадобится посетить сегодня господина бургомистра. В компании громилы чухонца мои аргументы будут весомее. Юхана я увидел издалека. Он торчал посреди площади, словно пожарная каланча. К нему пыталась пристать какая-то дамочка, судя по аляповатому наряду, ищущая заработка вне офицерского борделя.

— Юхан! — окликнул я чухонца.

Он отмахнулся от проститутки, обернулся, пожирая меня оловянными глазами.

— Я зтесь, хозяин!

Вот это молодец. Быстро перестроился. Понял, что поручик оказался слабаком.

— Идем в управу, — сказал я ему. — Будешь на подхвате.

Он кивнул. И мы поднялись на крыльцо. Охраняющий вход в здание городской управы полицай мазнул сонным взглядом по Юхану и, видать, узнал в нем соотечественника, потому и не стал спрашивать документов. Охраннику, который ковырялся в носу, в вестибюле, я сказал:

— Князь Горчаков к господину бургомистру!

— Валяй! — пробурчал тот.

— Этот со мною! — показал я на чухонца.

И мы направились на второй этаж к кабинету Черепенькина. В комендатуру мы бы так запросто не попали. Мало того, что наши ксивы раз десять сличили бы с физиономиями, так еще бы и обшмонали с ног до головы. Вдобавок — нас бы обнюхали овчарки на предмет обнаружения взрывчатых веществ. Жизнь предателя, который именовался городским головой, немецкое командование мало интересовала. Убью одного, назначат другого. Эка невидаль! Юхан отворил дверь приемной, сунул голову, повертел ею и только тогда отступил в сторону, пропуская меня. Я шагнул через порог и замер.

Глава 7

Здрасте. Давно не виделись! В приемной бургомистра, постукивая пальцами по пузатому портфелю, сидел ни кто иной, как товарищ Лаврик! Он же — Юрий Иванович Карнаус. Глянул в мою сторону и бровью не повел. Не узнал? Как же! Профессиональная выдержка матерого чекиста. Что он делает в приемной Черепенькина? Судя по толстовке, заправленных в сапоги диагоналевых брюках и портфелю работает под мелкого служащего.

Ну ладно — под среднего. Это с такими-то ручищами и такой-то ряхой! Ладно, это потом. У меня тоже выдержка.

— Вы по какому вопросу, граждане? — осведомилась секретарша, не красивая, тощая, с кудряшками истерзанных перманентом волосиков.

Она бы еще обратилась к нам с Юханом «товарищи», то-то смеху было бы!

— Князь Горчаков к господину бургомистру, — доложил я. — А это мой камердинер.

Секретарша остолбенела. Видать, живьем князей да еще с камердинерами ей встречать еще не доводилось.

— Будьте любезны обождать! — проблеяла она. — У них посетитель.

Величаво кивнул, я уселся на стул, рядышком с Лавриком. Тот по-прежнему шлепал пальчиками, которыми смог бы задушить волкодава, по дерматину своего портфельчика. Правда, ритм этих шлепков сменился. Я навострил уши. Шлеп, шлеп, шлеп, шлеп-шлеп, шлеп, шлеп-шлеп, шлеп-шлеп. Ага. Морзянка! Точка, точка, точка, тире, точка, тире, тире… И далее в различных комбинациях. «С-Е-М-Н-А-Д-Ц-А-Т-Ь Ч-А-С-О-В Л-Е-Т-Н-ИЙ С-АД». Я кивнул, сделав вид, что собираюсь чихнуть. В этот момент из кабинета Черепенькина вышел маленький старичок в полотняной паре, парусиновых туфлях и старинных круглых очках.

Покачав головой, он подошел к вешалке и принялся дергать длинный прорезиненный плащ, пытаясь снять его с крючка. Карнаус сорвался с места, помог ему не только снять с вешалки плащ, но и облачиться в него. После схватив кургузое пальтецо и кепку, вышел из приемной вслед за пожилым очкариком. Секретарша подорвалась со своего стула, просунулась в дверь кабинета своего патрона, оставив в приемной только откляченный непривлекательный зад и что-то пропищала. Выслушав ответ, выпрямилась и торжественно произнесла:

— Пройдите, господин Горчаков. Бургомистр вас примет.

Знаком велев Юхану оставаться на месте, я прошел в кабинет городского головы. Лысоватый шатен, среднего роста, лет пятидесяти с небольшим, в очках сидел за скромным канцелярским столом, заваленным бумагами. Увидев меня, с готовностью поднялся, протянул слабую руку, которую я проигнорировал. Тогда он кисло улыбнулся, дождался покуда я опущусь в кресло для посетителей, и только тогда позволил себе снова сесть. Очки он при этом снял и тут же принялся протирать стекла носовым платком.

— Чем могу служить, ваше сиятельство? — осведомился он.

— Я представляю лесозаготовительную фирму моего дяди, князя Сухомлинского, — заговорил я. — Недавно партизаны пустили под откос состав с кругляком, который принадлежит нам. В связи с чем, у нас к вам просьба, господин Черепенькин, выделить нам для проведения восстановительных и погрузочных работ людей из числа лиц, подвергнутых административному наказанию. Обеспечить их транспортом и продовольствием.

— Понимаю, понимаю, — покивал залысинами предатель. — Это прискорбное происшествие случилось, если не ошибаюсь, в районе Подберезья?

Я не шелохнулся. Потому что старый князь не назвал мне место, где бойцы Слободского подорвали узкоколейку. Однако Черепенькину и не нужно было подтверждение. Он горестно повздыхал, всем видом показывая, что моя просьба совершенно невыполнима. Я продолжал сверлить его взглядом прожженного коммерсанта и циника. Бургомистр под этим взглядом стушевался, но продолжал молчать, а пальцы его, лежащие поверх бумаг, непроизвольно шевелились, словно пересчитывали купюры.

— Василий Максимович, — сказал я. — Если вы ждете от меня взятку, то хочу напомнить вам, что по законам Рейха взяточничество чиновников карается крайне жестоко.

Городской голова вздрогнул и вцепился пальцами в узел галстука, словно это была пеньковая петля, наброшенная ему шею.

— Господин Горчаков, — сдавленным шепотом произнес он, — вы забываетесь…

— Это вы забываетесь, Черепенькин, — ответил я. — Вы думаете, что будете вечно занимать должность бургомистра? Прибудет новый комендант, штандартенфюрер фон Штернхоффер, и прикажет ревизовать ваше хозяйство, обнаружит факты преступной халатности, которые сочтет актами прямого саботажа и добро пожаловать на перекладину, господин голова?

Черепенькин задергался, словно из-под него уже вышибли табуретку. Вот-вот кондратий хватит.

— Я… я вас понял…

— Превосходно, господин бургомистр, — благосклонно проговорил я. — Завтра, по завершению комендантского часа, напротив управы должен стоять грузовик с людьми и запасом продовольствия на трое суток. Вы лично принесете разрешение, подписанное комендантом. А чтобы у вас не возникло соблазна увильнуть, с вами до утра побудет мой человек. Он сейчас находится в приемной. Это гражданин союзной Великому Рейху Финляндии. Человек он крепкий, но лишенный чувства юмора. Так что не советую вилять, господин Черепенькин.

— Я все понял, ваше сиятельство, — уже почти спокойно произнес бывший учитель. — Буду рад услужить. Передайте дядюшке мое глубочайшее почтение.

— Всенепременно.

Поднявшись, я подошел к двери, рванул ее на себя и позвал чухонца. Юхан втиснулся в дверной проем, который был для него узковат.